Амурские ребята
Шрифт:
— Вот и врешь.
— Ей-ей, не вру. Они в землянках живут возле Чортова болота. Чортово болото знаешь?
— Знаю. Я туда по грибы ходила с девчатами. Далеко-о...
— Вот там и стоят.
— А я-то думала, что где-нибудь совсем далеко...
Они помолчала.
— А ты правда братишку видел? — спросила Глаша.
— Вот чтоб я провалился, если вру.
— Что же ты раньше не сказал?
— А он мне велел никому не говорить. Ты тоже молчи.
— А кому мне рассказывать?
Они снова помолчали.
— А я в воскресенье с Митрошей
— Зачем?
— Значит, дело есть. Спи.
Они заснули.
К воскресенью в воздухе запахло весной. Лед на Амуре посинел и потрескался. Солнечный свет причудливо преломлялся в огромных ледяных торосах.
Команда розового домика заканчивала приборку. Целые ручьи мутной мыльной воды текли по «палубе». Остап стучал своей деревяжкой, окунал рогожную швабру в ведро и командовал:
— Чище драить, лучше скачивать!
Глаша даже вспотела. Ее косички торчали во все стороны. А Павка, как настоящий матрос, плевал на руки и, взяв швабру, тер изо всей силы мокрый пол.
В этот самый момент пришел Митроша.
— Здорово, молодцы! — поздоровался веселый матрос.
— Здравия желаем! — ответили Павка и Глаша.
Остап подошел к Митроше и сказал:
— Кульки заправлены.
Митроша шагнул к двери и стремительно распахнул ее настежь. За дверью никого не было. Яркое солнце светило с василькового неба. Женщина шла от проруби с коромыслом. Несколько лохматых собак, свернувшись в клубок, играли на льду Амура. Ручеек выбивался из-под дома, протекал под голубым палисадником и скрывался под снегом.
Митроша запер дверь.
— Собирайся на базар, — сказал он Павке.
Остап кряхтя поднял половицу и достал несколько полотняных кульков, набитых мукою. Митроша связал их веревкой и подвязал к поясу, под бушлат.
— Бери гитару, — сказал он Павке.
Павка снял со стены гитару.
— Поехали.
Они вышли на берег реки. Солнце залило светом сотни домиков — розовых, голубых, зеленых, белых, — прилепившихся к склону сопки. Снег, растопленный солнцем, проваливался и таял под ногами. Было ветрено. В небе быстро летело одинокое белое облачко.
Павка еле поспевал за Митрошей, взбиравшимся на сопку. Наконец они вышли на шоссе. По шоссе, ныряя в ухабах, скользило всего несколько розвальней. После прихода японцев окрестные крестьяне редко возили на базар мясо, масло, муку и другие продукты.
Митроша и Павка прошли через большую пустынную площадь и спустились к базару. Павка очень любил бывать на барахолке. Так весело было толкаться в толпе, слышать вокруг крики торговцев, завывание зеленых, красных и синих труб граммофонов. Один граммофон пел тонким голосом:
В бананово-лимонном Сингапуре, пуре...Другой покрывал его густым басом:
На земле весь род людской Чтит один кумир свяще-е-енный...А
Какой-то калмыковский солдат продавал казенное обмундирование, и с ним отчаянно торговались торговцы. Один из торгашей, толстый, с фиолетовым носом, тянул к себе зеленую солдатскую штанину, а солдат не отпускал и молча, с лицом, покрасневшим от натуги, тянул штанину обратно. Торговец в чем-то клялся, божился и ругался.
Сильно выпивший человек, в распахнутом бараньем тулупе и сваливающейся на глаза лохматой собачьей шапке, остановил Митрошу и спросил заплетающимся языком:
— М-м-мук-ку пр-родаешь?
Митроша ответил:
— Нет, себе купил. Домой несу.
Тогда пьяный пристал к Павке:
— М-молодой ч-чел-ловек! Гит-тару пр-родаешь?
— Нет, — сказал Павка. — Не продаю.
— А ты п-продай! — закричал пьяный и уцепился за гитару.
Гитара звякнула и затрещала. Павка рванул ее от пьяного со всей силы, и приставала чуть не упал в густое темно-серое месиво.
Кругом засмеялись. А Павка поспешил за Митрошей, боясь потерять его из виду.
Когда он догнал Митрошу, тот разговаривал с человеком в кожаной куртке и кожаной мятой фуражке. Человек спросил:
— Мука ржаная?
— Ржаная, — ответил Митроша и протянул покупателю кулек с мукой. Тот не заплатил денег и скрылся в толпе. А к Митроше уже подошел другой человек, в полушубке, с удивительно знакомым лицом. Павка вспомнил, что он даже заходил к ним в военном городке в халупу. Но теперь человек сделал вид, что незнаком с Митрошей, и, с деловым видом пощупав кулек, спросил:
— Мука, как видно, ржаная?
— Ржаная, — ответил Митроша и опять отдал кулек без денег.
— А вот загарманичные пластинки, пластинки! — закричал кто-то над самым ухом. С другой стороны хриплый голос надрывно орал:
— Кому чего, кому чего?!. Кому штаны-брюки, кому френч-галифе, кому дохи лохматые оленьи, оленьи?!.
Сзади тихим голосом тараторили:
— Пампушки, пампушки, пампушки, пампушки!
И все покрывал могучий бас:
На земле весь род людской Чтит один кумир свяще-е-е-енный, Он царит над всей вселе-е-е-енной. Тот кумир — телец златой...Еще двое покупателей купили у Митроши муку без денег. Митроша и Павка прошли уже почти всю толкучку. Здесь было свободнее, и только кучки игроков стояли вокруг табуреток профессиональных шулеров. Шулера зазывали наглыми голосами:
— А вот за рупь плачу пять, за пять — двадцать пять, за двадцать пять — сто двадцать пять отвечаю. Заходи-подходи, каждый может играть, каждый может поставить...
Митроша отдал покупателям последние три кулька и тихо сказал Павке:
— Беги домой, принеси кульков. Да осторожно, чорт!