Амундсен
Шрифт:
Леон в годы войны покинул Свартскуг и теперь обитает на юге Норвегии, под Арендалом, где купил себе имение Фредлю («Покойный уголок»). За это бурное время управделами тоже разбогател, и полярный путешественник по праву называет его «судовладелец Амундсен». Со своего южного побережья Леон вынужден просить Тонни рассказать, что Руал намерен предпринять до отъезда в Америку. Брат снова хочет продать усадьбу на берегу Бунне-фьорда, сообщает Тонни. Теперь полярник обустраивает элегантную квартиру в Христиании, на Томас-Хефтюес-гате. На той же улице живет с семьей сестра Кисс Беннетт, Гуд рун Маус. В этом стратегически удобном месте полярный путешественник и хочет расположить свою базу. Старший брат заканчивает отчет пожеланием:
Продажа усадьбы, однако, не состоится и на сей раз. У Леона возникли сомнения налогового характера. Когда-то полярнику удалось (под предлогом неустанных трудов на благо отечества) добиться в своей Оппегордской коммуне полного освобождения от налогов. В столице, где среди муниципальных чиновников преобладают социалисты, ему подобной льготы никто не обещает. Налоги же, по словам Леона, выльются в «изрядную сумму». Так что ни Леоновой новой усадьбе, ни Руаловой квартире не суждено стать для братьев Амундсен постоянным местом жительства.
Отпраздновав Рождество в Чикаго с семейством Гаде и выполнив всё намеченное в Нью-Йорке, полярный путешественник в начале февраля прибывает в Лондон. В Норвегию он возвратится еще почти через месяц. И доберется благополучно, хотя Северное море настолько кишит перископами подводных лодок, что плавание по нему — дело нешуточное.
Между тем в мирном Бунне-фьорде происходят волнующие события. Утверждается, что Йорген Стубберуд пытался покончить с собой. Леон, которому об этом доложили слуги, сообщает: бывший участник похода к Южному полюсу превратился в «неизлечимого сумасшедшего — печально, но объяснимо». Почти так же он в свое время комментировал смерть Юхансена в Солли-парке. Но Стубберуд едва ли был неизлечим. Преодолев свои расстройства, он прожил дольше всех из девяти обитателей Фрамхейма — почти до ста лет.
И полярный путешественник, и его брат-судовладелец практически уверены, что рано или поздно Норвегия будет втянута в войну против Германии. Особенно Леон (с его крепкими связями во Франции) горой стоит за то, чтобы Норвегия приняла активное участие в военных действиях. К тому же братья находятся в щекотливом положении спекулянтов, нажившихся на чужом горе. Когда Леон в марте 1917 года хватается за перо и сочиняет призыв к сооружению «памятника нашим морским героям», это можно истолковать как двойную мораль, а можно — как попытку унять отчаянные угрызения совести. Единственный раз в жизни Леон Амундсен выдвигает официальную инициативу — не от лица полярного путешественника, а от своего собственного. «За дело необходимо взяться немедленно, пока легко собрать средства». Редактору «Норгес хандельсог шёфартстиденде» он пишет: «Это должен быть самый большой памятник в стране, и поставить его следует на самом красивом месте, какое только можно найти у моря».
Впрочем, полярник тоже включается в исторические события. Он намечает турне с выступлениями — не для пополнения своего кошелька, а исключительно для сбора средств на оборону родного королевства. Более того, рядовой военный летчик готовится к реальным сражениям. Возможно, скоро в небе над отечеством появятся кайзеровские цеппелины с грузом бомб. 13 марта Руал пишет Леону: «Собирался на этой неделе вновь заняться полетами на аэроплане, чтобы быть готовым по-пеликаньи пронзить первый дирижабль, однако затяжная метель отменила полеты; теперь придется ждать, когда вернусь. Надеюсь, цеппелин не появится до моего возвращения, хотя ощущение такое, будто остались считаные дни».
Публичные выступления во имя обороны представляют собой исключение из правила, которому полярный путешественник следует, сосредоточиваясь на собственном поле деятельности. Если Фритьоф Нансен расширял для себя поле деятельности, идя от полярных исследований к
Речи на благо обороны были возвратом к прошлому, игрой в Нансена на нансеновском поле. Тем не менее народный оратор Руал Амундсен решился на это и целых полтора месяца переезжал с места на место в прибрежных районах Северной Норвегии. Народу на его выступления собиралось много, однако массы онне всколыхнул. Как сообщает репортер газеты «Нордлюс» («Северное сияние»), помещение Рабочего союза в Кабельвоге было «набито битком», но рассказать потом было практически не о чем: «Он [Руал Амундсен. — Пер.] хотел всего-навсего напомнить нам о бушующем в Европе пожаре войны и объяснить, почему важно крепить обороноспособность страны, неуклонно сохраняя при этом нейтралитет. Социалисты — люди без родины и не желают иметь оборону, сказал он. Вряд ли его доклад глубоко затронул слушателей. Скорее у меня создалось впечатление, что публика расходилась недовольная, поскольку не услышала ничего для себя нового».
С островов Вестеролен идут более положительные отзывы. Сообщается, что полярный путешественник заказал для экспедиции к Северному полюсу не меньше 200 килограммов козьего сыра. «Таким образом, он убил сразу двух зайцев: обеспечил себя изрядным количеством отменного рафтсуннского сыра и привлек на свою сторону вестероленцев. В уезде Бё, расположенном с западного края архипелага, а потому открытого для атак подводных лодок, было для собственного спокойствия создано Оборонное общество».
К Руалову возвращению в столицу цеппелины еще не перешли в наступление на нее, посему его вклад в оборонное дело ограничился — помимо игры на бирже — выступлениями в Северной Норвегии. Во всяком случае, до поры до времени.
Прежде чем уехать на север, Руал Амундсен вынужден был обратиться в стортинг с просьбой вернуть 200 тысяч крон, от которых отказался в 1914 году, поскольку, как было напечатано в газетах, экспедиция «обходится гораздо дороже, чем предполагалось ранее». Полярный путешественник знал, что может положиться на премьер-министра Гуннара. Не прошло и двух недель, как эта сумма вновь оказалась на счету Руала.
До самого спуска корабля со стапелей все пытаются угадать его название. Газеты делают ставку на «Бетти» — в честь бессмертной няньки, до сих пор живущей во флигеле Ураниенборга. Первое судно Амундсена носило старинное норвежское женское имя «Йоа», однако это название оно получило раньше, чем перешло к нашему полярнику. А какая еще женщина была в жизни Руала Амундсена, если не Бетти?
Разумеется, он мог последовать примеру Фритьофа Нансена и взять в виде названия какой-нибудь девиз. Если «Фрам» значит «Вперед», то Амундсен мог бы приспособить для себя «Ферст» («Первый»). Впрочем, подобный девиз мало подходил ему: Северный полюс уже был открыт, а дрейф во льдах — совершён тем же «Фрамом». У полярного путешественника нашлась идея получше. 2 июня ему пришел ответ из дворца: «Королева с радостью дает согласие на Ваше предложение. Хокон Rex [94] ». Итак, корабль будет называться «Мод» — и женским именем, и патриотично. Только, в отличие от стройной королевы, он был широк и массивен.
94
Король (лат.).