Американские историки. Учебное пособие
Шрифт:
Первые тома главного труда Чаннинга сразу после публикации были подвергнуты ожесточенной критике за «недостаточное внимание к социальным силам, действующим в истории». Как мы помним, общественным настроениям той поры гораздо больше соответствовал бестселлер Ч. Бирда «Экономическая интерпретация американской конституции» (1913), и у американских историков в моде были формулировки, которые впоследствии станут основой профессионального жаргона советских обществоведов. Начиная с пятого тома своей «Истории…», Чаннинг попытался «исправиться», уделив основное внимание социальному развитию и культуре. Однако и тут его обвинили в «рассмотрении социальных процессов в отрыве от политики и экономики». В общем, по признанию большинства критиков, вместо «широкого полотна» американской истории у Чаннинга получилась довольно пестрая мозаика, да к тому же «с новоанглийским уклоном» –
Фредерик Тернер
(Frederick Turner)
(1861 – 1932)
Фредерик Тернер
Весьма символично, что Фредерик Тернер произнес свою знаменитую речь о роли фронтира (границы освоенных земель) в американской истории в том же году (1893), когда скончался последний классик американской историографии 19 века Ф. Паркмен. Исторические труды Тернера можно рассматривать как своеобразную антитезу сочинениям Прескотта, Бэнкрофта и Паркмена, они построены на совершенно иных философских и методологических основаниях.
В литературе о Тернере совсем немного внимания уделяется его биографии. Он не совмещал научную карьеру с занятием политических должностей, как Бэнкрофт, не должен был превозмогать себя, борясь с тяжелыми недугами, как Прескотт и Паркмен. Тернер был, пожалуй, одним из первых историков «современного» типа, всю жизнь проработавшим в университете, сначала Висконсинском (1885 – 1910), затем Гарвардском (1910 – 1924), а на пенсии занимавшим пост ассоциированного сотрудника в одной из калифорнийских библиотек.
Интерес Тернера к теме фронтира и «Дикого Запада» легко объясним – в детские годы его родной Висконсин как раз и являлся самым что ни на есть «диким» Западом. Однако его отец был человеком достаточно просвещенным, редактором газеты и политиком местного масштаба, поэтому Тернеру удалось получить неплохое образование – степени бакалавра и магистра в Висконсинском университете, а докторскую в университете Джонса Гопкинса (1891).
В первой же своей научной работе, «Значение истории» (1891) Тернер выдвинул тезис, который не теряет своей актуальности и сегодня: «каждая эпоха переписывает историю заново, в соответствии с изменившимися условиями». Таким образом, пониманию истории как некого объективного, неизменного знания, которое постепенно открывается нам по мере изучения исторических источников, был брошен решительный вызов.
Едва ли не в большей степени, чем историком, Тернера можно назвать обществоведом. История интересовала его не сама по себе, а как инструмент для решения современных проблем. Изучение истории привело Тернера к острому осознанию американской исключительности. Его наставник в университете Джонса Гопкинса, Герберт Адамс, был сторонником теории германского и англо-саксонского происхождения основных американских институтов. Однако Тернер выступил с резкой критикой подобного подхода. В программном докладе на ежегодном собрании Американской исторической ассоциации 1893 г. в Чикаго он выдвинул идею фронтира как главного источника своеобразия американской цивилизации. Все европейские институты, и даже сама человеческая психика, менялись в специфических американских условиях, когда огромный массив неосвоенных земель на Западе открывал перед людьми невиданные нигде в мире возможности.
Влияние «тезиса о фронтире» на американскую историографию и общественную мысль оказалось поистине огромным. И по сей день для образованной американской публики он является самым очевидным объяснением своеобразия американского характера. Профессиональные историки, конечно, давно «разгромили» такое монофакторное объяснение американского прошлого, однако в виде «исторического мифа» тезис Тернера благополучно продолжает существовать.
Для самого Тернера главной научной проблемой стало объяснение того, как следует развиваться американскому обществу после того, как фронтир, граница западных поселений, исчезла, и американцы заселили весь материк. Отвечая на этот вопрос, Тернер, одним из первых, призвал к использованию
Отличие Ф. Тернера от своих именитых предшественников проявилось и в том, что он не оставил после себя многотомных сочинений. Тернер был, прежде всего, мастером коротких аналитических эссе, блестящим оратором и педагогом, основателем двух наиболее известных американских исторических школ 20 века – висконсинской и гарвардской.
Чарльз Эндрюс
Charles McLean Andrews
(1863—1943)
Чарльз Эндрюс
Чарльз Эндрюс – один из основателей т. н. «имперской школы», направления американской исторической мысли, представители которого считали необходимым рассматривать историю английских колоний в С. Америке как составную часть истории Британской империи. По мнению Эндрюса, а также его коллег-единомышленников Г. Осгуда и Дж. Бира, логика развития колониальных обществ в С. Америке может быть раскрыта только через исследование их места и роли в более широкой социально-политической и экономической системе, каковую представляла собой английская колониальная империя. Комплекс противоречий, который привел в итоге к образованию независимых Соединенных Штатов, сформировался, главным образом, в результате процессов «имперского» масштаба (например, ухода из С. Америки держав-конкурентов Великобритании после Семилетней войны 1756—1763 гг.). Внутренняя история колоний, конечно, также имела определенное значение, но, по большому счету, она являлась как бы системой более низкого уровня, системой внутри системы. Получалось, что неэффективность британской колониальной администрации оказала гораздо более серьезное влияние на ход революционных событий, чем таланты американских борцов за независимость и отцов-основателей. Империя, страдающая от серьезных институциональных проблем, должна была распасться – и она распалась. По мнению Эндрюса, в политическом развитии колоний можно заметить лишь один существенный для судеб империи феномен – усиление влияния местной законодательной власти. Власть колониальных легислатур росла с каждым десятилетием, и в конце концов наступил момент, когда лондонская администрация не смогла ничего этой власти противопоставить.
Не слишком патриотичная теория, отодвигающая на второй план традиционных героев американской историографии, вряд ли могла завоевать признание специалистов и широкой публики, если бы ее формулированию и распространению не сопутствовали некоторые особые обстоятельства.
Во-первых, Эндрюс и другие «имперцы» проводили свои исследования в период, когда старинный англо-американский антагонизм отошел на второй план, сменившись взаимной заинтересованностью в сотрудничестве на международной арене. Никаких сомнений в том, что США это великое государство, отстоявшее свое право на существование в горниле великих свершений и испытаний 19 в. (территориальной экспансии, Гражданской войны, промышленной революции) ни у кого не оставалось. В таких условиях американцы в принципе были готовы согласиться с очевидным обстоятельством, что когда-то давно, в колониальную эпоху, они были всего лишь частью какого-то большого и «неамериканского» целого.
Второй причиной, заставившей американцев уважительно относиться к имперской школе, стала ее постулируемая «научность», использование строгих методов и организационных форм, опора на новые академические центры (Эндрюс учился в аспирантуре в университете Джонса Гопкинса, где его учителем был Г. Б. Адамс, а с 1910 по 1931 гг. был профессором Йельского университета). Подчеркивая отличия своего подхода от подходов предшественников, Эндрюс не упускал случая обвинить их в «недисциплинированности ума», игнорировании доступных свидетельств, политической ангажированности, популяризаторстве и мифотворчестве. Особенно часто от Эндрюса по всем названным пунктам доставалось Дж. Бэнкрофту, который был для него настоящим символом «ненаучной» истории.