AMOR
Шрифт:
— Vous n’etes pas genereux… [31]
И она осталась. Так прочно, точно ей тут — умирать…
В другой раз он застал её в слезах: какая-то прозрачная обида — от прислуги. Он сжал её голову, целуя глаза, которые она отводила, отбиваясь от его ласки:
— Хотите, я расстанусть с ними со всеми? До одного человека! Заплачу неустойку арендатору, изменювсе вокруг вас! Скажите однослово, и если это вас хоть сколько-нибудь облегчит…
31
Последнее
Но она уже успокоилась:
— Зачем вредить людям? Простите мне эту слабость, прошло! Вот Анна это все не замечает,она проходит мимо. Лучше мне скажите: хороша моя сестричка Мэри?
— Прелестна… — отвечал он, — но только что мне с ними со всеми делать? Это уж начинает мучить Анну, она оченьревнива…
— Увезу их с собой в Коктебель — Таню, Сусанну… Простите, я неуеду, пока вы сможете безменя…
Лето цвело. Целые дни привозили с полей "скопщину", и так как молодой хозяин, зная положение в стране, не относился серьезно "собственнически" к хозяйству, то лишь затем, чтобы со своим новым управляющим не ударить в грязь лицом перед матерью, все выполнялось, что было положено, — как будто бы играли пьесу, но ей будет скоро конец.
Урожай был небывалым, зерно ссыпать было некуда, а его все везли и везли — отдавали зерно тому, кто хотел взять, — без счету. Этому помогала и революционность старой хозяйки. В людской дивились происходящему. Там такое не одобрялось. "Скопщину" встречали хохотом. Д’Артаньян, идя принимать зерно, строил невероятные рожи, на что был мастер.
Смеху, несмотря на трагичность взаимоотношений, было столько, что это была стихия. Несколько остроумий, отталкиваясь, создавали фейерверк. Ника отдыхала в нем, будто купалась в Оке. Сидя рядом с Анной, она держала её руку и ей улыбалась. Это успокаивало сомнения д’Артаньяна. Шли гулять по аллее вместе, Андрея отзывали на скотный двор, к коню, или его звала мать, Таня молча шла рядом, она не выносила Анну, и все горячела в обиде за Нику. И — что было уже совсем чудом — обида, растя, перерождала её увлечение Андреем Павловичем, она все более гордо с ним обходилась, что в её семнадцать лет было прелестно, он подразнивал её, она в ответ была обаятельно–ядовита. Все замечали, как день ото дня она под влиянием Ники умнела. Скоро и ей настанет черед быть объектом для увлечения многих…
Дом утопал в плодах и розах, овощи и те в то лето вырастали немыслимые по размеру и качеству. Отрадное было оазисом в степи.
В эту степь выезжала иногда с Андреем Анна. Она ездила превосходно. Превосходство и здесь над Никой было явное, та оставалась стоять у конца главной аллеи, с улыбкой следя, как они медленно уменьшаются в зрении и, наконец, исчезают: есть ещё? нет? есть, будто бы… нет, их нету — только серебристая дымка зыблется по горизонту — миражом.
Близится день рождения Ники, её двадцатипятилетие.
Прощаясь с Мэри, она обещала ей когда-нибудь провести с ней в Коктебеле хоть день. Разорвать заколдованный круг. Долг был — (для них) — остаться, долг для себя был— уезжать. Надо было исчезнуть, тем дав ему возможность з абывать её, её физически не видя.Может быть, его просьбуостаться — уж больше не надо слушать…
В тот же день Ника
— Видя вас, — сказала, взяв её руку, Анна, — я вспомнила рассказ Тургенева, кончившийся так: "Дура", — проскрежетал кто-то сзади. "Святая", — донеслось откуда-то в ответ"…
Ника сжала её руку, но странно! — не почувствовала того, что обычно бессильно вело её в руки Анны. После Коктебеля в ней появлялось что-|о новое. Это сейчас же почуяла Анна.
— Что с вами? — спросила она. — Як вам неизменилась…
И она обняла Нику. Трепет пошелпо ней, но она устояла.
— Это не может быть, — упрямо сказала Анна, — если язахочу, будет как было.
— Нет, не будет, — отвечала и дерзко и нежно Ника, глядя ей в глаза.
В глазах той вспыхнула мука. Но и сейчас не сдалась Ника.
— Нет, — сказала она твердо, — я вас люблю, но я стала другая, я не ваша теперь, нет…
Кто-то шел, им помешали.
В доме много людей — и плодов земли, масса арбузов и дынь, груш, грецких орехов — все изобилие некогда "райского" сада — в сложных переплетениях человеческих отношений.
Подходил все ближе день рождения Ники.
Праздник Андрей готовил на славу. Попросил её сделать по своему вкусу закупки в городе. Сладостей — и вин! Горько и весело было ей разбрасывать деньги Андрея — "на прощанье"! Все купив и сдав провожатому, она осталась на день в Феодосии. Там был уехавший из Отрадного Ягья эфенди, и она пошла к нему, захватив вина и пирожных, — их было как-то странно покупать — где-то ведь шла война, о которой были прерваны вести.
ГЛАВА 4
ПРОДОЛЖЕНИЕ СКАЗКИ О СКРИПАЧЕ ЯГЬЕ ЭФЕНДИ
В закатный час скользнула она через порог низенькой сакли, по–татарски убранной. Жили там Ягья и его брат. С нею была Таня. Братья встретили их нежданный приход — восхищённо, позвали двоюродных сестер, Зарэ и Фатиму.
Вино развеселило всех. Ника пила много. Вскоре Таня встала, обещав идти по делу куда-то с матерью. Ника Пошла проводить её. Над морем длинным блеском, разрезая его тихую синеву, стояла луна.
Ника вернулась назад. Не помнила, как ушли девушки, Куда исчез брат. Они остались вдвоём с Ягьей. Но запомнила, Как над ковром, где они по–татарски полулежали, свешивался со стены широкий золотой шелковый пояс, как полыхала свеча и как при свете свечи она прочла ему все, что о нем написала. После чудесного описания наружности, слов, поведенья — в неслыханной им рамке её прозренья в него, в его музыку, в его музыкальную судьбу. Это бросилось ему в голову сильнее, чем выпитое вино, вино люди пьют постепенно, а Это… В томленьи он потянулся к ней, но он знал, что она ускользнет, рассмеется… Подчиняясь ей, музыкально, он рассмеялся сам, а свеча, догорев, гасла и, вдруг склонив голову, умерла. Но во мгле, волшебно окутавшей ковры, окно, пояс, их, стал быстро рождаться рассвет — совершенно зелёный…
Они вышли из дому как брат и сестра, незаметно прожив вместе ночь, солнце вставало над морем.
Они за руку взбежали на круглый холм. Высоко над морем!
— Оно муаровое, видите? — сказала Ника. — "Муар" — это такая материя, переливами, как хвост павлина.
Он не слушал. Он не понимал. Он смотрел на нее и потом на разводы, серебряно–синие, бледно–розовые, облака под светлым жаром солнца, и снова смотрел на нее.
Он ещё не знал, что на свете так бывает, такое, он сейчас будет играть н, о в о е, совсем новое, он уже чувствует, оно пришло!