Амурские ребята
Шрифт:
На берегу что-то зачернело, Косорот свернул в сторону. Павка видел только его широкую спину.
Высокий кедр надвинулся сбоку, словно человек огромного роста с растопыренными в стороны руками. С другой стороны надвинулось несколько великанов в белых балахонах, протягивавших Павке мохнатые белые ручищи. Павка понял, что они въезжают в тайгу.
— Люблю смелых людей, — вдруг сказал Никодим Иванович Павке. — Смелость нужна везде.
Косорот так гаркнул на коня, что он сразу понесся вскачь. А эхо еще минуты
Прошло часа два. Павка совсем озяб в своем полушубке. Ему казалось, что они едут давно, дня три-четыре, едут на край света и никогда не доедут. Он заметил, что мчатся они без дороги, по каким-то одному Косороту известным приметам, под деревьями, стряхивавшими на путников рыхлые комья снега. Профессор молчал. Косорот нахлестывал коня, по колени утопавшего в снегу.
Наконец они резко свернули в сторону. Кто-то темный вышел из-за черного дерева и крикнул:
— Стой! Кто идет?
— Свои! — ответил Косорот. Впереди выросло несколько темных фигур.
Косорот крикнул партизанам:
— Васька живой?
— Мается, в бессознании, товарищ командир, — ответил кто-то.
— Идем, папаша, — сказал Косорот профессору и взял с саней ящик с инструментами. — И ты иди, Павка.
Ноги у Павки затекли и онемели. Он с трудом заковылял за Косоротом. Косорот подошел к засыпанной снегом землянке, толкнул какую-то почерневшую доску. Это был вход. Он пропустил вперед профессора.
«Подземелье, — подумал Павка, спускаясь по земляным ступеням. Ему сразу вспомнились пещеры Сюркуфа — кругом висят ковры, на коврах — кинжалы. — Эх, видела бы меня здесь Глашка!»
Они вошли в ярко освещенную землянку. Посредине стоял стол, на столе горела керосиновая лампа. В стене была другая дверь. Косорот открыл ее и куда-то вышел. Павка огляделся вокруг. Какой-то бородатый человек в матросском бушлате грел воду на примусе. Ни ковров, ни кинжалов не было. В углу Павка увидел самый обыкновенный самовар. «Совсем как в чайной, — подумал Павка. — И вовсе не похоже на Сюркуфову пещеру».
Бородатый человек обернулся и посмотрел на Павку.
— Павка? — удивленно спросил он. — Ты как сюда попал?
Это был Петр. В тайге у него отросла золотистая борода.
— А мы с Косоротом профессора привезли, — сказал Павка, здороваясь с братом.
— Что Анна? — быстро спросил Петр.
— Чего ей сделается? Живет, — отвечал Павка.
Старик сидел на лавке в своей лисьей шубе, бобровой шапке и запотевших очках.
Петр подошел к профессору и спросил:
— Может, чайку выпьете, товарищ профессор?
Старик не успел ответить. Вошел Косорот и сказал:
— Прошу,
— Какой я вам папаша? — вдруг рассердился профессор. — Меня зовут Никодим Иванович!
Он сбросил шубу на лавку и пошел за Косоротом.
В землянку вошло двое партизан. Они потирали замерзшие руки. Партизаны сели на лавку, поставив возле себя винтовки.
— Ну, садись, — сказал Петр Павке. — Гостем будешь.
Павка сел.
— Чаю хочешь?
— Хочу, — сказал Павка.
Петр подошел к самовару и налил Павке стакан горячего чаю. Потом достал несколько кусков сахару и положил на стол перед Павкой.
«Чай пьют, — огорченно подумал Павка, — из стаканов, с сахаром».
Сюркуф всегда пил ром из серебряной чарки.
Партизаны, прислонившись к стене, дремали. Петр прислушался. Павка тоже прислушался, но ничего не было слышно.
«Наверное, старик уже режет Ваську, — подумал он. — Почему же Васька не кричит?» Он взглянул на Петра. Петр с тревогой смотрел на дверь.
«За Ваську боится, — подумал Павка. — Любит Ваську».
Дверь растворилась, и вошел профессор. За ним появился Косорот. Профессор был нахмурен и озабочен. Он прокипятил инструменты и тщательно вымыл руки. Потом достал из ящика чистый халат, надел.
— Завяжите, молодой человек, — попросил он Павку. Павка завязал рукава халата тесемочками. Тогда профессор сказал Косороту:
— Вымойте руки. Горячей водой вымойте. С мылом. Поможете мне оперировать больного.
«Оперировать? — не понял Павка. — Что это такое?»
Очевидно, и Косорот не понял, потому что старик добавил:
— Ну, подержите ему голову. Понятно?
Косорот, нахмурясь и опустив нижнюю губу, стал сосредоточенно мыть руки. Профессор спросил:
— Кто его так отделал?
— Господа японцы, папаш... виноват, Никодим Иванович. На засаду напоролся.
— Гм. Идемте. Никого не пускать, — сказал профессор. Он оглядел землянку и проворчал:
— В грязи живете. Не выметено. Бескультурье.
Косорот пропустил старика вперед и сказал Петру и партизанам:
— Никого не пускать. Никодим Иванович операцию будет делать.
Он помолчал и добавил:
— Пол подмести.
Косорот запер за собой дверь. Один партизан оставил винтовку, взял веник и стал подметать пол.
Павка прислушивался, но ничего не было слышно. Потом кто-то застонал.
— Режет, — сказал партизан Петру.
Павка опять прислушался и ничего не услышал.
Петр смотрел на дверь, не отрываясь.
— Анна вчера нам пышки принесла. Вкусные, с вареньем, — сказал Павка. Петр его не слышал. Павка вздохнул. Вдруг он услышал дребезжащий, недовольный старческий голос, кричавший:
— Как вы его держите? Вы ему голову оторвете! Больных держать не умеете, а еще командир отряда!