Амулет мертвеца

Чиганов Константин

— Котик! Котя! Вот видишь, дядя хочет с тобой играть. А потом он тебя покормит. Наверное. Ты не очень-то живой, но хорошо кушать надо и мертвым котятам. Иначе моль заведется.

Она взмахнула дурацкой кошачьей игрушкой, и махайрод, дьявольщина, с интересом глянул на розовый помпон. Девушка подошла прямо к его морде, потрепала саблезуба за ухом и кинула удочкой в Вадима.

— Тебе водить.

И пропала. Мгновенно, как перед Дашей. Но кот, увы, не пропал. Теперь он снова смотрел на Вадима. Мотнул башкой. Человек подумал, сколько секунд займет у тысячи лет как дохлого ублюдка откусить ему ноги. Пять? Две?

И ведь положение

бредовое.

— Слушай, зверюга, — Вадим медленно, очень медленно обозначил движение спиной назад. По хребту скользнула струйка пота: стареем, — Тебе клянусь, сиди пока смирно, а мы тебя в зоопарк увезем. Мяса там каждый день завались. А я жесткий и ядовитый, от такой жизни. Ты все одно давно вымер (кажется, герой в книге забытого автора так увещевал клонированного тираннозавра. Без успеха, впрочем).

Вымерший махайрод рыкнул и пошел на него, шурша мертвой травой.

Два летных шлема, красный и зеленый с золотом, два золотистых перекрестия нашлемных прицелов, четыре темно-багровых глаза, каких у живых не бывает. Темно-красный вертолет, похожий на застекленное яйцо с растопыренными лапами шасси, несся на малой высоте, выжимая почти триста километров в час.

Пришлось потратить три минуты, подвесить вооружение вместо прежних «глаз и ушей», теперь Василь догонял мелькающие на дисплее цифры: время не бежало, летело впереди них. Вертолет он давно ощущал как второе тело. Хороша все же стрекоза, хоть петли крути.

— Я беру оружие, — сказала Майя, удобнее перехватывая джойстик на подлокотнике.

И подумала: ика отпадают, правильно не взяли, головка не увидит, он только вылез, ледяной, тепла не хватит. Оптика. Придется порулить самой. И пулеметы, это на Васильке.

— Пальба тебе, Вась, а я навожу ракету.

— Какую?

— Термобар [97] . Мы тоже умеем отжигать. Иначе он срастется, моментально, эта сука его накачала силой.

— Принял. О, вижу. Кладбище. Где они там развлекаются?

97

[4] Термобарический, создающий компактное облако сверхвысокой температуры и давления.

«Вальтер», но не карманный, гавкнул раз и второй. Кот завыл, тряся раздробленной передней лапой, серебряная пуля испортила ему прыжок, и тупоносая башка врезалась в кованый крест, едва не сломав клык.

Пока Вадим смог держать дистанцию. В махайрода он засадил пятую пулю, но не сказал бы с толком. Теперь чудище вскочило и попробовало зайти слева. Лапа его больше не беспокоила, минуты не прошло, ну да, ну да, толку от вашего серебра.

В такие моменты у Вадима обострялось чутье, на зрение и слух он и так не жаловался. Однажды нос выручил, предупредив о засаде, полоумный убийца забывал мыться. Но от саблезуба не пахло хищником, острым горячим мускусным духом охотника, от ожившего тысячелетнего кошмара несло разложением и сырым холодом. Пару раз зверь проскочил близко, только тренировки и высокие памятники выручили человека. Все же габариты и масса тут работали против хищника, порхать он не умел, уже снес несколько оградок и сломал пару вертикальных плит.

Однажды коготь с кухонный нож деранул левый рукав куртки, оставил прореху, оттуда полезло облачно синтепона, рука каким-то чудом уцелела. Но Вадим устал,

а тварь уставать не умела. Скажи Заревому, что он крутится и стреляет меньше пяти минут, он бы страшно удивился.

Неужто стрекот лопастей со стороны города? Никогда Вадим так не боялся ослышаться. Но экс-зверь тоже прислушался, поднял плосколобую ох и здоровую башку, с клыков капало, то ли слюна, то ли гниль.

Темно-красный «Хьюз», «летающее яйцо», развернулся, блеснули стекла, вертолет качнулся вправо-влево и переместился в сторону заката. Солнце должно помешать и твари… хотя бы немного.

«Это они мне, дерьмо».

Вадим зайчиком, шизым соколом метнулся за соседний памятник, а вон там в десяти шагах подобие мавзолея, с фото старушки в платке и мальчика на плите под нелепой сводчатой крышей на черномраморных столбах, там он на три секунды опередит смерть. Три секунды большой срок.

По бокам фюзеляжа замелькали вспышки, дробно и не впечатляюще застучало. С визгом треснула плита неподалеку, заревел мертвый зверь. Вадим отчетливо увидел, как в его шее появилась дыра с кулак… и вторая… и тут же стянулись. Тогда он решился и кинул тело к мавзолею. Это что еще. Рука отозвалась болью, а когда он коснулся кистью с зажатым пистолетом, с удивлением увидел на затворе красные синтепоновые клочья. Дерьмо кошачье.

Еще один крест рухнул поблизости, дробный стук. Прямо у его ботинка откололся кусок черного мрамора, взлетела каменная пыль, это уже перебор.

«Включено, готовность, захват активирован». Майя наконец-то увидела чекиста. Чертов коллега, в какой-то мере. Вон там, за большим черным подобием семейного мавзолея, армянским, наверное. Близковато.

— Вася, ты его видишь?

— Вижу. Стараюсь не задеть, — сквозь зубы.

А вот и котик. Огромная рыже-полосатая туша крутилась совсем неподалеку, пятидесятый калибр коту не понравился. Кое-что он уже словил, на Василька Майя могла полагаться. А теперь прыгнул, перескочив через две розовые плиты в человечий рост, и все ближе к Вадиму, скверно. Хорошо еще, стрекотанье с неба явно отвлекало его и нервировало. Ну да, откуда ты мог такое услышать там, у себя.

Все эти досужие мысли не мешали ей наводить нашлемный прицел, перекрестье из желтого стало красным (чертовы родственники с мавзолеями), зеленым, снова красным… да что за светофор. Старушка ты крашеная, Майка. О!

Она вдавила пусковой курок джойстика. Справа мелькнула длинное белое тело ракеты, оставило дымный след. Отлично, прицел зеленый, тварюга оказалась на пятачке меж низких надгробий. Да он с коня, похоже.

А скачет еще лучше.

Саблезубый почуял, наверное, свист и темную тень окончательной гибели, диким прыжком в два человечьих роста кинулся под черную крышу… к Вадиму.

Даже реакции Майи не хватило нажать кнопку подрыва ракеты. Дымный след ушел к мавзолею, там рвануло, вроде и негромко. Вспухло невыносимо горячее безвоздушное облако, охватило тушу саблезуба, превращая шерсть, тухлое мясо и кости в пепел. Сдернуло и перекосило крышу надгробия, начисто слизнуло нарисованных на плите бабушку с внуком, полированный камень пошел мелкими трещинами.

«Твою мать!»

Она отчетливо видела обгорелые до угля останки махайрода, уткнувшиеся бывшей мордой почти в самые ступени. Как в Помпеях. Из-под верхней губы, все еще вздернутой в ярости, торчал белый саблевидный клык. Но она не видела человека.