Аметист (Том 1)
Шрифт:
– Прекрасная новость. Поздравляю.
– Что ж тут прекрасного. Если только Танкреди и...
Виктория вздохнула.
– Танкреди только что вернулся из Южной Америки.
Он полгода прожил в Каракасе.
– Каракас? Но этого не может быть! Возможно, он просто не хотел говорить тебе правды.
– Поверь мне, - мягко перебила Виктория, - Танкреди не встречался с Джонатаном. Он давно порвал с твоим мужем.
– Ах да, - рассеянно произнесла Катриона.
– Джонатан сказал мне, что Танкреди никто не нужен.
– Никто. И Танкреди предупредил
– Это безнравственно.
– Послушай, - отодвинув тарелку в сторону, Виктория оперлась подбородком на руки и серьезно посмотрела на Катриону поверх стоявших в центре столика пурпурных хризантем, - Танкреди уже год как не вспоминает о Джонатане.
Он был одним из многих.., как и Гвиннет.
– Гвиннет?
– Глаза Катрионы, казалось, готовы были выскочить из орбит - настолько ее потрясло известие, что Танкреди переспал с Гвиннет.
– Но она едва его знала! Как это могло произойти?.. Я имею в виду - когда?
– За день до твоей свадьбы. После этого Танкреди бросил Гвиннет так же, как он бросил Джонатана. Ему никто не нужен. Так что, с кем бы Джонатан ни встречался сейчас в Лондоне, это никак не мой брат. Прости, Кэт. Я ничем не могу тебе помочь.
– Но, - Катриона затрясла головой, - тогда кто...
Виктория не отрываясь смотрела в небесно-голубые глаза Катрионы.
– Постараюсь объяснить. Мне бы не хотелось, но кто-то же должен это сделать. Кэт, послушай. Танкреди коллекционирует красивых людей. Как только кто-то - не важно кто, мужчина или женщина, - привлечет его внимание, он тут же делает его или ее любовником или любовницей. Кажется, о Танкреди можно сказать, что он подлинный бисексуал. Но Джонатан не такой.
– Разумеется, не такой.
– Ты меня не слушаешь. Черт возьми, Кэт, да не будь ты наивной девочкой!
– Виктория была откровенно огорчена тем, что Катриона все еще не могла или не хотела понять.
– Джонатан никогда не даст тебе того, в чем ты нуждаешься. Он никогда не полюбит ни одну женщину. Он не может, и его не изменишь. Если тебе нужна любовь, придется найти кого-нибудь другого.
– Другого?
– Глаза Катрионы сузились, показывая, что смысл слов Виктории наконец-то до нее дошел.
– Значит, ты хочешь сказать, что Джонатан педераст?
– Катриона вскочила на ноги.
– Ты лжешь. Ты ужасная, отвратительная лгунья.
– Прости, Кэт. Я не хотела тебя обидеть.
– Ax, как любезно с вашей стороны!
– Правда ранит иногда, как.., как любовь.
– Что ты знаешь о любви? Ты, любящая одну-единственную персону - саму себя! Вы с Танкреди два сапога - пара.
Вы стоите друг друга.
– Катриона открыла сумочку и достала из нее двадцатифунтовую банкноту.
– Я ненавижу тебя, Виктория Рейвн. Ты всегда хотела испортить мне жизнь. Всем нам. Ты завидуешь, потому что у меня есть нечто, чего нет у тебя, и ты хотела бы это стащить. Вот, - Катриона швырнула деньги на стол, - насладись обедом сполна!
Откинувшись на спинку стула и глядя вслед взбешенной Катрионе, которая с треском отворила
Глава 7
– Добрый день. Я заходила к вам два раза, но вы так сладко спали, что жаль было вас будить.
Джесс уставилась на одну из самых прекрасных женщин, каких она когда-либо видела. Черные волосы были заколоты на макушке золотой заколкой-пряжкой; рыжевато-коричневые глаза излучали свет. На женщине была простая желтая рубашка в полоску, стоившая, однако, как показалось Джесс, столько же, сколько стоили все вещи, покупаемые ею за год.
В руках женщина держала небольшой серебряный поднос, на котором стоял запотевший стакан апельсинового сока, тарелка с кусочками папайи и две чашки дымящегося кофе.
Лицо женщины казалось знакомым, но Джесс никак не могла вспомнить, где она ее видела.
Солнечный свет, проникающий в комнату сквозь открытые створчатые двери балкона, золотым теплом согревал кафельный пол и край постели. Глядя на лениво плававшие в пронизанном желтыми лучами воздухе пылинки, Джесс чувствовала покой и удивительную легкость. Она улыбнулась женщине и попыталась сесть, но туг же обнаружила, что совершенно раздета. В памяти вдруг возникли какие-то странные, полуреальные картинки: холодная, сырая ночная лужайка, люди, наблюдающие, как она, голая, проходит через комнату, наполненную цветами; ванная с золотыми дельфинами...
– Я принесла вам кое-что поесть.
– Спасибо.
– Прикрыв простыней грудь, Джесс поставила поднос к себе на колени. Потом, понимая, что более глупого вопроса задать нельзя, спросила:
– Простите, но где я?
– Вы у нас дома, в Юнтвилле. Недалеко от Налы. Я - Андреа фон Хольценбург. Мой муж - Максимилиан фон Хольценбург.
– Женщина криво усмехнулась.
– Ужасное прусское имя, не правда ли? Я зову его просто Макс. Вы были на пикнике у Стефана.
Джесс смотрела, ничего не понимая.
– Стефан - мой сын. Кто-то подмешал в "Сангрию"
ЛСД. Мне так жаль. Скажите, как вас зовут, дорогая?
– Джессика Хантер. Друзья зовут меня просто Джесс.
– Прекрасно. Имя вам очень идет.
– Андреа снова улыбнулась, покачала головой и слегка нахмурила брови; во взгляде ее чудесных глаз мелькнуло искреннее беспокойство.
– Стефан порой такой безответственный. Мы с Максом и друзьями улетели за покупками только на одну ночь.
– Андреа словно оправдывалась перед Джесс.
– И были уверены, что все здесь будет в полном порядке.
Джесс почувствовала, что должна успокоить разволновавшуюся Андреа.
– Пожалуйста, не переживайте.
– И, чтобы перевести тему разговора, поинтересовалась:
– А куда вы ездили за покупками?
– В Гватемалу, - сообщила Андреа не моргнув глазом, словно однодневная поездка по магазинам в Южную Америку была столь же заурядна, как экскурсионная поездка в Сан-Франциско.
– Там живет художник, с которым Макс хотел встретиться. Вам знакомо имя Артуро Молино? Макс купил несколько его картин.