Амулет мертвеца
Шрифт:
— Ты пришел забрать в царство мертвых? Я готова. Только с тобой.
— Обойдешься. Да меня самого-то, похоже, туда не взяли. Послушай.
Он приложил ее теплую, несмотря на холод, крепкую ладонь к своей молчащей груди. Над обрывом завыл северный ветер, донося отголоски жалоб Фенрира. Она погладила не живое и не мертвое тело в вырезе рубахи.
— Вот, такой я теперь. Сам не знаю, как. Твоим колдовством, не иначе.
— Да если бы я могла… — Сайха всхлипнула, и Оле понял, ведьма смеется и плачет одновременно. Ее тело обмякло, ушло смертное напряжение всех жилок. Плакала теперь навзрыд, вцепившись в его ледяную
— И они жили долго и счастливо, — сказал индеец, складывая из розовой бумажной салфетки уточку. Или лебедя.
— Довольно долго, много лет, — Оле глянул на Данила с легким удивлением, — ты не знал? Амулет действует и на живых. Не так явно, но молодости и срока жизни тем, кто рядом с нами, добавит изрядно.
«Дашка», подумал тот.
— Это Сайха придумала как спрятать амулет… внутри тела.
— А что потом с ней стало? — и не закончив, Данил осознал свою ошибку.
— Любопытство тоже бочка без дна [29] , - сказал Оле, нет, кормщик Ольгер Бьернссон, поглаживая хорька, и добавил, прищурясь, — я не видел ее мертвой. Ясно?
Когда понял, искать бесполезно, пошел в берсерки. Самое доброе дело для такого урода. Неплохо я тогда порезвился на палубах.
И замолк.
— Погодите, — сказал Данил, стараясь заладить неловкость, — а почему нет как мы…
— Задохликов, — любезно подсказал Аренк.
— …в политике, например? Никто не хотел порулить судьбой мира?
29
[5] Намек на шведскую пословицу «У жадности нету дна»
— А с чего ты взял, будто нас нет в большой и жирной политике?
— Кто?
— Любопытства у него хватит не на кошку, на ягуара, ты прав.
— Молод еще. Глуп. Но я опасался худшего. — Викинг кивнул чему-то. — Да, подойдет. Про политику спрашивай вот у него. Этот прохвост и бабник везде поспел.
Он принес еще пива, мяса и сыра.
— А между тем… — Аренк отсалютовал кружкой, — куда без женщин даже в чертовой политике? Я тогда и ввязался из-за женщины. Так еще и чужой. Меня погубил гуманизм. И романтика.
— Тебя давно погубил бы сифилис, кабы ты жил, — Оле разом заглотил половину кружки, — но трепись дальше, позабавь нас.
Глава 11. Соло пулемета
Вешать господина Президента приехали после завтрака.
Военные соблюли некоторым образом, почтение к званию — джип с офицерами сопровождала пара шестиколесных пушечных «Саладинов» в буро-зеленых пятнах. Головной броневик красиво таранил ворота президентского дворца, кованые створки в завитушках с лязгом рухнули под напором английской брони. «Саладины» выкатили на изгиб подъездной дорожки, усыпанной светлым щебнем, первый задрал ствол и гулко бахнул по фасаду белого дворца. Полетели стекла, кто-то включил сирену, она провыла несколько секунд — заткнулась.
На дорожку довольно твердым шагом вышел бравый гвардейский капрал в тропическом хаки, фуражка на затылке и белый платок в руке.
– ?No disparen, nos rendimos! [30] — крикнул он и
Не то чтоб хунта ожидала сопротивления. В конце концов, Эройо был не первый президент, столь эффектно и печально закончивший срок.
Правда, предыдущих арестовывали не раньше обеда, так что дворцоваяохрана даже несколько поворчала, бросая наземь британские автоматические винтовки, им не дали допить кофе после завтрака. С другой стороны, «раньше урода вздернут, раньше дворец пограбим», философски заметил капрал, сдавая приехавшему молодому майору пистолет и отдавая честь. Исторический платок ему еще пригодился, утирать пот.
30
[1] Не стреляйте, сдаемся! (исп.)
Лысоватого усатого Эройо в голубенькой рубашке поло под полосатой пижамой, в наручниках погрузили в джип, в изрядном подпитии, квасил он со вчерашнего дня, с известий о волнениях в столице. Его историческая миссия закончилась, памятника такому не поставят.
Для сошек помельче, вынужденных пока оставаться в стране, взятие дворца стало сигналом драпать. Благо, умные давно вывели капиталы за рубеж, вывезли туда детей, собак, лошадей и любовниц, кто посолиднее даже жен. И хорошо заплатили незаметным маленький бюрократам, чтобы те вспомнили в нужный час пару номеров и сообщили, как там дворец и кто следующий.
До министра образования Гонсало очередь дошла часа через четыре, во время сиесты. Удачно для него, военные — без брони и артиллерии, грузовик солдат, да додж с пулеметом и сержантом, закатились за пивом в лавчонку ближайшего городка. Куда он денется? Спасать его никто не рванет, да и сам Гонзало — пожилой шпак в очках и с одышкой.
В сущности, он ничего кошмарного при теперь уже прежнем режиме не творил, патриотов не пытал, канцелярская крыса, и украсть при убогом финансировании образования мог сущие слезы. Но приказ есть приказ, взять, доставить, судить ускоренным военным судом ишлепнуть.
Мерседес Анхелика Аугуста… — синьорита Гонсало терпеть не могла своего полного имени, и все называли ее Мерси, на американский манер. Хоть внешне единственная дочь министра пошла в покойницу-мать, чернокудрой, классической испанской красотой, материнской кротостью характера тут и не пахло. Отплясывать до утра, чокаться бокалами с такими же эмансипированными подругами в сомнительных тратториях, носиться в маленьком открытом «Порше». Мантилье и юбкам в пол Мерси предпочитала джинсы. Вдобавок остригла косу, оставив украшение девичества, волосы едва ниже лопаток. Воистину, ее ждала бездна морального падения, если верить теткам и бабушке.
О перевороте она узнала по радио, выбравшись из ванны. Постояла несколько секунд в ступоре, запахнула халат и бросилась к телефону. Звонить не в службу охраны или местным гвардейцам, Мерси была вовсе не глупа. Она набрала номер единственного человека, которому доверяла. Пабло, личный пилот отца.
Тот, кто под угрозой мгновенного увольнения учил ее управлять маленьким трещащим «Пайпер Каб», похожим на зеленого кузнечика. Тот, кто отвез ее «желтого щенка», «Порше-356» в ремонтную мастерскую, сохранив полную тайну от отца после неудачного торможения в козу.