Амур-батюшка (др. изд.)
Шрифт:
– Вот, Васька, людям в такой работе нужно какое-то утещенье. Это же убийство – вверх по Горюну товары подымать. Вот он толкается шестом – клянет и себя, и работу, и меня уж, не без того, но надеется, что остановка за мысом будет и он товарища обыграет в карты. Что поделаешь, люди!.. И я не препятствую, пусть утешаются, лишь бы на меня работали. Я тут как царь. Правда?
Илюшка смеялся: дядя Ваня всегда шутит!
Васька слушал серьезно.
– А нам чего ждать? – вдруг спросил он.
– А тебе что надо, ты сам достигни! Будешь водку пить, в карты играть, паря, да еще утешаться этим – век станешь шестом чужой товар толкать. Ну, поехали! – грозно
Как только близился перекат, сзади кричали:
– Илюска, Илюска!
Гольды выбивались из сил и льстили Илье, чтобы он постарался. Илья сверкал глазами, изо всей силы налегал на шест и приводил в восторг всех лодочников. Глядя на него, всем работалось веселей.
Горюн разделился на чистый и мутный. Гольды объяснили Ваське, что мутная вода в рукаве оттого, что выше впадает желтая река. К полудню лодки подошли к ее устью. Откуда-то из густого лиственного леса валили мутно-глинистые тихие потоки воды. Вскоре в дубняках и ильмовниках открылся широкий вход в тихую реку с желтой водой. Гольды с облегчением вздохнули, бросили шесты и взялись за весла.
– Теперь по этой реке пойдем. С Горюном прощаемся, – сказал Иван. – Тут тихое течение, будет людям легче.
Холодный вид болот и редких берез открылся за лесом. На берегах исчезли дубы и липы. Виднелись лишь огромные кочки и кустарники, и все было желто, как и вода в речке.
«На Горюне шум, звон, лес, плавники, как-то веселей, – думал Васька. – А тут словно зашли на край света, словно заехали в такое место, где уж осень наступила».
Но вскоре местность снова оживилась. Далеко над желтым болотным кочажником, который протянулся от берега вдоль на целые версты, стала видна крутая, как стена, сопка с буйной дубовой рощей на вершине, а напротив нее, на другом берегу, из-за мыса понемногу появлялось большое стойбище со множеством юрт и свайных амбаров. Своры собак бродили вдоль берега. Видны стали лодки, котлы, связки сушеной рыбы, черепа зверей на вешалах и на деревьях, толпы людей в шкурах, с трубками и ножами, голые ребятишки, костры, а за стойбищем – вековой лес из высочайших кедров с раскидистыми ветвями.
– Вот и Кондон! – молвил Бердышов.
Юкану встречал гостей. Это старый друг Ивана, с которым когда-то вместе били Дыгена. Юкану краснолиц, бел как лунь, с длинными седыми усами. Он, казалось, был несколько смущен.
Другой былой спутник и товарищ Ивана – Васька Диггар – вертелся тут же, заискивающе смеялся и помогал Ивану вылезти из лодки. Васька нынче зимой был в Уральском, хотел сватать Дельдику, устроил там гонки, менял с Айдамбо собак, они чуть тогда не перестрелялись. После того приезжал к Ивану и сам Юкану.
– Вот я решил на Горюне побывать, – сказал ему Бердышов. – Думал, нынче не соберусь, а собрался все же. А вы, я гляжу, что-то невеселые? Не ждали нас?
Юкану после убийства Дыгена покоя не знал. На Горюне поселился маньчжур Синдан и взял тут большую силу.
Синдан не раз говорил Юкану, что знает все и, если старик не загладит своей вины, выдаст его маньчжурам, которые явятся сюда и расправятся с теми, кто виноват.
Юкану пал духом. Все же нынче зимой он собрался на Амур, побывал у Ивана и рассказал про все свои беды. Иван ободрил его, уверил, что бояться не надо, и дал Юкану немного товару, чтобы роздал сородичам на Горюне и предупредил их, что скоро туда приедет русский купец.
