Амулет мертвеца
Шрифт:
Потом гул голосов стал расходиться волнами, где-то закричала женщина:
— Чтобы ты подох, жизнь мою поломал!
Рев, уже мужской, складывающийся в отчаянную ругань. Где-то лопнуло стекло и осколки прозвенели как сигнал.
Вокруг Даши поднялся сумасшедший дом. Люди неслись в панике, что-то орали, бросались друг на друга. Вопли, брань, кто-то запустил стулом в витрины пиццерии, дебелая повариха в белом халате из-за прилавка соседней шашлычной метала в народ тарелки, словно дискобол, и дико хохотала. Двое парней в ярких спортивных куртках сцепились и рухнули рядом с Дашиным
Где-то взвился крик дикой боли, Потом хохот и взрыв проклятий. Зазвонила сигнализация, то ли пожарная, то ли полицейская. Заткнулась. Даша, оставшаяся совсем-совсем нормальной, стряхнула оцепенение.
Что говорил сэкка, его бы сюда? Сжечь дом с рисунком… или стол… зажигалкой? Но еще он говорил про жертву. И Аренк, Арик, тоже мне, его сердце эта жертва, и если дана добровольно. И кровь, кровь имеет значение.
Рисунок на столике теперь рдел, линии проступали словно трещины на корочке застывшей лавы, пока еще не выпуская подземный огонь в мир. Мерзко воняло паленой пластмассой. Дела, моя крошка, все хуже и хуже.
Даша зашарила во внутреннем кармане курточки, вот всегда когда надо, ищешь… хоть сумочку с собой бери, хотя еще хуже, женская сумочка как черная дыра, вот!
Она выхватила маленький розовый чехольчик с маникюрной алмазной пилкой, стальная, с заостренным концом. Пойдет.
Один из парней остался лежать, второй, залитый кровью, поднялся на колени, замотал нечесаной головой и поглядел на Дашу. Пустыми, совершенно бессмысленными глазами. Ухмыльнулся, полез пальцами себе в рот и вырвал шатавшийся, видно, зуб. Поглядел на него. Отбросил и полез за вторым.
Она выдернула из чехла пилочку, сжала пальцами и, закусив губу, ударила в мякоть левой ладони.
Кровь неожиданно хлынула потоком, густая, гранатово-красная, и Даша, сведя немеющие пальцы, зачеркнула чертеж, кровь явственно зашипела и впиталась в пластик.
Вместо ожога от прикосновения к столу Дашину руку пронзила ледяная судорога, боль почти невыносимая пригасила сознание. Дашин рассудок втягивала проклятая эмблема, хотелось зажмуриться и отключиться, не быть дальше, ломало, прямо битым стеклом резало свинцовую руку, Даша потянула ее мертвеющим бревном, пересекая окружность и разрывая контур.
Парня, щербато скалящегося рядом, смела неведомая сила, Даша увидела белое Данькино лицо с черными провалами глаз, улыбнулась, подумав, хорошо, что я не успею тебя услышать. И упала в темноту.
Очнуться она была готова в гробу, в реанимации, в пятом измерении, в адской бездне, но перед глазами оказался потолок ее собственной спальни. Уж бронзовую антикварную люстру со смешными рожками она узнала бы из тысяч, сама отыскала. Так. Пошевелим головой. Ух, в шею стрельнуло, но в целом жить она, вероятно, будет, пусть плохо и недолго. Рука ныла, словно в ладони сидел гнойник, но не так уж… шевельнула пальцами, ну да, повязка как варежка. «Рукавичка — варежка, не влюбляйся в каждого!» откуда?
Данька. Сидит рядом, растрепанный, в своей черной футболке
— Охти, проснулась наша спящая красавица, открыла эти… вежды взоры. Как?
— Голова как у вола. А все кажется мала. Погоди, у меня… что… там все вышло?
— Ты это прекратила. Никто толком не понял, каким местом. Но чертеж правда важная дрянь. И твоя кровь его испортила. А заодно я чуть с глузду не съехал, когда тащил тебя в скорую. И главное, крови вроде вытекло немного. А ты как известка и пульс нитевидный. Думали камфарой, но ты как-то разом порозовела и задышала как паровоз.
— Много… жертв?
— Погибших трое, покалечено человек тридцать. Но могло быть много много хуже. Какой-то мудень уже поджигал отдел бытовой химии. Теперь они отошли, но не помнят ни черта.
— Жалко как. Я дура, да?
— Да. И я тебя выпорю, этой ночью.
— Без меня, может, вообще ничего не было.
— Ну да, наша фифа балована, вокруг тебя мир и крутится. Было бы много страшнее. Ты думаешь, она… они, оно туда зашло кофею вылакать?
Даша пошевелила головой, вопреки ожиданию, комната не заскакала в глазах. Рядом на столике высилась пирамида ярких коробок, какие-то золотые на вид штуки и самое главное, оплетенная соломой бутылка темного стекла со смутно знакомым красным горлышком.
— Дань, это что, амонтильядо?
— Ради всего святого, Дашка, ядо, ядо, алкоголичка созлая. Ольгер приволок. Они с Сайхой подогнали тебе еще и медицины, на троих инвалидов умственного труда хватит. У тебя все побывали, пока ты валялась в расстроенных чуйствах. Вадим обещал пистолет выправить наградной. Оборотни заходили, оставили флакон какой-то целебной восточной дряни из чистого золота. В смысле флакон из золота, дрянь я только понюхал, и аж заколдобился. Аре с новой подружкой. Он ее не из профессиональных плакальщиц ли выбрал, так ревела.
— Она славная. И его любит. Ты передай, если бессердечный индеец Джо ее обидит, я ему лично трепанацию сделаю, по методу инков. Ржавым гвоздем.
— Ну ты, мать драконов, и беспощадна… ах да. Тут еще кое-кто просил сообщить, когда ты очнешься.
Данил поднял ко рту глиняную свистульку, черного котика, подул под задранный хвост.
— Ну вот, надоедал сплавили, можно серьезно поговорить.
Голос не утратил ворчливых нот. Да и сам обладатель не изменился внешне, подошел к ложу, дергая длинным хвостом, поставил передние серые лапищи на матрац и понюхал забинтованную руку. Покачал лохматой головой, лизнул ей палец, торчащий из бинта.
— Прости, Следопытка занята с детьми. Передавала горячий привет.
— Погоди, сколько у вас? И когда успели?
— Так мы родные дети времени, в других веках можно хоть и триста лет прожить. Трое. Два парня и девчонка. Уже болтают, жизни от них нет.
Он улыбнулся вывороченными губами.
— Вот бы посмотреть на них, — Даша пошевелила пальцами…нет, почти не болит.
— Не здесь и не сейчас, — сказал сэкка, облизываясь. — Ты скажи, ты ничего в себе не чувствуешь? Необычного? Странного.