Американский эксперимент соседства
Шрифт:
И мне... О’кей.
Я справлюсь, сказала я себе. Толчки в моей груди были под контролем. И то, как он путешествовал по разным интересным местам моего тела, было на сто процентов незаметно.
Мне просто нужно было что-то сказать. Что угодно. Продолжить разговор.
— Я думаю... Я думаю, что аргентинско-японская кухня в стиле фьюжн — это моя новая одержимость.
Лукас хихикнул и отодвинулся на несколько сантиметров.
— Алексия и Акане проделали
Мы узнали, что аргентинско-японские блюда в стиле фьюжн в ресторане «Zarato» появились только после того, как Алексия влюбилась и вступила в брак с Акане, своего су-шефа. Именно это и повысило репутацию и авторитет ресторана, сказала нам Алексия во время краткой экскурсии по ресторану и кухне. Во время экскурсии в глазах Лукаса мелькнул интерес, который я видела у него только во время готовки, он был так поглощен, что не заметил, как я его изучала, запечатляла в памяти.
Пальцы Лукаса скользнули по одной из тонких бретелек моего платья, отвлекая все мои мысли.
— Что тебе больше всего понравилось? — спросил он низким голосом. — Назови одну вещь, которая понравилась тебе больше всего.
У меня было искушение сказать ему: — Ты, ты. Ты — то, что мне нравится больше всего. — Мне понравилось все.
— Я знаю, что у тебя есть то, что понравилось больше, — сказал он со знающей улыбкой. — И я думаю, что могу догадаться, что именно, но я хочу услышать это от тебя.
Я так и сделала. Он так хорошо меня знает.
— Это были мотти.
Он хмыкнул, и подушечка его большого пальца провела по моему позвоночнику, остановившись на пояснице.
— Я так и знал, как только ты откусила первый кусочек. Внутри было dulce de leche(исп. варёное сгущённое молоко), верно?
Я кивнула, чувствуя, как вздыхаю от испанских слов на его губах. Я никогда не смогу смириться с тем, что он говорит на своем родном языке.
— Что это было? — спросил он, в его взгляде появилась новая искра интереса. — То, что ты сделала.
Черт возьми, он может быть таким проницательным.
Я сглотнула.
— Ничего. Я думала о мотти.
— Это не ничего. Ты издала этот маленький вздох, — сказал он и, к моему полному удивлению, поднес большой палец, который поглаживал мою спину, к моей щеке. Он коснулся моей пылающей кожи. — А потом вот это. Этот прекрасный румянец. Что его вызвало, Рози? — он понизил голос. — Что заставило тебя покраснеть?
Его слова эхом отдавались в моих ушах, достигая точки между бедер. Секунды шли, а я не отвечала. Честно говоря, я не думала, что смогу.
— Эй, — Лукас дернул за выбившийся локон из косы, которую я пыталась заплести сегодня вечером. И только когда мои губы разошлись, он заправил
И разве не в этом была проблема? Разве я не была так открыта, так поражена, потому что это он был здесь со мной?
Спустя какое-то время я наконец призналась: — Твоя рука на моей спине. И также слова на испанском. Это все... отвлекало. Особенно слова.
Интерес в его взгляде обострился.
— Что именно в них тебя отвлекало?
Я сказала правду, потому что что мне теперь терять?
— Dulce de leche, — попыталась я, уверенная, что исказила произношение. — Я просто подумала, что это было... сексуально, когда ты это сказал.
Лукас моргнул, очень медленно, а затем его глаза наполнились чем-то другим. Чем-то порочным и немного темным.
— Тебе нравится, когда я говорю с тобой по-испански.
Да. Очевидно.
— Наверное, да.
— Я могу повторить это для тебя, хочешь? — предложил он, а затем, не дожидаясь моего ответа «Да, пожалуйста, господин, и можешь записать мне его, чтобы я могла слушать это ещё долгие годы?» — он наклонился. Близко. Очень, очень чертовски близко. Пока его рот не опустился на раковину моего уха. — Dulce de leche.
Если бы я могла испариться в облаке пара, я бы это сделала.
Вот настолько этот мужчина возбудил меня всего тремя словами, которые даже не должны были возбуждать. Но я возбудилась, Боже мой. Я была так возбуждена.
— Понравилось? — спросил он, не отрываясь от своего рта, прикосновение его губ к моей коже посылало волну за волной мурашек по моим рукам. — Хочешь ещё?
К моему полному удивлению, я кивнула головой и сказала: — Пожалуйста.
Я услышала, как он глубоко, медленно вдыхает, а затем говорит: — Eres preciosa. Me recuerdas a una flor. A una rosa.
Мои губы разошлись. Теперь все мое тело дрожало.
— Что это значит?
Голос Лукаса был невероятно низким, когда он ответил: — Ты прекрасна. Ты напоминаешь мне цветок. Прекрасную розу, — у меня перехватило дыхание. — Ты тоже краснеешь, как она, Рози. Это так уместно. Так... чертовски великолепно.
И я... я была не в порядке.
То, что я чувствовала, было ненормально. То, как колотилось мое сердце и пульсировало тело от потребности, тоски, жажды по нему, не могло быть нормальным.
Этого не могло быть. А если и так, то я не думаю, что смогу выдержать это. Это было слишком.
Но Лукас сказал это, он назвал меня красивой. Сказал, что я сногсшибательна. На двух разных языках, и я... знала, что он имел это в виду. Я знала это до мозга костей.
То, что я чувствую, никогда не было таким реальным, подумала я.