Алые песнопения
Шрифт:
– Нет, – в голосе Элизабет звучало больше недоверия, чем возражения. – Ты не мог…
– Скоро дитя будет здесь.
У Элизабет отобрало дар речи. Она просто уставилась на демона, будто таким образом могла добиться пощады.
– А теперь будь славной сукой и становись на четвереньки, – молвил киновит.
– Могу я кое-что сказать? – подал голос Полтэш.
– Можешь попытаться.
– Я… я могу быть вам очень полезен. То есть круг моего влияния достигает Вашингтона.
– Каково твоё предложение?
– Просто хочу сказать, что очень много
– Чего ты просишь взамен?
– Лишь свою жизнь. Называйте любые имена любых дипломатов из Вашингтона, и они у ваших ног.
Киновит не ответил. Его вниманием завладела пара, стоявшая перед ним: Феликссон был в нижнем белье, и Элизабет также хранила скромность.
– Я сказал наголо! – рявкнул демон. – Оба. Взгляни на живот свой, Элизабет. Как он налился! Как насчет изнуренных сисек? Как они теперь выглядят?
Он стянул с нее остатки блузки и бюстгальтер. Иссохшее вымя её грудей действительно полнело.
– Для еще одного приплода сгодишься. И на этот раз ты не выскребешь его из своего лона.
– Что вы думаете о моем предложении? – не унимался Полтэш.
Прежде чем демон ответил, заговорил Хейадат:
– Он лжет. Полтэш больше хиромант, чем советник.
– Захлопни свой сраный рот, Хейадат! – взорвался Полтэш, но его товарищ маг продолжал:
– Мне доподлинно известно, что Вашингтон предпочитает услуги одной женщины по имени Сидикаро.
– А. Да. Я владею её воспоминаниями, – сказал демон, притронувшись к виску.
– И вы передаёте все своему Ордену, правильно? – спросил Хейадат.
– А разве я должен?
– Естественно, другие члены вашего Ордена…
– … не со мной.
Хейадат побледнел – он понял.
– Вы действуете в одиночку…
Прозрение Хейадата прервал стон Элизабет Коттлав – она стояла на четвереньках рядом с другим псом киновита, Теодором Феликссоном. Её живот и груди округлились и созрели. Чудотворство демона было таким могущественным, что её соски засочились молоком.
– Добру нельзя пропадать, – сказал киновит Феликссону. – Лицом к полу, слизывай.
Феликссон с готовностью нагнулся, чтобы исполнить приказ, и в тот же миг, очевидно, разуверившись в том, что его предложение примут, Полтэш отчаянно метнулся к двери. Он был уже в двух шагах от порога, но тут киновит бросил взгляд в проход, из которого появился. Что-то блестящее и змеистое ринулось из застенья, пересекло помещение и поймало Полтэша за затылок. Через секунду появились еще три цепи. Они окачивались крюками, годными и для ловли акул. Цепи обмотались вокруг шеи колдуна, его груди и пояса.
Полтэш заорал от боли. Жрец Преисподней прислушался к звуку, как истинный ценитель.
– Визгливо и дешево. Я ожидал большего от человека, протянувшего так долго.
Цепи рванули в три разных стороны, вмиг разрубив Полтэша на три части. Он замер на мгновение с ошарашенным видом, а затем его голова скатилась
– Уже лучше.
Он сделал незаметный жест, и цепи, оборвавшие жизнь Полтэша, зазмеились по полу, взобрались по двери и обвились вокруг ручки. Они напрягли звенья, закрыли дверь и подняли крюкастые головы, как тройка готовых ринуться в бой кобр, пресекая дальнейшие попытки к бегству.
3
– Некоторыми вещами следует заниматься конфиденциально, не так ли, Джозеф? Помнишь, как у нас все случилось? Ты предлагал стать моим личным убийцей. А затем сходил под себя.
– Разве тебе ни чуточки не надоело? – отозвался Раговски. – Сколько ещё страданий нужно причинить, пока ты не пресытишься его печальным, больным удовольствием?
– Каждому свое. Ты и сам пережил этап, на котором не касался девочек моложе тринадцати.
– Да прикончи меня уже, наконец – вздохнул Раговски.
– Скоро. Ты – последний. На тебе игры закончатся. Останется лишь война.
– Война? – переспросил Раговски. – Не будет, с кем сражаться.
– Вижу, Джозеф, мудростью смерть тебя не наградила. Неужели ты и правда думал, что всё сводилось к твоему жалкому обществу?
– К чему тогда? – спросил Хейадат. – Если мне суждено погибнуть, я хотел бы знать, за что я умираю!
Демон обернулся к нему. Хейадат посмотрел в блестящую тьму демонических глаз, и, точно в ответ на его вопрос, киновит плюнул в сторону стены какое-то слово. На Хейадата бросилось двадцать крюков на блестящих цепях – они уцепились за его рот, шею, грудь, живот, пах, ноги, ступни и руки. Киновит собирался миновать пытку и перейти к казни незамедлительно. Крюки неумолимо зарывались в тело Хейадата, весившее целых триста пятьдесят фунтов [6] , и он залепетал, обезумев от агонии. Сложно было разобрать слова, сказанные сквозь слезы и носовую слизь, но походило на то, что он перечисляет книги из своей коллекции, словно всё ещё надеялся заключить сделку с палачом.
6
350 фунтов = 158,7 кг.
– …«Zvia-Kiszorr Dialo»… единственная… сохранившаяся копия… Гаффари… его «Нал-л-л»…
Киновит ввёл в игру еще семь цепей – явились они молниеносно, метнувшись к Хейадату со всех сторон. Крюки впились в дрожащее тело, а цепи обмотались вокруг него так плотно, что сквозь ржавые звенья вылез жир пленника.
Лили бочком отодвинулась в угол и закрыла лицо руками. Остальные, даже Коттлав, с виду находившаяся на восьмом месяце беременности, и Феликссон, трахавший её сзади, взглянули на Хейадата – тот всё рыдал и тараторил: