Альвиана: по зову сердца и луны

Ганова Алиса

— Сердишься на меня?

— За что?! — изобразила удивление. — Увидимся позже! — махнула рукой и зашагала дальше.

Думала, Маглеб выйдет из себя, будет опять демонстрировать холодность, однако нет. После окончания занятий он поджидал меня на крыльце Академии. Стоило рыбке сорваться с крючка — рыбак занервничал и пошел на попятную. Надо же.

— Я провожу тебя! — взял меня за руку и поднес ладонь к губам. Вырываться не стала, но на него смотрела вскользь. Зато Нэгнет рассматривала нас с большим любопытством.

— А как же дела? — не удержалась я от шпильки и поинтересовалась.

— Перестань.

— Что?

— Перестань

ерничать!

— Я и не ерничаю. Ты же Маглеб — будущий глава рода, поэтому уверена, дел у тебя много.

— Альвиана, — он неожиданно накрыл мою руку второй ладонью и заглянул в глаза.

— Обещай, если тебя кто-то попытается обидеть — скажешь мне.

— Конечно, Эвин, кроме тебя, мне больше не у кого просить помощи! — легко солгала. Постараюсь обойтись без его помощи, но Маглеб этого не знает. Он оживился и дальше всю дорогу увлеченно болтал.

Распрощавшись с ним у ворот, я миновала двор общежития, пожелала Нэгнет хорошего вечера, зашла в комнату и наконец-то убрала с лица напускную улыбку.

Да будь, как будет! Устала планировать и ошибаться, начинать сначала и переживать. Чихать на все. И, вообще, почему я должна обязательно быть с кем- то? Может, Тойлепы намеренно запугивают меня родными Альвианы? Тут вспомнила о женихе двойника, и холодок прошел по спине. Эх, если бы не тень «родственников», я бы закончила спокойно курсы, оплатила обучение у здешнего парикмахера — и жила тихонечко. Вот сбегу ото всех подальше и спрячусь в каком- нибудь большом городе…

Я все больше склонялась к этому варианту. Но это потом, пока еще не время — надо на курсах как можно больше узнать о новом мире и подготовиться к самостоятельной жизни.

Настойку я пью уже больше недели. Она действует — но не так, как хотелось бы. Да, я не сбегаю к Ловчему, однако он мне снится каждую ночь. И во сне меня по нему обуревает такая тоска, что хоть вой. Как его вытравить из подсознания?

Ужасно, когда ненавидишь человека и при этом тянешься к нему. Привязка, как ядовитый паук, оплела меня сетью и каждую ночь впрыскивает яд, отравляя жизнь, ставшую без Дельрена серой и будто бессмысленной. Вроде бы и чувств к нему нет, и держусь как-то, но чувствую, что-то со мной не так. Не зря Нэгнет пристает с расспросами: «Альвиана, у тебя что-то болит?» Уж если она замечает неладное — дело и впрямь дрянь. Но я улыбаюсь и отвечаю ей: «Нет, все хорошо. Просто устала». И только мадам Пуи понимает, как мне тяжело, успокаивает и поддерживает. Приходит вечером, смотрит на меня с жалостью и наставляет:

— Держись, Альвианка, и пока связь не окрепла — борись. А если готова покориться — смирись.

— Нет, — отвечаю ей каждый раз, и она, улыбаясь, мягко приговаривает:

— Вот и умница.

Если бы не комендант, уже давно бы приползала к Дельрену.

Мой зверь доставляет много хлопот, и я начинаю ненавидеть его. Вот жила себе спокойно, а потом бац — и сомнительное счастье привалило. Бегаю ночью голой, забираюсь к одному мерзавцу в постель, подсознание бунтует.

Наверно, было бы легче принять себя новой, если бы двуликие одногруппницы походили на гордых, прекрасных животных, каких описывают в фэнтези. А то была я девушкой с гордостью, человеком, венцом эволюции, а теперь озабоченная зверунья, не контролирующая себя. И что еще обиднее — какая-то дефективная я оборотница: оборачиваться не умею, немереной силы

в теле, супер нюха и выносливости тоже не ощущаю, зато имею привязку, и не абы к кому — ко врагу! Тьфу.

А самое ужасное, что за это сомнительное новое «качество», осложняющее жизнь, заплатила любимой семьей, привычным миром, удобным бытом, хорошим женихом, относившимся с уважением, и взамен получила дикий клан и кучу проблем, сыпавшиеся на меня, как из рога изобилия. Вдобавок из-за изводящих сновидений не высыпаюсь и выгляжу измотанной. Еще нервничаю перед предстоящим зачетом. Магистр за каждую пропущенную лекцию заставит меня раскаяться. И пока есть возможность задать ей вопросы по непонятным моментам, показать, что в предмете разбираюсь, следует взять в библиотеке еще одну книжку, поэтому я и ушла в академию одна пораньше.

К концу лета трава разрослась и, после прошедшего перед рассветом дождя, источала запах скошенного сена. В зарослях трещали цикады и сверки. При ветре с листьев на голову падают дождевые капли…

Пройдя половину пути, я уловила за спиной тихий треск веток. Огляделась — никого. Подхватила юбку, ускорила шаг, но успела сделать лишь несколько шагов — со спины кто-то налетел на меня и сбил с ног. Слетев с дорожки, я потеряла равновесие и рухнула на влажную траву, уткнувшись лицом в пахнущую грибами мокрую землю.

Напавший железной хваткой схватила меня за хламиду, поднял и с силой швырнул в лесную гущу. Упав на край лога, я покатилась вниз, лишь чудом успев прикрыть руками лицо, иначе бы от удара лишилась зубов. От боли дыхание сперло, в глазах потемнело. Казалось, если сейчас не задохнусь, лишусь сознания. Но меня схватили за волосы и рывком подняли на ноги.

— Шлюха подстилочная! — просипел над ухом жених Альвианы. От него исходил омерзительный запах мокрой псины, жравшей тухлятину. Я затаила дыхание, сморгнула набежавшие слезы — и увидела скалящуюся полузвериную морду, со стекающей по подбородку вязкой слюной.

— Думала подружкой прикрыться?! — он стянул пятерней мои волосы, и я взвыла от боли.

Боясь, что сейчас меня ударят, сжалась от страха, но вместо этого по щеке заскользил слюнявый, липкий язык.

— Не надо! — я отчаянно дернулась, чем вызверила двуликого.

— Тварь! — засипел он и замахнулся…

Я закричала, зажмурилась… и услышала глухой удар, затем хрип и злое сипение Ловчего:

— Сдохни!

Распахнув глаза, подумала, что лежу в обмороке, потому откуда здесь может быть Дельрен, осыпающий градом ударов двуликого? Удары чавкали, пугали своим противным звуком. И хоть сантиментов к несостоявшемуся насильнику я не испытывала, от того, как Ловчий бил обросшего жидкой шерстью получеловека по голове, телу, снова голове, стало страшно. Оборотень пытался уползти, хлюпал сломанным носом, хрипел, но Дельрен продолжал с остервенением, безжалостно месить его сапогом, пока не выдохся.

После шума борьбы тишина звучала не менее зловеще. Обнимая ствол, я пыталась побороть тошноту, озноб, накатившую слабость, в то время как Ловчий обтер рукавом мокрое лицо, снял с себя ремень и принялся скручивать поверженного врага.

Тот дернулся, закашлял, отплевываясь кровью, но Ловчий без капли жалости стянул когтистые руки с густой темно-бурой шерстью и, убедившись, что тот надежно связан, встал и еще раз от души пнул поверженного двуликого под ребра, которые недобро хрустнули.