Алый камень

Энн Джуэл Э.

Я киваю.

— Я знаю. — Когда я замечаю, что дверь Нелли все еще закрыта, я сажусь на лестничной площадке и упираюсь локтями в колени.

— Тео - не единственная причина, по которой я не вернулась в Лондон. Что-то в моей жизни изменилось за последние шесть месяцев, и это что-то повернуло вспять прогрессирование моего рака. Я отказалась от своей профессии, электроники, вредных привычек питания, поздних вечеров и ранних утр, из-за которых я постоянно недосыпала. Я действительно считаю, что не одна вещь вызвала мой рак, а скорее совокупность многих вещей, которые в конечном

итоге подтолкнули мое здоровье к переломному моменту. Поэтому я не вернусь назад - ни к своей работе, ни к старым привычкам, ни к жизни в целом, которая, казалось, отвернулась от меня.

— Ты боишься, что, если сделаешь это, то рак вернется?

— Да.

— Ты просила Тео остаться?

— Нет.

— Почему?

— Потому что, когда уезжала из Лондона, я не хотела, чтобы кто-то просил меня остаться. Я хотела, чтобы все уважали мою потребность уехать - уважали мое решение не проходить лечение от рака. Я не хотела объясняться. Я хотела... Мне нужно было уйти. Это не означало, что я перестала любить Дэниела или моего отца.

— Ты думаешь, у Тео рак?

Я немного смеюсь.

— Нет. Ну... я не знаю. Но он знает, что я люблю его, и я знаю, что он любит меня, так что если есть что-то большее, чем наша любовь, что забирает его, тогда...

Нолан кивает.

— Тогда ты должна отпустить его. Без вопросов.

— Никаких вопросов, — шепчу я.

Нолан скрещивает руки и упирается о перила царской лестницы.

— Он состоял в группе? — спрашиваю я, потому что этот вопрос уже слишком долго жжет дыру в моем любопытстве.

Нолан прищуривается на меня на секунду.

— Да. Почему ты спрашиваешь?

— Он упоминал об этом, но это было, когда мы жили во лжи. В то время мне было проще рассказывать ему свои сны, а не реальность. Я думаю... я не знаю... я думаю, он делал то же самое.

— Он сказал тебе, что был в группе?

— Да. Он сказал, что причина, по которой он покидает Тайби - это гастроли. Я знаю, что это неправда, но часть его рассказа показалась мне реальной.

— Он изучал теорию музыки и композицию в колледже. Его родители, особенно мать, представляли, как он будет заниматься чем-то более сложным, чем создание группы.

Тео как выпускник факультета теории музыки вызывает улыбку на моем лице. Это нечестно стереотипировать, но на самом деле... он совсем не похож на выпускника музыкально-теоретического факультета.

— Он не всегда выглядел таким... неухоженным.

Мои глаза метнулись к Нолану. Как он прочитал мои мысли?

— Я не против его неопрятности.

Он поднимает бровь.

— Ясно.

Мои уши снова нагреваются, когда я прочищаю горло.

— Так эта группа... они гастролировали?

— В течение девяти месяцев они выступали в качестве хэдлайнеров для нескольких более крупных групп, а потом... — Он закрывает глаза и качает головой.

— Потом его родители умерли?

Глаза Нолана широко раскрываются, когда он поднимает голову.

— Он рассказал тебе?

— Нет. Я случайно наткнулась на некоторые его вещи. Там были газетные статьи о его родителях. — И еще несколько очень тревожных статей вместе

с ножами и пистолетами. Я не уверена, что Нолану нужно это знать. Но, может быть, кому-то нужно это знать. — Тео служил в армии или в правоохранительных органах до или после университета?

Нолан качает головой.

— Нет. А что?

— Просто любопытно. Он очень крепкий, а тут еще эти татуировки. Я не знаю. Мне показалось, что это возможно... или я просто очень стереотипна.

— Ну, с тех пор, как я его знаю, он никогда не был маленьким, но после смерти родителей он сильно возмужал. Отрастил волосы, бороду и, кажется, делал новую татуировку каждый месяц или около того в течение довольно долгого времени. Единственная татуировка, которая была у него до смерти родителей, это название его группы на спине.

— Правда? Я никогда не замечала ее.

Нолан пожимает плечами.

— Она там есть, но думаю, что сейчас она замаскирована всеми остальными татуировками. Наверное, это символизирует то, что его жизнь как бы потерялась после их смерти.

— Значит, группа распалась?

— Да.

— Как она называлась?

Он хихикает.

— Он тебе не сказал?

Я пожимаю плечами.

— Я никогда не спрашивала. Все это должно было быть ложью.

— Дерби.

— Дерби?

— Да. — Нолан смеется. — Первые два участника, Тео и Броди, поехали с другими друзьями на Дерби Кентукки в Луисвилле. Тео и Броди не очень-то любили модные шляпы, мятный джулеп и, по словам Тео, «крошечных человечков, бьющих лошадей на треке», поэтому они вернулись в машину, где у Тео была его гитара. Этот парень никогда никуда не ездил без нее. Я даже не знаю, есть ли она у него до сих пор. — Нолан хмурится. — В любом случае, через пару часов друзья нашли их сидящими на багажнике машины, слишком пьяными, чтобы вести машину, Тео играл на гитаре, а Броди пел какую-то песню, которую он только что придумал. В тот день произошло официальное рождение группы под названием The Derby.

Я разбита. Человек, которого я полюбила и приравняла к моей новой жизни, моему новому счастью, скоро уйдет. И все же я не могу перестать улыбаться. Теодор Рид был рок-звездой. Почему наши пути не пересеклись до того, как в мою жизнь ворвался рак, до того, как я сказала «да» Дэниелу, и до того, как Тео наполнил металлический сундук оружием и вырезками из газет о своей погибшей семье?

— Однажды я слышала, как он пел. Он не знал, что я дома, но, блин... я могла бы слушать его весь день.

— Тебе стоит поискать их на YouTube. Я уверен, что там еще есть видео с их выступлениями.

Для этого нужен интернет, компьютер, смартфон... ничего из этого у меня нет, потому что я решила отключиться от токсичных вещей в моей жизни.

— Конечно. — Моя улыбка сползает.

— Вот. — Нолан достает свой телефон из кармана и несколько раз постукивает по экрану, пока поднимается по лестнице. — Это был их последний концерт.

Моя рука дрожит, когда я беру телефон. Я знаю, что то, что будет на экране, умножит мою боль. Корни Теодора Рида вот-вот прорастут глубже в мою душу, каким-то образом я просто знаю это.