Амур-батюшка
Шрифт:
– Живете вы тут, верно, сытней и лучше, но старые-то места помнить надо.
– В России ичигов нету, – говорил Петрован. – Зимой – лапоть, летом – лапоть… Да еще, дядя Ваня сказывал, лаптем щи хлебают.
– Река – мелкая.
– Соболя нету, только зайца лови.
– Тебе хорошо, – отвечал дед, грозя белым дряблым пальцем. – Тебе уж после меня в землю ложиться. А мне-то как – первому: болота, глина, а я один буду… – Старик всхлипнул. – Тут и кладбища нет. Зароют на бугре. А потом какой-нибудь дурак кости вытряхнет…
Расстроенный старик пошел запрягать коня, чтобы ехать за дровами. День был сумрачный, небо заволокло тучами.
Едва дед завел Саврасого в оглобли, как в воротах появился Бердышов. Иван был навеселе. Мохнатая соболья шапка его в снегу.
– Ну что, дедка? Письма уехали? Слава богу!.. Ты не серчай на меня. Ты ведь только говоришь про Расею, а сам, поди, рад, что выбрался оттуда.
От волнения руки у старика затряслись, и он выронил оглоблю.
– Нет, ты не думай так. – Дед отставил дугу в сторону. – Там земля, знаешь, вся сплошь запахана…
Дед подозревал, что все неуважение к старой родине идет от Ваньки Бердышова.
– Ну, что ты расстроился? – воскликнул Иван. – Я пошутил. Сам же я русский, всегда Расею помню и желаю туда съездить.
Иван, тряся головой, пошел со двора.
Старик огляделся, схватил бич и вдруг, размахнувшись, стегнул Ивана ниже спины так, что тот подпрыгнул.
– Ты че это? – обернулся он. – Больно, дедка!
– Ничего! – сурово ответил старик. – Иди с богом. Про Расею больше не шути!
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Коротко подстриженный, в сапогах и в русской вышитой рубахе, Айдамбо стоял перед Иваном. С ним приехал Покпа.
– Сватаемся, – коротко и добродушно сказал старик.
– Здорово, Покпа.
– Моя теперь не Покпа! Моя крестили, русское имя дали. Теперь моя другой имя… Мария!
– Как, ты сказал, тебе новое имя? Повтори.
– Мария меня назвал поп.
– Мария? Что так?
– Че Мария? – вспыхнул Айдамбо. – Я ему говорю: конечно, не Мария.
– Че не Мария, что ли? – рассердился старик.
– Да почему Мария? Поп, что ли, пьяный был?
– Такой имя.
– А старуху ты крестил?
– Крестил! Его тоже рубаху надели. Моей старухи теперь имя Аникей.
– Он Аникей, а она Мария, – недовольно оказал Айдамбо. Видно было, что ему уже надоело спорить об этом с отцом.
– Мария – такое имя баба не годится, – рассуждал Покпа. – Конечно, лучше буду моя Мария! Че Аникей! Как баба.
Покпа согласился креститься и все исполнял, как велел сын, но называться именем, по его мнению, похожим на бабье, он ни за что не хотел.
– Нет, Аникей – то имя как раз баба попадает! – отвечал он на все уверения. – Мориэ [68] – знаешь, че такое? Какой же баба Мориэ!
– Ладно, паря, будешь Маруська, –
– Моя теперь Мария. Сынка теперь чистый русский, грамота учит, поповская песня поет, на церковь работает, все понимает.
– А как старуха… Аникей-то?
– Аникей тоже так. Женить велит.
68
Мориэ – жеребец (гольдское).
Покпа встал на колени. Оба гольда низко поклонились Бердышову.
– Я тебе скажу, Алексей, что ты мне теперь больше нравишься, чем в поповской одежде. А на охоту не ходил?
Айдамбо дважды ходил в тайгу на промысел и оба раза возвращался домой с хорошей добычей. Часть пушнины он отдавал на церковь.
– А ты кому меха отдаешь?
– Попу!
– А жениться едешь ко мне? Пусть поп тебе невесту ищет.
– Он говорит: если подарка не таскаем – грех, – вступился Покпа. – Венчать не будем. Тебе тоже привезли! – делая вид, что вспомнил, воскликнул старик. – Поп правду учит. Правильно учит. И ты тоже правильно учишь. Но я знаю: без хорошей шкуры не проживешь.
– Конечно! – весело воскликнул Иван.
– Я лучше знаю, что хорошим людям надо. Теперь у нас два хозяина и два долга, – с простодушным видом продолжал старик. – И нам в два раза больше мехов надо добыть, чтобы домой на озеро уехать. Еще мы наша дом мыли! Разный барахло тряхали… Невеста чистенький дом поедет, – тянул Покпа. – Ну, говори, наша женили будет, нет ли? Че играешь? Я че даром чистился, рубаха менял?
– Мне это не надо было. Для меня ты мог рубаху не менять. Ну, да ладно!
Самые богатые женихи были приучены ездить к Ивану. Долго хлопотали они из-за девушки, но Иван так вел дело, что все надеялись, но никто не был уверен.
Лишь Бердышов знал, какие выгоды были ему от Дельдики. Но нынче наступала пора отдавать ее замуж. Иван тянуть больше не собирался, но и выдать ее, полагал он, надо с умом. Айдамбо был лучший охотник во всей округе, и он любил ее.
Иван позвал жену и Дельдику.
Дельдика давно ждала этого дня. Она потупилась, но все же на миг взглянула на Айдамбо. Он стоял перед ней счастливый, растерянный, с любовью во взоре.
– Вот Покпа из-за тебя даже бабье имя взял, – сказал ей Бердышов.
– Че бабье? – возмутился Покпа.
Все засмеялись.
– Но уж уговор такой: оба должны сдавать пушнину мне, а не попу. Ладно?
– Ладно, – покорно ответили отец с сыном.
– И торо тебе за нее? – спросил Покпа.
– И торо мне.
– Ладно, ладно, – кивнул Айдамбо.
Гольд отдал невесте подарки: колечко с камнем, шаль и башмаки, такие же, какие были у тетки Анны.
В этот день Савоська съездил за Кальдукой.