Америка и американцы
Шрифт:
— Мистер Флик, я немедленно выпишу вам чек.
— Не спешите. Дело терпит. Я собираюсь пойти в «Кунг боут». Они рассчитывают заключить с военно–морскими силами крупный контракт на строительство подводной лодки.
— Уверен, что они пойдут вам навстречу.
— Не стоит так ставить вопрос, мистер Эллис. Дело здесь чисто добровольное. Если кто-то хочет дать нам деньги — отлично. Если нет — мы всегда найдем, где построить наши подводные лодки.
— Мистер Флик, вы не обидитесь, если я дам вам чек на 150 тысяч долларов, а не на 100 тысяч?
—
— Понимаю! Этот чек — только свидетельство моей веры в правительство Рейгана.
— Вы настоящий патриот, мистер Эллис. Если бы у нас была еще сотня таких, как вы!
— А разве их нет?
— Они есть, но мы не всех еще взяли в оборот.
— Возьмите чек, мистер Флик. У меня к вам только одна просьба. Пожалуйста, не говорите президенту, что я делаю такое щедрое пожертвование в его поддержку; я хочу, чтобы наши ракеты оценивали по их собственным достоинствам.
— Заверяю вас, я не скажу ни слова. А у меня к вам такая просьба: президент никогда не должен узнать, чем мы занимаемся. Он считает себя большим специалистом убеждать людей и никогда не поймет, почему нам пришлось в срочном порядке мобилизовать средства, чтобы протолкнуть его программу.
СКАЖИ, КТО ТВОЙ ДРУГ...
пер. Данилова С. Н.
В одной тоталитарной стране «свободного мира» в камере сидели поэт и журналист, выступавшие против режима. Туда же втолкнули жестоко избитого лидера оппозиции.
— Какие новости в мире? == спросил у него журналист.
— Соединенные Штаты изменили ориентацию своей внешней политики, — отвечал глава оппозиции. — Отныне они не будут делать упор на права человека.
Вот это да! — воскликнул поэт. — А на чем же будет теперь сфокусирована американская внешняя политика?
— Сейчас первоочередная забота Америки не права человека, а международный терроризм, — отвечал политик.
— Я всегда подозревал, что Соединенные Штаты недолго будут ратовать за права человека, — сказал поэт, — В Претории этот лозунг никогда не имел успеха.
Лидер оппозиции согласился.
— Меня арестовали через два часа после того, как государственный департамент США провозгласил новую линию, — сказал он. — Генерал Сесар не посмел бы бросить меня за решетку, если бы США по–прежнему стояли на страже прав человека.
— То, что Соединенные Штаты решили впредь не концентрировать внимание на защите прав человека, — отметил журналист, — меня в общем-то не удивляет. Одного не пойму: почему в Вашингтоне объявили войну международному терроризму? Что они собираются—разбомбить Рим, если «красные бригады» похитят еще какого-нибудь судью?
— В Вашингтоне не уточнили, — ответил опальный парламентарий. — Однако мне кажется, что это имеет какое-то отношение к событиям в Иране, где
— Мне это кажется убедительным, — вновь заговорил поэт. — Кроме того, пока генерал Сесар верен Вашингтону, там никого не касается, бросает генерал кого-нибудь в тюрьму или нет.
— Что об этом толковать, — перебил его лидер оппозиции. — Лучше подумаем о себе. Вы же знаете, Сесар не церемонится с противниками.
— У меня возникла мысль, — сказал поэт. — Поскольку новая американская администрация пальцем о палец не ударит, чтобы вызволить политических заключенных, почему бы нам не объявить, что нас держат здесь как заложников.
— Неплохая мысль, — откликнулся политический деятель. — Американцы сейчас очень болезненно реагируют на любое упоминание о заложниках.
— Но ведь мы не американские заложники, — возразил журналист. — Мы заложники в своей собственной стране!
— А скажем, что мы американцы! Тогда сюда слетятся репортеры прессы, радио и телевидения, и генералу Сесару придется пустить их в тюрьму, чтобы доказать, что мы не американцы. Но как только американская общественность узнает, как обходится с нами Сесар, государственному департаменту волей–неволей придется поднять вопрос о нарушении прав человека.
— Ну что ж, попытаемся, — решил журналист. — Я тайно переправлю на волю письмо, в котором напишу, что генерал Сесар держит в подземельях 500 американских заложников. Воображаю, как прореагирует госдепартамент, когда обнаружит, что этот трюк задуман, чтобы заставить США действительно заняться защитой прав человека.
— Ну и пусть! — отрезал поэт. — У чиновников всего–навсего подскочит кровяное давление, а у нас жизнь висит на волоске.
МЫ ВЛЕЗАЕМ В ВОЙНУ
— Что ты там делаешь, отец?
— Вытаскиваю свои старые бутсы морского пехотинца.
— Для чего?
— Соединенные Штаты могут влезть в драку в Сальвадоре.
— Сальвадор. Что это такое?
— Это страна в Центральной Америке, и Советы вместе с кубинцами снабжают оружием тамошних партизан, чтобы они смогли свергнуть военную хунту.
— Ты хочешь сказать, папаша, что Соединенные Штаты серьезно подумывают о том, чтобы втянуть нас в войну из-за Сальвадора?
— Тут дело не в Сальвадоре, мать. Администрация Рейгана выискивает повод показать Советам, что мы считаем происходящее в Сальвадоре вполне ко времени и к месту и что оно касается нас непосредственно.
— Но ведь то же самое говорилось и относительно Вьетнама, отец.
— Тут есть разница, мать. Это наше полушарие, наша сфера. Мы не можем допустить, чтобы комми подвозили оружие и снаряжение повстанцам, которым не нравится их правительство.