Американец
Шрифт:
— Что ж, логично.
Кассотор довольно кивнул.
— Ну зачем же нам искать черную кошку в темной комнате? Особенно если ее там нет…
— Да, но с другой стороны, — совершенно неожиданно перебил его Фореллен, — с другой стороны, надо принимать во внимание, что у мистера Палмера могут быть свои методы работы. Поэтому от него вряд ли стоит требовать…
— Нет-нет, простите, но, полагаю, вы не совсем правы, — возразил Кассотор, причем в довольно резкой форме. — Репутация мистера Палмера не оставляет ни малейших сомнений в абсолютной объективности его выводов. И финансист такого
— А что, не так уж это и много. Может, стоит того? — как бы невзначай заметил Фореллен.
Палмер откинулся на спинку кресла. Наконец-то ему стало полностью ясно, где он, собственно, находится и о чем пойдет разговор. Как же он — это с его-то опытом! — раньше не догадался? С момента, когда увидел в кабинете Фореллена.
Старый, как мир, прием: злой следователь — добрый следователь. Работая в одной команде, они по очереди сменяют друг друга, чтобы добиться нужного результата. Мистер Злой играл жестко — сердито кричал, оскорблял и постоянно угрожал, а вот мистер Добрый был другом. С добрым взглядом, пониманием в глазах. Иногда он даже одергивал коллегу, возражал ему…
В любом случае, рано или поздно жертва сдавалась: либо испугавшись угроз мистера Злого, либо поверив якобы понимающему взгляду Доброго. Так или иначе, но она начинала говорить то, чего они и добивались.
Палмер встал, бросил выразительный взгляд на мисс Грегорис.
— Закрывайте, закрывайте, пожалуйста, свой блокнот. Мы закончили. — Затем снова повернулся к Кассотору. — Простите, что отнял у вас столько времени. Так уж вышло.
Слегка поклонившись, он направился к двери, но, не успев дойти до нее, услышал громкий голос, с нотками явного раздражения.
— Мистер Палмер, так у нас не принято!
Вудс остановился, резко повернулся к Кассотору, который тут же вскочил на ноги.
— Не принято? Вообще-то, у нас тоже. Вот только что именно?
— Вам разве сказали что-либо обидное? Если да, то мы готовы принести свои извинения. Искренне и, как у вас принято говорить, от всей души.
— Не столько сказали, сколько сделали, — поморщившись, сказал Палмер. У него было два варианта закончить эту, на его взгляд почти бессмысленную беседу: можно сдаться и после недолгих взаимных извинений все-таки поделиться с ними информацией или немедленно уйти, раз и навсегда прекратив этот нелепый торг. Но надо ли?
— И что, интересно, такого мы сделали? — пожав плечами, поинтересовался Кассотор. — Не сочтите за труд, поделитесь. Мы вам будем весьма признательны.
Палмер широко улыбнулся.
— Послушайте, Стэнли, будьте другом, разъясните ему значение старого доброго американского глагола «двурушничать». Причем поподробней. Может, наконец-то дойдет. Во всяком случае, будем надеяться.
Лицо Фореллена заметно посерело, ноздри неестественно расширились, как будто ему вдруг
— Двурушничать? — механически переспросил он. — А что…
— Это то, что я никому не позволяю делать по отношению ко мне. — Он похлопал Фореллена по плечу. — Будьте хорошим мальчиком, Стэнли, и постарайтесь объяснить это мсье Кассотору. Желательно в деталях, чтобы ему было легче понять… Итак, господа, еще раз приношу свои извинения за напрасно потраченное время. Прощайте.
Он кивком головы указал Элеоноре на дверь. Они вышли вместе, неторопливо спустились по лестнице в холл и оказались на залитой ярким солнцем улице. Но их длинного «мерседеса» почему-то нигде не было видно. Интересно, почему?
— Какого черта? Я же ясно сказал водителю быть здесь не позже полудня! Что происходит?
— Ладно, не переживай. Возьмем такси.
Палмер махнул рукой, взял ее под локоть. Они свернули за угол, вышли на центральную улицу, остановились, ожидая свободное такси или какую-нибудь попутную машину.
— Слушай, может, хоть когда-нибудь скажешь мне, что у вас там все-таки произошло? — вроде бы невинным тоном поинтересовалась она.
Поскольку Палмер ничего не ответил, так как невольно вернулся мыслями к этой, надо сказать, неудачной встрече, Элеонора тихим голосом, но весьма настойчиво повторила:
— Так да или нет?
— Да или нет что? — переспросил он, медленно, с трудом возвращаясь в действительность.
— Объяснишь мне, что там у вас произошло? Десять минут тому назад. Впрочем, если ты считаешь, мне об этом не следует знать, то и не надо, бог с ним.
Его взгляд задумчиво скользнул по ее лицу. Да, похоже, она и сама все поняла. Или догадалась? Интересно, каким образом? Хорошо знакома с техникой допросов или просто знает обо всем этом намного больше, чем кажется? Хотя… хотя звучал ее вопрос вполне искренне.
— Если ты сделаешь это, — продолжила она, почему-то слегка покраснев, — я буду с тобой очень добра.
— Добрее, чем уже была?
— Добрее, чем тебе может присниться. Кстати, я не поленилась посмотреть слово «гектар» в своем словаре и теперь могу точно сказать, сколько их в одной квадратной миле. Ну как?
— Это ты уже говорила, — пробормотал он, безуспешно пытаясь остановить пустое такси, которое промчалось мимо, даже не думая притормозить. Наверное, свои дела. Тут уж ничего не поделаешь, это Париж, Париж…
— Да, но неверно.
— Вот как! — Он снова бросил на нее быстрый взгляд. — Пожалуйста, не лишай меня иллюзий. Мне бы очень хотелось не забывать, что в каждой из шести квадратных миль сто гектар. Всего сто гектар.
— Но и это неверно.
Вторая машина тоже не остановилась. Зато третья, наконец-то, притормозила, и они сели на заднее сиденье.
— Monsieur le chauffeur, ditez-mois le definition d’un hectare? [24] — спросил он шофера.
24
— Мсье водитель, скажите, пожалуйста, что такое «гектар»? (фр.).