Аналогичный мир - 2
Шрифт:
…Снова и снова он медленно, короткими фразами, чтобы все поняли, объясняет:
— Итак, безвозвратная ссуда не возвращается. А беспроцентная возвращается без увеличения. И срок возврата оговаривается, когда вы берёте ссуду.
Гул голосов, переводящих, пересказывающих друг другу. И вдруг встаёт высокий красивый, несмотря на перечеркнувший щёку шрам, индеец.
— А когда надо будет возвращать эти деньги?
— Какие? — переспрашивает он, уже догадываясь.
— За житьё здесь. Мы живём, едим, пьём, сигареты получаем. Это всё стоит денег. Сколько
Зал взрывается.
— Да кто тебя за язык дёргал?!
— И чего вылез?!
— Так бы, может, и забыли про них!
Индеец молча пережидает этот шум и, неотрывно глядя на него, бросает остальным:
— Когда надо взять, то не забывают. А я хочу знать. Сколько я должен.
Он невольно улыбается: ну, золотой же парень! — и подчёркнуто спокойно отвечает:
— Нисколько. Это безвозвратные траты.
Зал снова гудит, уже успокаиваясь. Помедлив, индеец садится, сохраняя на лице настороженно-недоверчивое выражение. Он видит, как с разных рядов о чём-то спрашивают, и слышит его ответ:
— Я не шакал, работать могу, мне халявы не надо…
…Бурлаков улыбнулся. Первый такой вопрос. Ни в одном лагере, ни разу никто не задавался этой проблемой. Принимали всё, как должное, видимо, всерьёз считая, что если не напоминать, то так и обойдётся. Нет, в чём, в чём, а в определённой смелости парню не откажешь. И на работу вызвался одним из первых, да, встал сразу, практически одновременно с Черновым. Золотой парень. Но подходить к нему сейчас с вопросом о том лагернике нельзя. Это однозначно. К сожалению. За спокойствием парня чувствуется, в каком он напряжении. Да. Пусть осядет на место, обживётся, успокоится. И уже тогда. Спешить ведь уже некуда. Мёртвые не воскресают. Глупая детская надежда на чудо. Чудес не бывает, но как горько это понимать.
— Игорь Александрович…
Он невольно вздрогнул, беззвучно ругая себя и сжимая пистолет в кармане, и повернулся к тихо подошедшей золотоволосой женщине в светлом плаще.
— Слушаю вас.
— Вы, — она улыбнулась, — вы узнаёте меня?
— Вера… Вера Алова, так?
— Да. Извините, я помешала вам, но я хотела сказать, хотела, чтобы вы знали.
— Да?
— Я ни о чём не жалею.
Бурлаков понимающе кивнул.
— Да, вам нелегко.
Она пожала плечами.
— Я пошла на это вполне сознательно. В конце концов, жизнь дороже. Там у меня оставалось слишком мало шансов, — она улыбнулась. — Всё-таки хочется не только жить хорошо, но и просто жить.
— Да, разумеется, вы правы, Вера. Вы уже решили, куда уедете?
— Какой-нибудь большой город, — Вера улыбнулась уже веселее. — Среди множества легче затеряться. Вы же знаете это. Найду себе работу попроще, жильё поскромнее и стану тихой незаметной горожанкой, одной из миллионов.
— Вы слишком красивы, чтобы стать незаметной, — улыбнулся Бурлаков. — Даже среди миллионов.
— Спасибо, Игорь Александрович, — негромко рассмеялась Вера.
Шум голосов затихал, мужчины стали расходиться. Вера вздохнула.
— Ещё рас спасибо, Игорь Александрович,
— Спокойной ночи, Вера.
Оставшись один, Бурлаков вытащил сигарету и закурил. Да, у каждого своё… свои проблемы и решения этих проблем. Любая проблема решаема. Кроме смерти…
Вдалеке мимо прошло ещё несколько мужчин, разговаривая между собой.
— Завтра не проспи.
— Так после ж завтрака поедем.
— Точно, жратву не проспишь.
— Машину я проверил. Порядок.
Бурлаков догадался, что это вызвавшиеся ехать за фруктами. Говорили по-русски, изредка вставляя английские слова. В ночной тишине голоса звучали гулко и разносились далеко, да никто особо и не скрывался.
Тим был уверен, что все уже спят, но к своему удивлению, обнаружил всех своих бодрствующими. Дети, правда, были в койках.
— Пап! — Дим вскочил на ноги на постели. — Ты пришёл!
— А как же иначе? — улыбнулся Тим. Посмотрел на Дима, на сидящую на своей койке Катю, на Зину с шитьём в руках, бессмысленным при ночном освещении. И спросил по-другому: — Почему вы не спите?
Зина сунула узелок в тумбочку.
— Тебя ждали, — просто ответила она. — Ты устал, поди?
— Нет, — догадался о смысле последнего слова Тим, снимая куртку. — Всё в порядке.
К его удивлению, Зина взяла её у него и сама повесила. Дим вдруг пробежал по постели и ткнулся в блестящую кожу лицом.
— Пап, маслом пахнет! Здоровско! Кать, понюхай!
Катя вылезла из-под одеяла, но Зина перехватила её и уложила обратно.
— Чего это вы разбегались? А ну, спать оба!
Дим со смехом барахтался в её руках, пока она засовывала его под одеяло.
— Совсем разошлись. Иди, умывайся, Тима, я их уложу сейчас.
Тим кивнул и взял полотенце, но медлил у занавески, глядя, как Зина укладывает детей, подтыкает одеяла…
— А папа меня на ночь целует! — заявил Дим.
— И меня, — пискнула Катя.
— И я вас поцелую, — Зина поцеловала обоих. — Ну вот, а теперь спите и хорошие сны смотрите.
— А папа? — вдруг подала голос Катя.
Зина с улыбкой посмотрела на Тима. И Тим так же, как и днём, нагнулся и поцеловал их. Скачала Катю, а потом Дима. Просто потому, что стоял ближе к Катиной койке.
— Ну вот, теперь всё правильно, — вздохнул Дим, засыпая.
Тим посмотрел на Зину. Она стояла между койками, свесив руки вдоль тела и слегка склонив набок голову. Тим сглотнул внезапно подступивший к горлу комок.
— Я… я сейчас.
Зина кивнула, и её серёжки блеснули в синем сумраке ночного барака.
В уборной, несмотря на позднее время, было людно. Шумно фыркал, умываясь, молодой светловолосый парень в аккуратно заштопанной рубашке. Тим его ещё не знал. Больно молодой для семейного, хотя… Не лезь в чужие дела, пока они тебя не касаются, — остановил себя Тим. В углу обтирался, как всегда, до пояса Мороз. Седой мужчина в армейской рубашке и рядом с ним щуплый подросток. Ещё кто-то. Тим никого особо не разглядывал: незачем. Он тщательно, дважды намыливая, оттёр руки, умылся.