Амплуа Нефертити
Шрифт:
Голое ее исчез, и люди в безмолвии напряглись до отказа, ожидая еще чего-нибудь. И тут сказал я сам:
– Сделаем это и уйдем на время. Пусть, она побудет одна.
Мы все побросали свои дела и, рассыпав ту самую соль, которую та же Нефертити нам добывала, покинули жилища.
Пробыли мы в стороне всего три дня. Изголодались вовсе, но не шли, пока дожди не смыли ту самую соль и не унесли вглубь земли. Тогда, и возвратились обратно.
Все было, как прежде. Но чего-то все-таки недоставало. И тут я понял чего. Недоставало ее - нашей Нефертити,
Словно опустело все вокруг, а сама жизнь померкла в моих глазах. Она действительно ушла. Куда - я не знаю, да и, наверное, никто об этом толком не знает. Уже потом я спрашивал того царя Мнелоха. Но и он ответил, что она не оставалась долго.
– Была и ушла, - так отвечал он, глядя на меня строго, словно я причинил ему личный вред.
Я ничего ему не ответил, да так и ушел, не попрощавшись. Он догнал меня на дороге своей царской колесницей, которая вот-вот только появилась.
– Скажи, зачем ты обидел ее?
– спросил он меня, догнав по пути.
– - Ты знаешь?
– удивился я, тогда не понимая, откуда он мог знать тот paзговор.
– Да, знаю, - сказал он, - мне об этом поведали люди.
– Не знаю, - ответил я ему и двинул дальше.
– Глупец ты, - послал мне вдогонку тот царь и осыпал еще своими проклятиями.
Так я и пошел по дороге оставшейся жизни, неся на себе груз обломившейся любви и вечную вину изгнания Нефертити.
Добравшись домой, я узнал, что в мое отсутствие случилось нечто.
В той усыпальнице, так до конца и не достроенной мной, произошли изменения. Люди обнаружили там одежду самой Нефертити, а рядом возлагалась и моя. Та самая, золотая.
Один из жрецов сказал мне:
– Я слышал ее голое, царь Аменхотеп. Она велела закопать то глубоко под землю, а сверху заложить камнями и еще засыпать песком. И еще она сказала твою одежду возложить рядом с той, что она оставила. Она сказала, что пока не по величине тебе.
– Делайте так, - кратко ответил я и отошел подальше от того усыпального места.
Очень скоро все то захоронили, и люди понемногу разошлись. И я спросил сам у себя своим голосом, проронив на землю слезу.
– Правильно ли я поступил так, а, грек Немидий?
И ответ мне последовал тут же, словно звон прозвучал в моей голове, а затем, тихо обломившись, произнеслось:
– Ну и глупец же ты,Немидий. Так только я могла тебя любить, но ты того больше не увидишь никогда.
– Как?
– воскликнул я в радости, поднявшись с места.
– Ты жива?
– Нет. Меня уже нет на земле твоих предков. Я уже несусь в небесах. И пока ты еще меня слышишь, хочу сказать тебе следующее. Возложи камень на место усыпальни моей и твоей. Затем снова песком и другим заложи все то. Meсто запомни навечно. Придет день, и ты сдвинешь сам тот
камень с места и откопаешь те самые наши одежды. Но до того дня не смей прикасаться к ним и даже приближаться к тому месту. Это мой завет тебе на века. Скажешь об том кому другому - сразу умрешь. Только
отдавая дань мне и себе самому. Знаю, будешь лить слезу ты сильно, делая то, ибо душа - она знает, чего добивается. Слеза та наполнит горечь земли сухой и произрастет свет небольшой от того или лучик на свет возрастет.
От него и пойдешь, и сам сотворишь чудо великое, достав из-под земли то, что не достанется больше никому. Сам же потом займись другим. Сооруди другой храм и усыпальню, а место это испепели или разрушь, как нашу любовь. В той новой усыпальне сооруди все так же и возложи одежды похожие, но не из того сотканные. И людей заставь забыть о том и память их унеси вместе с собою, когда придет конец жизни твоей.
– Как же сделаю я то?- с дрожью в голосе спросил я ее, сильно волнуясь.
– Сделаешь. Особого труда тебе не надо прилагать. Я и Бог поможем тебе.
– Ты прощаешь меня, Нефертити?
– спросил почему-то я тогда.
– Я тебе уже все сказала, - сообщила она, и голос ее улетучился, словно и не возрастал никогда.
– Это последние ее слова, - так сказал я себе тогда и молча принялся исполнять ее указание.
Когда же дело было исполнено, а исполнено лично мною руками, а не как-то еще, я пошел к людям и объяснил, что надо делать им всем.
К удивлению моему, они согласились. И спустя время мы начали строить новый храм любви, а рядом с ним и усыпальницу-гробницу.
Когда все то было завершено, я обошел вокруг, как когда-то сделала сама Нефертити, и произнес примерно такие же слова. Точнее уже не помню.
Говорил и еще что-то, но уже не помню. Проронил также слезу и обошел еще раз.
Видели то люди и присоединились ко мне на пути. Так и получился тот круг, что и поныне зовут кругом любого хода.
На день другой после свершения всего того случилось великое землетворение. Так называли тогда тряску земную.
Многое разрушилось и многие погибли под обломками строений. И тогда, я вспомнил те слова, что сказала Нефертити на прощание.
– Ты жестока, - в горести воскликнул я и поднял руки к небу.
Но она не услышала меня, а только новая волна нахлынула снизу и уже укрыла меня самого с головой, находящегося совсем рядом со зданием. Что было дальше - я не знаю. Я умер, судя по всему, так как в голове моей содержится только это.
И вот уже сейчас, спустя века я сам спрашиваю у той же Нефертити о том великом дне. И она же мне уже сегодня отвечает:
– Здравствуй, грек Немидий. Ты выполнил большую часть того, о чем я говорила. Ты унес память людей с собой после их смерти, ибо погибли все, кто тогда там жил и оставался еще на том берегу. Но я еще не простила тебя. И я жду твоего прощения воочию веков грядущих новых и уже произошедщих давно. Как будет происходить то - не знаю сама. На все есть воля божья. Он всем руководит и даже мною самой.