Амальгама власти, или Откровения анти-Мессинга

Веста А.

Позади Акима в горячем беспамятстве заметалась девушка, он торопливо закутал ее одеялом, но Велигор успел разглядеть ее беззащитную наготу.

– Не помешал? – с нехорошей усмешкой осведомился он.

Аким угрожающе молчал, зверь, затаившийся внутри него, расценил появление Велигора как нападение и показал незваному гостю клыки.

– Ты что, свихнулся, с дуба рухнул, с копыт упал?! – вдруг заорал Велигор. – Ты хоть понимаешь, кого притащил сюда? Чеченку, террористку!

Он бросил в Акима измятое, где-то сорванное объявление. На листке маячил портрет из цирковой афиши, и буквы были какие-то недобрые, похожие на рачьи клешни.

Аким

машинально поднял и развернул листок.

«Аким Иванович Воронов, 1985 года рождения. Разыскивается Ленинским ОВД за убийство двух граждан Чеченской Республики…»

– А вот это уже полный ездец! – Велигор раскрыл газету: на развороте кривился газетный заголовок «Артист-экстремист!». – «…В столице орудуют язычники-экстремисты… – издевательски ухмыляясь, читал Велигор. – Этой зимой на арене столичного цирка демонстрировался националистический номер „На капище“, при полном попустительстве Комитета по культуре и правоохранительных органов… Итог неутешителен: вчера ночью в Москве членом одной из языческих общин взорвана церковь Николы Чудотворца… На совести „гастролера“ Воронова убийство граждан Чеченской Республики на Котляковском кладбище… Во время обыска в квартире подозреваемого найдены взрывчатые вещества…» Короче, «цирк уехал – клоуны остались»! Ты что, хочешь, чтобы мы все запалились? – уже во всю глотку заорал он на Акима. – Мы и так живем вне закона, как итальянская мафия, только хуже! Ты что, цирк взрывать собрался, образина?

– У меня было немного пироксилина в гранулах и пара «бенгалов» для пиротехники, вот и весь экстремизм! – понурив голову, объяснил Воронов. – Я не хотел никого подставлять! Откуда ментам известно про «Коловрат»? Мы же их на радения не приглашали…

– А ты не догадываешься? В нашей самой демократической стране на каждого из нас есть полное досье… Утешает, что не только на нас, но и на попов, на мулл… и на ксендзов тоже… На раввинов – не уверен. Я дал нашим команду расходиться по лесам, кто как может! Однако надо что-то делать! – Велигор упер руки в бока и уставился на чеченку: – Полагаю, это и есть та самая гражданка Чеченской Республики с оформленной регистрацией, которую ты взял в заложницы, а может, в наложницы? Шучу… – Велигор уже усмехался в свои неподражаемые висячие усы. – Ладно, все же мы с тобою кровью братались. Как старший брат, даю тебе два часа, девчонку одень и вывези на трассу, а после я звоню ментам, пусть подбирают.

– Она останется здесь, – твердо сказал Аким, – и если ты ее тронешь, я за себя не отвечаю.

Это прорвавшееся рычание внезапно рассмешило Велигора.

– Ты точно с ума спрыгнул… Но я тебя лечить не нанимался. Делай что хочешь. Только отсюда убирайтесь к чертовой бабушке или к ее дедушке – бен Ладену! Не ровен час ментозавры нагрянут, у них на террористов нюх прорезался.

На кровати вздрогнула и застонала девушка. Аким бросился к ней и взял за руку. Она все еще была горячей, точно ее достали из раскаленной печи. Силясь сделать вдох, она выгнулась и захрипела, но воздух не шел.

– Помоги, Велигор, она умирает!

– Умирает? Спроси – может, ее без косяка ломает, может, ей дозяк нужен? Ну ты и влип, Ромео…

Велигор бегло осмотрел ее запястья и раскрыл темное увядшее веко:

– Нет, это не наркота, это хуже…

– Что?! Говори! Что с ней?

