Амур-батюшка (др. изд.)
Шрифт:
После полудня в Уральское приехал поп. Он собрал хозяек.
– Великое торжество наступает, – говорил он, сидя у Кузнецовых под образами, и, засучив широкий рукав рясы, размахивал своей громадной рыжеволосой рукой. – Сегодня с пароходом прибывают к нам городские гости. Храм божий откроется, освятится. Зазвенит колокол в безлюдных, неведомых ранее пустынях.
Поп сказал, что после освящения храма будет трапеза. Он велел хозяйкам напечь к воскресенью мясных и ягодных пирогов и нажарить
– Хорошо бы уток жирных и рыбы – осетрины. Вот отроковица-то хорошо готовит, я знаю ее, – кивнул поп на Дуняшу. – Она да Татьяна еще девчонками были, бывало, пекли вкусные пироги. Пусть поможет. А вы, мужи и отроки, берите ружья и езжайте на охоту.
От такой похвалы при всех бабах Дуня смутилась.
– Зарделась, как маков цвет, – кивая на нее, подтолкнула Наталья Арину, та Агафью, а та Бормотиху.
Аксинья улыбнулась и согласно кивнула головой. Она все время украдкой наблюдала девушку. Здоровое красивое лицо ее, скромность, опрятное платье, широкая в кости рука – во всем была сила, пригожесть. «Хороша!» – думала она.
После отъезда священника Пахом позвал Спиридона к себе.
– Где мы попу возьмем рыбы да дичи? – сетовал он.
– Парень-то у нас нынче трех медведей убил, – рассказывала Аксинья. – Первого-то где ты убил? Как ты сказывал, речка-то?
– На Додьге, – недовольно отвечал Илья. «Рядом живем, а мать до сих пор не знает названия речки».
– Вот, вот, на Додьге!
– Погоди, об этом я скажу, – строго перебил жену Пахом.
Илья потупился. «Зачем выхваливают? – думал он. – Больно нужно хвалиться!» Он полагал, что все и так должны знать и видеть, охотник он или нет.
Спиридон радовался, но не подавал виду. Он чувствовал, к чему клонится разговор. Дуня прожужжала ему уши, какой Илья охотник. Такого зятя ему и самому хотелось.
После обеда Дуня и Авдотья вышли погулять. Илья поехал на охоту. Девушки, скучая, посидели на бревнах. Вышла Таня. Спели несколько песен и разошлись по домам.
На другой день явился Илья, мокрый, в изорванной одежде, с ножом за поясом и с ружьем за плечами. В корме и на носу его лодки лежали груды битых гусей и уток.
– Где охотился?
– На косе!
– Че, Ильюшка, отличился?
– На церкву набил, – гордо сказал парень собравшимся мужикам.
– Еще больше можно настрелять, – вяло молвил Тимошка. – Сейчас как раз перелет.
Женщины стали выбирать дичь из лодки. Под птицей оказались осетры и тучный калужонок.
– Ну, бабы, надо жарить гусей к празднику, – сказал дед Кондрат.
Добычу разделили между семьями.
Мать Илюшки затопила печь.
– Давайте я помогу, – вызвалась Дуняша.
Она живо взялась за дело: разожгла во дворе костер, щипала дичь на пне, палила
Во всех домах шли приготовления к торжеству. Илья всем дал работу. Теперь было что везти на праздничный обед.
Трубы задымили. Во дворах пылали костры. Девки и девчонки то и дело бегали на посылках из дома в дом.
Пришли еще две лодки с тамбовцами – мужики собрались у Пахома.
Илья, босой и уставший – он не спал ночь, – сидел на низкой скамеечке.
Дуня выбежала из избы, подсела к нему и заговорила полушепотом, с горячностью:
– Все знаю про тебя. Сегодня твоя гольдячка приехала. Ездила гостить к своим. Ты тут за ней ухлестываешь. Я еще тебе зенки за нее выцарапаю. – Девушка вскочила и убежала в избу.
Илья улыбнулся, довольный. Слаще, казалось, ничего не могла сказать ему Дуня.
– Здорово, Иван! – сказал Спирька, встретив Бердышова, который тоже отправлялся куда-то с новым ружьем, в новых сапогах и в новом картузе.
– Здорово!
– Ну, поговорим!
– С дочерью приехал? – спросил Бердышов.
– С ней! Как обещал – привез! Ждешь, что полюбит тебя? Быть может. А не полюбит, не получишь. Пулю в лоб тебе!
– А полюбит, тогда отдашь?
Спирька ухмыльнулся.
– Я для тебя на все согласен, – сказал он. А сам подумал: «Надо бы ее скорей просватать».
Иван поехал на остров на охоту и пробыл там до вечера.
Пока он охотился, Пахом и Спирька ударили по рукам. Решено было, что Дуня пойдет за Илью.
Дельдика, возвратившись из Бельго домой, где она гостила у отца с матерью, помогла Анге испечь хлеб и приготовить кушанья. Управившись, она умылась, переоделась в русское платье, натянула чулки и башмаки, глянула в зеркало и побежала на берег.
В сумерках молодежь собралась у бревен. Дельдика присела к девушкам, весело смеясь вместе со всеми.
«Вот какая красавица русская», – думала Дельдика про Дуню и осторожно взяла ее под руку.
Дуня, вздрогнув, обернулась. Она увидела смуглое лицо, яркие черные глаза, пышные вьющиеся волосы, заплетенные в косы. Дельдика ей понравилась.
Дочь Кальдуки, нищего, вечно битого, сама чуть не загубленная торгашами, выросшая в дыму и смраде, Дельдика пользовалась каждой минутой, которую проводила подле Дуни, стараясь заметить, что и как делает русская красавица.
Дельдика думала только про Айдамбо. Теперь все очень много говорили про него. Она пожила в Бельго и узнала, как Айдамбо знаменит. Поп и Айдамбо были предметом бесконечных разговоров во всех гольдских деревнях. Она мечтала о том дне, когда поедет вместе с Иваном и Ангой на открытие церкви и увидит его там.