Юкану возвратился домой, стал было раздавать товар, но тут явился Синдан и запретил Юкану всякую торговлю.
– Твои товары буду продавать
– Но ведь товар-то не мой! Как ты смеешь? – разъярился старик.
Синдан сказал, что уж едет чиновник, друг Дыгена, уж скоро будет, страшная казнь ждет каждого, кто не слушается и дружит с русскими.
– Но что я окажу, если Иван приедет?
– Так далеко от своей деревни он не ездит! Кто узнает? Скажи, если боишься, что своим роздал! А торговать будем вместе. Я у тебя не отбираю. Ведь ты не умеешь торговать, а я сделаю так, что тебе будут выгоды и Бердышову. Он доволен останется.
Синдан в самом деле был уверен, что ленивый русский купец на Горюн не заберется, что он только пугает.
Юкану подчинился, хотя душа его не мирилась с Синданом, и старик чувствовал, что поступает дурно. Но он в самом деле не умел торговать, а Синдан умел. Васька Диггар принимал участие во всем этом деле, но держал, как всегда, сторону сильного.
И вот Иван явился. И верно, сильно недоволен. «Да еще навез столько товара. Синдан взбесится. И перед Бердышовым надо держать ответ», – думал Юкану. Он еще надеялся, что, быть может, Иван про сделку с Синданом ничего не узнает, а долги Ивану ведь надо отдавать только осенью. К тому времени Синдан оплатит товар. Никто не ждал, что Иван летом явится.
Иван видел, что в Кондоне все смолкают и смущаются, когда речь заходит о Синдане. Бердышов исподлобья глянул на Юкану.
– Разве совесть у тебя не чиста?
Проезжая по Горюну, он видел у жителей свои товары, которые послал с Юкану. Но горюнцы, оказывается, покупали их у Синдана и втридорога. Синдан торговал ими исполу с Юкану.
Иван почувствовал, что Синдан сильно обнаглел. Это ему было даже на руку. Ясно, что Юкану вступил в стачку с лавочником.
Иван нахмурил брови и, сделав страшное лицо, приблизился к Юкану.
– Я все знаю! Ты хочешь в компании с Синданом жить? В общество к нему вступаешь?
Гольды переглянулись. Юкану побледнел.
– Мои товары с Синданом продаешь? Я с тебя шкуру спущу… Я малую цену велел брать, а ты что делаешь?
– Ваня, пойдем… Я все скажу… Не говори так страшно.
Юкану и гольды многое рассказали Ивану в этот вечер. Но, как он замечал, главное они утаивали. Он чувствовал, что Синдан сидит тут крепко.
– С Синданом мне надо повидаться! – задушевно говорил он, сидя в доме Юкану. – Я с ним тоже дружбу хочу завести. И узнаю все. Может, это ты, Юкану, во всем виноват… Ты его подговорил меня обманывать…
– Что ты! – Юкану задрожал от ужаса. – Он плохой! Как он тебя ругает!..
– Синдан – вор и обманщик! – завизжал вдруг Васька Диггар. – Мы его убьем!
Юкану стал жаловаться на Синдана. Наконец он решил все открыть, хотя ему это было запрещено под страхом смерти. Но иного выхода не было.
Бердышову казалось, что и Синдану старик так же откровенно признавался, как был в Уральском, взял товар; вот так же чувствовал себя виноватым перед Синданом и юлил, как сейчас юлит перед ним. «А прежде был твердый, крепкий. Как он с копьем пошел на маньчжур! Не я ли виноват? Долго на Амуре возился, играл в карты, баловался, а тут меня обошли. Или я трусил сразу идти на Горюн? Еще и теперь страшновато было ехать под головой Рябчика». Показалось Ивану, что, когда шли на шестах под этими утесами, все гребцы старались не смотреть на него, а если и взглядывали, то с ужасом. А Ивану смешно стало, он подумал: «Как будто я страшен только на этом месте. Нет уж, кто страшен, так везде. Я и в другом месте, если придется, ловко ухвачу».