Амет-хан Султан
Шрифт:
Сон в тот вечер долго не шел к Амету. Он беспокойно ворочался на нарах в землянке, снова и снова пытался спокойно разобраться в причинах своей неудачи в бою с «мессером». Конечно, он знал, что его «чайка» - менее совершенный истребитель, чем «мессер». Главная ее беда - в скорости уступает. Однако при всей тихоходности «чайка» все же более маневрен, особенно на виражах. Значит, надо было использовать это ее преимущество, а не бросаться с ходу на фашистский истребитель. Ярость в воздушном бою - плохой помощник. В бою нужна ясная голова, чтобы суметь быстро среагировать на все его перипетии. Тогда и гашетку нажмешь в нужный момент, и не забудешь, что рядом другие вражеские летчики, которые не глупее тебя, а в чем-то,
2
Наступила поздняя осень. На юге страны фронт на какое-то время стабилизировался в донских степях. Исполосованные автомашинами и растерзанные гусеницами танков, расползлись, превратились в непролазное месиво прифронтовые дороги. Низкие, набухшие влагой тучи закрыли небо. На время стихли ожесточенные воздушные бои, прекратились непрерывные налеты фашистской авиации.
Остатки 4-го истребительного авиаполка, в котором начинал воевать Амет-хан, были сведены в две неполные эскадрильи и под Ростовом вошли в состав нового воздушного соединения - 147-й истребительной авиадивизии. В октябре Амет-хана Султана, как успешно зарекомендовавшего себя в сложных боях первого периода войны, азначили командиром звена.
Второй месяц сражались летчики дивизии в составе Юго-Западного фронта, в меру своих возможностей помогали наземным войскам. Но вот уже который день самолеты стоят под дождем на степном аэродроме, вблизи разрушенной казацкой станицы. В ожидании просвета в небе летчики часами сидели за самодельными шахматами, отсыпались в сырых землянках.
Маялся на нарах и Амет-хан. Мысленно снова и снова оказывался в небе над границей, над Кишиневом и Тирасполем, Николаевом и Одессой, Херсоном и в небе Приазовья. Бои ожесточили его и, он это чувствовал, закалили. Он рвался в бой, и вынужденное бездействие тяготило.
Мало, совсем мало боевых товарищей осталось из тех, кто вместе с ним встретил войну. Многие погибли, другие после ранений затерялись в тыловых госпиталях. К Амет-хану судьба была пока благосклонна: он совершил 130 боевых вылетов и пока отделывался легкими царапинами, хотя уже не раз возвращался на свой аэродром в машине, основательно изрешеченной пулеметными очередями.
Вспомнилась прославленная Кача - школа военных летчиков, старейшее авиационное училище, в котором овладевали летным мастерством первый покоритель «мертвой петли» Нестеров, укротитель «штопора» Арцеулов. Вспомнилось, как впервые увидел на летном поле училища боевые истребители и осознал, что на этих машинах придется воевать, сбивать матерого врага, который в том, 40-м году уже накапливал боевой опыт в небе Европы, все ближе подступая к границам Советского Союза. Именно потому военлет Амет-хан Султан вместе с товарищами окончил в 1940 году ускоренный годичный курс обучения.
В напряженную жизнь военлетов Амет-хан втянулся легко, безболезненно. Захваченный учебными полетами на новых самолетах, изучением их боевых качеств, освоением сложнейших элементов высшего пилотажа, он не замечал неудобств казарменного быта. Да и задумываться об этом было некогда. Свободного личного времени оставалось очень мало. Полдня - теория, полдня - учебные полеты, занятия длились по двенадцать часов. Работали до седьмого, в буквальном смысле, пота. И в Каче Амет-хан не раз с благодарностью вспоминал аэроклуб, своего первого инструктора Большакова. Навыки по летному делу, полученные в Симферополе, очень помогали ему осваивать ускоренный курс. Вылетая в зону пилотирования к истокам реки Качи в Мамашайской долине, где гора Роман-Кош служила ориентиром, девятнадцатилетний военлет с удовлетворением чувствовал, как с каждым разом все более послушным становится в его руках учебный истребитель, как приходит столь необходимая в воздухе уверенность…
Амет- хан вздохнул, повернулся на скрипучих
«Улучшится когда-нибудь эта проклятая погода?» - Амет-хан в сердцах повернулся к тусклому дверному просвету напротив. Косой дождь с раннего утра хлестал по двери, мутные струйки воды затекали за порог. Некстати вспомнилась солнечная осень в родной Алупке - даже дожди в эту пору там бывали недолгими, быстро сменялись ясной погодой. И защемило сердце - как там дома? Ведь фашисты уже на пороге Крыма… С начала войны он не имел вестей от родителей, не знал, что с ними.
В землянку, вместе с волной сырого воздуха, вошла медсестра Таня. Ее появление моментально всколыхнуло тишину в землянке: Таня «по совместительству» разносила письма и газеты.
– Писем пока еще нет!
– с порога заявила медсестра, зная, с каким нетерпением ждут ее летчики.
– Но зато я принесла вам газеты. Многие из вас там найдут для себя приятные понести.
Лукаво оглядев молодых летчиков, Таня вытащила из сумки пачку газет, разложила их на столе. Амет-хан взял ближайшую. На первой полосе главное сообщение Совинформбюро: бои на Западном фронте… Гитлеровские танковые колонны рвутся к Москве…
– А ты, Амет, ниже, ниже посмотри,-улыбнулась медсестра.-Тем для тебя сюрприз!
В конце полосы - Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении за боевые заслуги группы летчиков Южного фронта орденами и медалями. В колонке награжденных орденом Красного Знамени Амет-хан увидел и свое имя. Это было для него полной неожиданностью, Каждый перелет на другой, более восточный аэродром Амет-хан переживал как личную вину перед Родиной. А свои каждодневные боевые вылеты на разведку вражеских войск, хотя и были они изнурительны и опасны, он не считал достойными высоких поощрений. Однако награждение боевым орденом свидетельствовало, что на войне не бывает второстепенных дел. Значит, то, чем занимался он все эти месяцы, тоже необходимо для победы над врагом.
Потом, за четыре года войны, Амет-хан получит еще четырнадцать боевых наград, в том числе две Золотые Звезды Героя Советского Союза, три ордена Ленина, орден Александра Невского, два ордена Красного Знамени, орден Отечественной войны I степени, 4 медали. Однако этот скромный, по сравнению с другими высокими наградами, первый орден остался самым дорогим для него. Быть может, потому, что получил его осенью 1941 года, в самые тяжелые для страны дни.
В тот холодный декабрьский день полеты начались сразу, как только рассеялся поздний предрассветный сумрак. В разных концах аэродрома тишину разорвали моторы самолетов. Накануне вражеские войска начали наступление, местами прорвали фронт. Амет-хан и его боевые товарищи непрерывно вылетали на эти опасные участки, штурмовали гитлеровские танковые и мотомеханизированные колонны войск. Для этого к истребителям подвешивали бомбы - сбросить их на цель было не так просто, однако летчики уже хорошо освоили это необычное для истребителей дело.
Передышка наступила к концу дня. Фашистское наступление, судя по всему, выдохлось. Амет-хан возвращался с последнего боевого вылета в составе своей эскадрильи. Куцые, тупоносые И-16 шли легко и ровно, освобожденные от своего смертоносного груза. Отполыхали дымящими факелами подожженные их очередями вражеские машины, и Амет-хан с удовлетворением констатировал, теперь уже после убедительных доказательств, что новый истребитель и скорость имеет хорошую, и вооружен более мощно - можно вполне состязаться с гитлеровцами.