Алые Евангелия

Баркер Клайв

— Ты! Штой! — сказал Феликссон.

Гарри покачал головой.

— Неа.

Гарри поднял руку и просунул ее за книжный шкаф, стоявший между ним и Феликссоном. Комната была слишком узкой, чтобы позволить книжному шкафу полностью опрокинуться. Он ударился о полки на противоположной стене, исторгнув остатки своего содержимого.

Когда все рухнуло, Гарри толкнул дверь, которая уже успела закрыться, и вышел в серую комнату. Позади себя он услышал шум раскалывающегося дерева, пока Феликссон терзал шкаф, чтобы добраться до двери. Гарри развенулся и захлопнул её. Замок автоматически защелкнулся,

и иллюзорная дверь мгновенно снова пропала. Но так долго не могло продолжаться. Похоже обладая нечеловеческой силой, Феликссон решительно ударил в дверь. Дверь распахнулась, слетев с петель.

— А теперь умри, детектив! — проговорил Феликссон, выходя из маленькой комнаты. Прежде чем Гарри смог осознать невозможное знание Феликссона о своей профессии, свет в узкой комнате вспыхнул с внезапной яростью, озарив все безумной ясностью разрядов молнии. Словно акцентируя внимание на происходящем, из крохотной комнаты вырвалась цепь с крюком и рванулась в сторону Гарри, скрежеща. В ответ Феликссон немедленно упал на пол, изо всех сил стараясь защитить свои головы. Между тем, татуировка, недавно добавленная Кэзом ("потому что", — заявил Кэз, — "ты, черт возми, заслужил ее, чувак"), дико зудела, ее скверные сигналы были однозначны: Это угроза смерти.

Но не Гарри был целью крюка. Его мишенью была дверь позади него, и крюк, и цепь обрушились на нее с неистовством. Дверь захлопнулась, и крюк скользнул вниз к ручке, несколько раз обернув цепь вокруг испещренной металлической ручки. Наконец, интерес уступил место более низменной панике, и именно тогда Гарри бросился к двери и попытался ее открыть. Ему удалось открыть ее всего на несколько дюймов, когда он почувствовал острую боль в шее и прилив влажного тепла, начавший растекаться по его спине и груди, разбившись о плечо.

Невидимый крюк пронзил его, но Гарри не обратил на него внимания и продолжал пытаться распахнуть дверь, скрипя зубами от боли, которая, как он знал, придет, когда он вырвется на свободу. Осушив до дна свой словарный запас нецензурной лексики, Гарри потянул дверь, но крюк в плече погрузился глубже, а затем цепь, к которой тот был прикреплен, натянулась, и Гарри отбросило от двери и всякой надежды на побег.

8

— Не утруждай себя, Гарри Д'Амур, — сказал Сенобит, освобождая Гарри от хватки цепи. — Ибо некуда бежать.

— Ты… знаешь мое имя, — проговорил Гарри.

— Как и ты, без сомнения, мое. Поведай мне, Гарри Д'Амур, какие слова, произнесенные шепотом, ты услышал, и что побудили тебя отказаться удобств обыденной жизни, чтобы жить, как мне сказали, постоянно борясь против Ада.

— Я думаю, вы ошиблись Гарри Д'Амуром.

— Меня тошнит от твоей скромности. Похвастайся, пока можешь дышать. Ты — Гарри Д'Амур: частный детектив, бич Ада.

— По-моему, эти гвозди затронули слишком много серого вещества.

— Ты являешься великолепным клише. И тем не менее, ты посеял надежду в слишком большом количестве недостойной грязи. Вопреки всем ожиданиям, она росла и распространялась, и, где шансы на ее выживание были самые ничтожные, процветала, этот ваш дар проклятым и отчаявшимся. Дар, который я сейчас уничтожу.

Сенобит

сделал жест левой рукой, и в дверь влетел еще один крюк на цепи, скользя над досками словно змея, а затем внезапно метнулся в грудь Д'Амура. Гарри почувствовал как узор переплетенных талисманов, нанесенных Кэзом на его груди, забился в судорогах, и крюк отбросило с такой силой, что он ударился о противоположную стену, вонзив заостренный конец в штукатурке.

— Впечатляюще, — сказал Сенобит. — Чему ты еще обучился?

— Надеюсь, достаточно, чтобы не стать таким, как этот бедняга, — сказал Д'Амур, имея в виду распростертого в почтении Феликссона.

— Внешность обманчива. Ты должен знать это. Ты находишься в присутствии одного из самых прославленных магов твоего мира.

— Что… — Эти слова внезапно нашли отклик в памяти Д'Амура. За последние несколько лет самые могущественные волшебники мира были систематически и ритуально истреблены. Никто не знал почему. Гарри, почувствовав себя снова детективом, начал складывать кусочки вместе.

— Феликссон? — спросил он. — Мне знакомо это имя. Это… Теодор Феликссон?

— Последний из Верховного Круга.

— Что, черт возьми, с ним случилось?

— Я пощадил его.

— Если так выглядит спасение, я пас.

— Война есть продолжение политики иными средствами. [18]

— Война? Против кого? Кучки избалованных волшебников?

— Возможно, ты узнаешь. Возможно, нет. Благодарю, что заглотил наживку, решив открыть шкатулку.

— Наживку? Это была гребаная подстава?

18

цитата сочинения "О войне" Карла Филиппа Готтлиба фон Клаузевица (1 июня 1780 — 16 ноября 1831)

— Тебе была оказана честь. Хотя я не пойму, что отличает тебя от остальных паразитов, твоя репутация опережает тебя. Предлагаю тебе пройти испытание. Я оставлю Феликссона здесь, чтобы разобраться с тобой. Если он не преуспеет, я вернусь к тебе с предложением, от которого ты не посмеешь отказаться.

Жрец Ада развернулся, чтобы уйти.

— Ты хочешь, чтобы я сражался с этим убогим? — сказал Д'Амур.

— Как уже говорил, внешность обманчива.

С этими словами Сенобит отстегнул мачете и крюк со своего пояса и бросил их перед Феликсcоном, который быстро подхватил их, оценивая вес в руках. Озорная двойная ухмылка, тем более гротескная благодаря своей простодушной искренности, появилась на его расколотом лице.

— Крюк! — взвизгнул он Сенобиту с восторгом, который возвращался к проходу в тайную библиотеку Карстона Гуда. — Вы никогда… не даете… Он старательно выговаривал слова. — …крюк.

— Победителю дарую еще больше трофеев.

На краткий миг раздался шум, похожий на далекий гром. Потом шум исчез, Гарри почувствовал, как и Жрец Ада.

— Теперь нас только вдвое, — сказал Гарри, и, прежде чем Феликссон смог перейти в наступление, Гарри достал свой пистолет и дважды выстрелил в сердце Феликссона. Пули пронзили сердце Феликссона дважды, но не убили его, и рот волшебника растянулся в высокомерной насмешке.