Амулет (Потревоженное проклятие)
Шрифт:
— Уф! — проговорил Борис, когда все стихло, а мы углубились в новые катакомбы: — Одно дело — прейти рельсы наверху, и совсем другое дело здесь! У меня полной ощущение, что поезд не раздавил меня только чудом! А, казалось бы — между ними полторы минуты интервал, в среднем! Батальон солдат успеет перейти!
Паганель, чей высокий силуэт по прежнему маячил впереди, обернулся:
— Боря! Потом поговорим на эти темы! А сейчас — потише, нас могут услышить!
— Кто?! — хором спросили мы с искателем, вытаращив от удивления глаза.
— Тиш-ше! —
— Тут, в центр, вернее, под центром, иногда бывает очень людно — и диггеры, и милиция, и госбезопасность, и еще какие-то люди. Мы копали тут, недалеко, основание Китай-города, ну, одной из башен, два года назад Боря, вы были в то лето на Украине, с Александром и Мишей…
Борис утвердительно кивнул, и Паганель продолжил:
— Так вот, за три дня раскопок мимо нас — я имею ввиду, мимо того места, где мы работали, прошло сорок с лишним человек! Не помню точно, Баруздин считал, ради интереса!
— И вас никто не заметил? — поинтересовался я.
— Ну, мы же маскировались! — улыбнулся Паганель, и добавил: — Поэтому здесь нужно быть очень осторожными! Если диггерам мы еще сможем объяснить, кто мы и что, то милиции и ФСБ — вряд ли! Будьте готовы по моему сигналу и падать, и бежать… Ну, пошли!
Мы вновь двинулись по темному коридору, стараясь ступать как можно тише. Где-то капала вода, в каком-то боковом отнорке я заметил тусклый луч дневного света — там была вентеляционная шахта.
Борис забежал вперед, и тихим, но отчетливо слышимым в безмолвии катакоб шепотом спросил:
— Максим Кузьмич, а что за база, на которую мы идем? Откуда она вообще взялась?
Паганель повернулся:
— В девяносто первом, когда «Поиск» только-только создавался, буквально после первых раскопок на нас «наехало» ФСБ, ну, тогда еще — КГБ. Мы еле-еле отбоярились, но квартиры всех наших искателей уже были на мушке, так сказать, и поэтому мы решили для хранения находок, инструментов, приборов, документации оборудовать подземную базу — тогда, сразу после путча, никому дела не было до московских подземелий! Базу создали за месяц, на месте бывших глубочайших подвалов за Лубянкой.
— Это что же — под носом КГБ? — фыркнул я.
— Представте себе — под самым носом! — подтвердил Паганель, пристально посмотрел куда-то во мрак, и добавил: — В ее создании активное участие принимал именно Судаков!..
— А почему мы потом не пользовались этой базой? — спросил Борис.
— Отпала необходимость! — пожал плечами Паганель: — Ты же знаешь, Денис Иванович нашел вполне легальный способ хранения материалов, находок, документации…
Борис кивнул.
— Ну, пошли дальше! Осталось совсем не далеко! — Паганель решительно свернул на лево, в какой-то узкий, малозаметный лаз.
В тусклом свете фонарика я заметил, что кирпич и бетон на стенах уступили свое место здоровым глыбам желтоватого, бутового камня.
— Лубянка! — шепотом объявил Паганель, указывая длинным пальцем вверх.
Мы пару раз спускались по стертым лесенкам,
— В восемнадцатом веке здесь были пыточные подвалы Тайной концелярии! — прошипел Паганель, и его голос зловеще прозвучал в неподвижном, затхлом воздухе.
Если еще пять минут назад мы могли точно определить, что мы находимся в двадцатом веке — по стенам коридоров змеились кабели, то и дело попадались какие-то, понятные только тем, кто их сделал, но вполне современные надписи, типа: «Не коп. Каб. Ост.17–58 гк. в.», то здесь, ниже, казалось, восемнадцатый век остался навсегда. Я бы не удивился, если бы из-за угла нам на встречу с диким криком: «Изыди!» сейчас выскочил бородатый призрак какого-нибудь старовера, замученного тут заплечных дел мастерами двести с лишним лет назад…
Мы спускались все ниже и ниже. На потолках и стенах коридоров висели целые простыни белой, шевелящейся от малейшего дуновения ветерка плесени. Земляной пол украшала болезненно белая поросль каких-то грибов, то и дело вспыхивала зеленоватым, жутким огнем селитра на кучах чего-то, иногда подозрительно напоминающего очертаниями человеческие тела.
— Все, скоро начнем подниматься! — нарушил гробовое молчание Паганель.
— А что, разве нет другого пути? Я имею в виду, вы и раньше так ходили на эту… базу? — Борис с трудом сдерживал дрожь в голосе.
— Раньше туда можно было попасть очень просто… — отозвался Паганель: — … с Цветного бульвара! Но потом там началось строительство новой ветки метро, и все ходы были перекрыты. Остался только этот!
Мы прошли еще с пару минут и впереди обнаружилась лестница, ведущая вверх.
— Вы тут подождите, я схожу на разведку! — сказал Паганель и вскоре свет его фонарика скрылся где-то наверху, а спустя несколько секунд затихли и осторожные шаги…
Мы с Борисом в кромешной темноте уселись на влажные, каменные ступени, закурили уже оуспевшие отсыреть сигареты, вслущиваясь в тревожную подземную тишину…
Неожиданно до моего слуха донеслись какие-то звуки. Я пихнул Бориса:
— Слышишь?
— Что?
— Поет кто-то…
Борис вслушался, и спустя несколько секунд подтвердил:
— Ага! Вой какой-то!
Мы замерли, обратившись в слух. Где-то справа, довольно далеко, несколько человеческих голосов тянули на одной ноте какую-то заунывную мелодию. Слов было не разобрать, но от самого пения у меня мурашки побежали по коже.
Послышались шаги, метнулся луч фонарика — по лестнице спускался Паганель.
— Все в порядке, путь свободен! — весело сказал он.
— Т-ш — ш! — зашипел на него Борис, приложив палец к губам: Слушайте!
Паганель замер, потом шепотом сказал:
— Поют… И как раз в той стороне, куда нам нужно! Хм, интересно… Хотел бы я знать, что это такое!
Мы осторожно поднялисьи медленно, поминутно останавливаясь и прислушиваясь, двинулись вверх по лестнице.
Пение приближалось. Слов по прежнему разобрать было нельзя, но уже отчетливо слышались голоса — мужские и женские.