– Не думал, что у тебя это так серьезно, – пробормотал Велигор. – Ладно, помогу тебе, то есть вам…

В общине у Велигора было еще одно прозвище, известное

далеко не всем, – Чернокнижник, он видел человека насквозь и занимался весьма рискованными практиками. Рассказывали о тамбовском колдуне, подарившем ему кирпич от своей печи и навью костку. Немногие из взыскующих запретных знаний их все же получают, заплатив посмертным покоем души и прижизненным одиночеством. Велигор был одним из них. Как бы то ни было, он оставался добрым колдуном, он не шарился по ночным кладбищам, не резал пестрых куриц и не прибегал к черным потворам или некромантии.

Велигор зажмурился и с минуту смотрел на девушку сквозь прищуренные веки.

– Цепь, вижу цепь у нее на шее, – быстро и тихо сказал он. – Ее душат… Она умрет…

– Сделай же что-нибудь, Велигор! Ты же можешь! – в отчаянии взмолился Аким.

Велигор окинул взглядом избушку и решительно снял со стены старый шаманский бубен. В него стучали во время обрядов, насквозь прозванивая лесную тишину и созывая духов к общему костру. Бубен все еще был сырой от недавней оттепели. Велигор несколько раз провел ободом бубна мимо открытой дверцы печурки, чтобы туже натянулась отсыревшая кожа.

– Стучи, да погромче, – приказал он Акиму, – а я распалю огонь в кузне.

Аким ударил раз и другой, пробуя голос бубна, и бубен заговорил на языке певучем и мерном. Он всегда прозревал этот ритм внутри себя, ловил в минуты вдохновения и восторга, но не знал, что может и сам говорить под воркование бубна, без усилий находя нужные слова.

Грозным стуком он отбивал атаки кромешников, прилетевших из черной дыры мироздания, чтобы забрать ее душу. Он изгонял духов распри и вражды, он лишал силы черное заклятие, тяготеющее над девушкой.

Стихли удары шаманского бубна. Последние, особенно звучные, растаяли в тишине едва слышным шорохом. Так после камлания закрывались двери миров, одна за другой, и каждая отзывалась на свой звук, известный только волхвам и шаманам. Аким ударил в последний раз, замыкая последнее небо, и медленно открыл глаза, возвращаясь туда, откуда начал путь.

– Молодец, – похвалил его вернувшийся Велигор. – Растешь на глазах. Но этого мало, теперь ее надо перековать, как это делал Иосиф Виссарионович.

– Перековать? – ужаснулся Аким.

– Люди – это тот же металл, его можно отправлять в переплавку, перековывать и создавать новые невиданные сплавы и амальгамы, – объяснил Велигор. – Кровь – это тоже железо, она может включать в себя различные добавки, резко меняющие свойства человека – носителя этой крови. Вождь народов это хорошо понимал!

Аким на руках отнес девушку в горячую дымную кузню и положил хрупкое тело навзничь, на теплую наковальню. Гибкая лоза перегнулась почти пополам, черные волосы дождем пролились на пол кузни.

– Говорил товарищ Сталин, все решают кадры! Коль девчонка хороша, встанет без виагры, – страшно выпучив глаза, пропел Велигор. – Да улыбнись же, Ромео, мы ее спасем!

Почуяв силу, огонь расправил крылья и забушевал в своей чугунной клетке.

– Огонь Сварожич, Яр Огнебожич! Спали больхворобу, очисти утробу у чада, Людины, у всей животины, – шаманил Велигор.

В кузне стало нестерпимо жарко, словно все, что было внутри, наполнилось ликующим пламенем.

– Разруби, Перуне, ковы тяжкие! Разгони, Перуне, коби вражии! Оберег, Перуне, коло посолонь! Да воздай, Перуне, врагам вдосталь, гой! – пел Велигор.