Анаконда

Миронов Георгий Ефимович

— А бумага?

— Что бумага?

— Бумага в американских, сказывали, химическая, искусственная, вредная очень для здоровья.

— А у нас?

— А у нас из деревьев делают. Полезная, значит.

— А чем искусственная плоха?

— От нее кашляешь сильно.

— Так вы, вон, и от нашей кашляете.

— Не, я не от нее. От простуды кашляю.

— А как объясняете, что на этих вот окурочках ваш прикус?

— Не понял, гражданин следователь, чего мой?

— Прикус.

— Это как?

— А так! Вот данные

экспертизы: на представленных окурках сигарет «Мальборо» оставлен характерный прикус. То есть след зубов, свидетельствующий, что у курившего один из передних зубов стоит косо или травмирован. Вот снимок вашей верхней челюсти. Его нам передали из санчасти фабрики.

— Они что хочешь за деньги передадут.

— У нас все без денег.

— Без денег — хреново. Я раз месяц жил без денег, ну, доложу вам...

— Не отвлекайтесь, Авдеев. Вот снимок вашей челюсти. Вот снимок окурков сигарет «Мальборо».

— О, здоровая какая! Такую бы сигаретину засадить.

— Это с увеличением.

— Да я один хрен такие не курю. От них кашляю.

— Но как вы объясните, что прикус на окурках соответствует конфигурации вашей верхней челюсти.

— Чего?

— Чего-чего... Ваш окурок?

— Никогда в жизни.

— А как сходство объясняете?

— Не могу знать, был сильно выпивши. Главное, закусь была хорошая! Я особенно под водку уважаю рыбу в томатном соусе и квашеную капусту. А выпили, и полный отруб. Двух баб, с которыми пил, помню. А боле ничего. Извиняюсь, конечно.

— Их перстни, ключи нашли у вас?

— Не могу знать. Может, и подбросили. У ментов это сколько хотишь.

— Не вспомните ли, Авдеев, может быть, кроме тех двух барышень, еще кто-то участвовал в вашей компании?

— Вот если честно, гражданин следователь, так какой-то свет брезжит.

— Не понял.

— Ну, вспышки такие в сознании: раз — мелькнет такое, вроде как три бабенки к нам постучались, когда мы уже сели выпивать, закусь разложили, но «довганевку» еще не раскрыли. Это не я ее из орсовского магазина взял. Словом, не я, и точка. Запишите!

— Об этом потом! Вы про трех девушек начали...

— Не, вы вначале запишите чистосердечное признание. Дескать, не он, то есть Авдеев, водку украл. А иначе разговора не получится. Мне лишнего не надо. Пил — было. Вполне возможная вещь, что трахнул Верку. Но с ее согласия, запишите. Мне без согласия бабу трахнуть сил не хватает.

— Об этом в другой раз. Вы про трех девушек...

— Каких девушек?

—А тех, что пришли к вам, когда вы уже банку с рыбой в томате открывали и выпить собрались.

— А, те... А чего про них говорить-то?

— Вспомните все подробности. Это очень важно!

— Ну, все я не помню. Значит, вспорол я банку, собрался «довганевку» по стаканам разлить. А тут, вот вспышкой помню, ироде как три бабы заходят.

— Без стука?

— А чего стучать, двери у меня завсегда открыты для хороших людей.

—

А те три девушки были хорошие? Как выглядели? Во что были одеты?

— Смутно.

— Что смутно?

— Помню смутно. Вроде как зашли, на стол — пузырь коньяку. Выпить, говорят, охота. А негде и не с кем. Можно ли с нами? А чего, отвечаю, нельзя? Можно. На халяву всяк горазд. Я «довганевку» в сторону. Она никуда не уйдет: без ног. Ха-ха... А по стаканам — коньячишко дармовое. По глотку на шестерых. А они вторую на стол.

— В вашей комнате бутылок из-под коньяка не нашли.

— Не могу знать. Может, с собой бабы взяли? У нас на углу тару принимают по сто рублей за бутыль. Может, сдали.

— Может.

Вот я и думаю. А что, если те бабы какой херни в коньяк подсыпали?

— Медэкспертиза подтвердила, что пили вы водку «довганевка» и коньячный спирт.

— Во, а я что говорю?

— Но ни распространенного в таких случаях клофелина, ни других веществ, которые могли бы вызвать потерю памяти, не обнаружили в крови ни у вас, ни у ваших подруг.

— Подруг... Им знаешь, кто подруга?

Ну, вы не забывайтесь, Авдеев. Поподробнее про тех трех дам.

Да не помню я более, гражданин следователь, ни хрена. Как в тумане все. Три бабы. Модно одетые. Молодые.

— Могли бы их узнать?

— Да. В смысле нет. Силуэт только вижу. А дале все как в дыму.

Ладно. На сегодня все. Идите в камеру. Вспоминайте. Если что вспомните, проситесь на допрос.

26 МАРТА. СВЕЖАЯ КРОВЬ.

ПОЛКОВНИК БОБРЕНЕВ

Среда как среда. С утра анализировал материалы о хищениях оружия в воинских частях Хабаровского края, потом подготовил для Генерального справку по делу «Роскомдрагмета», созвонился со старшим следователем по особо важным делам при Генпрокуроре Русланом Тамаевым. Он уважал этого лобастого, упрямого и независимого «важняка», в чем-то они, наверное, даже были похожи. Хотя Тамаев — плотный, коренастый, Бобренев — сухой, жилистый, поджарый. А хватка у обоих бульдожья. Если видят свою правоту, верят в нее, никто не оттянет от дела, со следа не собьет.

Ну, со следа, это фигурально говоря. Давно уже остались далеко позади времена, когда работал молодой военный следователь в далеких гарнизонах, расследовал тяжкие преступления против личности, хищения в особо крупных размерах. Вначале перевели в Москву в Главную военную прокуратуру. А потом новый Генеральный переманил старшим помощником по особым поручениям. Не генеральскими лампасами переманил, возможностью более широко смотреть на вещи, анализировать преступность в масштабе страны. Была мысль у кандидата юридических наук Бобренева написать на обширном материале докторскую по серийным убийствам, да стало скучно. Живая работа увлекла. Вот и сейчас он заканчивал справку по прецедентным преступлениям минувшей недели для Совета безопасности.