Аметистовый блин
Шрифт:
Так вот, когда в дверь позвонили, Сережа прежде всего подумал о простыне.
Звонок был коротенький, деликатный. Через две минуты он повторился.
Сережа пошел открывать.
На пороге стояло не-разбери-поймешь что. Мужская куртка с атлетического плеча, джинсы – и почему-то дамская кепочка, вроде той, что носила в прошлом году Майка. Козырек был надвинут по самую переносицу, а сзади кепочка странно топорщилась, как бы еле держась на голове. И в довершение картины – дамский рюкзак на плече…
Это чудо, постояв несколько с опущенной головой, вздохнуло
– Прошу политического убежища!
– Ну, заходи, – позволил Сережа.
Странный гость шмыгнул в квартиру и стащил с головы кепочку.
– У меня не было другого выхода…
– Причешись, – сказал Сережа.
Волосы Данка стригла не то чтоб коротко, но так, чтобы вокруг лица торчал целый ореол. Были они густые, с характером, и в придачу крашеные. Из темно-русых она их сделала рыжими, такого цвета, какой в природе не встречается. Естественно, именно они прежде всего нуждались в маскировке. Данке удалось кое-как затолкать волосы в кепочку, но, вырвавшись на свободу, они устроили нечто вроде безмолвного скандала.
– Я влипла, – кое-как укротив свой рыжий скандал, заявила Данка. – Мне нужно всего одну ночь перекантоваться, потому что на все поезда я опоздала.
– А куда ты собралась? – поняв, что чердак отменяется, спросил Сережа.
Данка перечислила штук десять городов в радиусе тысячи километров от своего родного. И сразу же полезла в рюкзак.
– Сереж, я не с пустыми руками! Я честно принесла тебе ужин. Салат с креветками, фруктовый салат и сырное печенье! Все как ты уважаешь!
Первым же делом она выложила на кухонный стол свой пневматический пистолет.
– Приятного аппетита, – прокомментировал Сережа. – А ловушка?
– Ловушка идет по следу, – хмуро отвечала Данка, добывая из недр рюкзака прозрачные коробочки с салатами и сырным печеньем. – У меня еще колбаса есть. Только она какая-то того… подозрительная…
Сереже показалось, что он все понял.
Он не знал подробностей Данкиного внезапного разрыва с женихом, предполагал только, что виновата невеста, то есть, как бы без вины виновата. С Данкиным характером следовало бы штурмовать далекий космос или гонять индейцев на Диком Западе. И если она временно, под воздействием подруг и магическим влиянием даты рождения в паспорте, помягчела, то надолго ее хватить бы не могло – месяца разве что на полтора. Накопившийся азарт должен был выплеснуться наружу бурно и костедробительно. И очень может быть, что жениху пришло в голову бросить Данку уже в приемном покое травматологического отделения больницы…
Странным показалось, правда, что он так быстро оттуда выписался. А еще того страннее – что Данка, вооружившись, не нападает, а скрывается.
Четыре года мирного сосуществования с женской логикой (два – в состоянии брака, да еще два – в состоянии платонической дружбы) приучили Сережу мирно принимать любые эксцессы. И еще он усвоил, что главное – не задавать вопросов в первые четверть часа. Майка обычно двадцати минут молчания не выдерживала.
Накрывая на стол, Данка прислушивалась к шагам на лестнице.
– Ты –
– Тронут, – немедленно ответил Сережа.
– Ведь тебе и в голову не пришло, что я прискакала, чтобы уложить тебя в постель!
– Не пришло, – согласился Сережа, косясь на пистолет. Все-таки у нее была удивительная для женщины кучность стрельбы…
– У тебя мозги не повернуты на сексе, – продолжала Данка.
Сережа промолчал. После развода у него, понятное дело, были приключения, но уже месяц он соблюдал целомудрие. Именно о сексе он в последнее время и задумывался…
– И тебе не мерещится, будто все женщины должны бежать за тобой следом, раздеваясь на ходу и повизгивая от восторга!
– Все – это сколько? – спросил Сережа.
– Ну, все! Вообще – все!
Кто-то, видать, основательно рассердил Данку своими мужскими притязаниями. Она со злости не ела салат, а пожирала.
– Ты – ангел! – вдруг прочавкала она. И снова с головой нырнула в салат.
Сережа уже выучился переводить с женского языка на мужской. Когда называют ангелом, прелестью, солнышком и прочими дореволюционными нежностями, – то просто-напросто благодарят за ту услугу, о которой через минуту попросят, чтобы ты, Боже упаси, не вздумал сходу отказать.
В дверь звякнули.
Данка вскочила из-за стола – и в руках ее оказался пистолет.
– Убью! – решительно воскликнула она, не прожевав салата.
Сережа неторопливо встал.
– Не открывай! – потребовала Данка.
– А если это ко мне?
– К тебе? – видимо, эта мысль Данку удивила. Действительно, странно, что кто-то решил заглянуть в гости к хозяину берлоги в то время, как тут скрывается разъяренная женщина…
Сережа открыл дверь – и понял, что Данка в какой-то мере была права.
На пороге стояли два здоровых амбала.
– Тут, что ли, привидение завелось, блин?
– Ага, – сказал Сережа, поигрывая великолепно вылепленными грудными мышцами, прекрасно видными в дырки доисторической фуфайки. – Это я. Дальше что?
– Блин! – изумленно воскликнул вдруг второй амбал. За Сережиной спиной он увидел нечто, поразившее его наповал.
Первый проследил его взгляд.
– Блин! – воскликнул и он.
– Во, блин!
– Ну, блин!
– Ребятки, время позднее, блинная закрыта, – с тем Сережа всей накачанной массой двинулся на гостей. – На переучет. Привет.
Гости, пятясь, вымелись, Сережа закрыл дверь и лишь тогда обернулся.
Данка стояла в глубоком балетном плиэ, как бы сидя на незримом стуле, широко разведя колени и двумя руками держа свой огромный пистолет. Под прицелом она держала ту часть дверного проема, где могли бы возникнуть грудь или живот врага. И продолжала дожевывать салат.
А то, что это место загородил сейчас Сережа, в расчет не принималось.
– Положи игрушку, – как можно спокойнее попросил он.
Данка выпрямилась, поставила пистолет на предохранитель и молча вернулась к тарелке со своей порцией салата.