Аналогичный мир - 2
Шрифт:
— Ну да. Племя, вишь ли, блюсти надо, — Чолли выругался и сплюнул. — А сейчас слышу, сговаривались с этим, ну, седым, ну, главный который, что они к нему отдельно придут. Вот и думаю. Куда приткнуться? То ли с ними, всё ж-таки свои, вроде, индейцы, то ли… Ты как?
— А пошли они… — Эркин подробно охарактеризовал адрес. — У меня жена русская, а они вздумали кровями считаться. Я с семейными пойду.
— Ясно, — кивнул Чолли. — Я-то раньше думал на Равнину податься, всё ж-таки… А если ещё и племя найти, то и вовсе хорошо.
— А ты племя своё знаешь? —
Чолли вздохнул.
— Давно было, путается всё. Резервация сборная была, из трёх племён, названия ещё помню, а сам я из какого… Род Совы, род Орла, род Оленя… К одному какому-то думал прибиться. А раз они семью мою не принимают… Пошли они на хрен тогда, сволочи! А твоё племя?
— Я питомничный, — нехотя ответил Эркин. — Мне ни помнить, ни искать нечего. Я уже нашёл всё.
Чолли кивнул. Курил он экономно, привычно растягивая удовольствие.
— Врачей прошёл? — спросил Эркин.
— Н-ну! Меня, — Чолли усмехнулся, — об стенку не разобьёшь. И малышня здорова. Жене вот, ещё по бабской их части надо. Но тоже… должно обойтись. Слушай, а что это за хренотень с тестами?
— А! — Эркин пренебрежительно махнул рукой. — Не бери в голову. Игры беляцкие. Визу на этом не теряют.
Чолли с надеждой посмотрел на него.
— Думаешь? Игры, конечно, играми… Только… поиграла кошка с мышкой… И назад не повернёшь…
— Это к хозяину? — у Эркина зло дёрнулся угол рта.
— А куда ж ещё? Своим хозяйством жить не дадут. Ты где был? Ну, после Свободы?
— На мужской подёнке крутился, — привычно ответил Эркин. — А летом в пастухи нанимался. А ты что, так и остался у хозяина?
— А мне деваться было некуда. Он меня вот так, — Чолли показал полусжатый кулак, — за горло взял и держал. Ни жить, ни помереть. Я ж отработку свою уже года три как закончил.
— И не ушёл? — удивился Эркин.
— Он меня на ха-ароший крючок посадил, — Чолли сплюнул и зло выругался. — Только вот, в Хэллоуин этот, чтоб ему…, сорваться смог, и то… в чём были, в том и ушли. Сменки на теле нет. Жена стирать пошла, а я с мелюзгой нагишом в отсеке сидел, выстиранного ждал, — Чолли вдруг улыбнулся. — Хорошо, на рабском грязь незаметна.
Эркин понимающе кивнул. Хоть у самого этой проблемы нет, Женя все его вещи до тряпочки забрала, и у неё, и у Алисы смен тоже хватает, а понятно. Не разжился Чолли добром, хоть и три года на свободе. Хотя… многие здесь в чём на Хэллоуин выскочили, в том и остались. Бывает.
— И куда думаешь?
— Хоть к чёрту на рога, — мрачно улыбнулся Чолли, — Лишь бы мне семью не трогали. Работы я никакой не боюсь. А за своих… глотку зубами перерву.
И это было знакомо Эркину. Он сам думал так же, такими же словами.
— Ты не трепыхайся попусту. Пройдёшь всё, врачей, психолога, тестирование это, послушаешь, что они скажут, ну, и подберёшь себе место.
— Ага, — кивнул Чолли. — Что ещё нам этот Седой скажет.
— Послушаем, — пожал плечами Эркин.
Чолли докурил сигарету до самого кончика и растёр микроскопический окурок.
— Ладно.
— Точно, — кивнул Эркин. — Ты язык учи.
— Надо, — согласился Чолли. — Говорят, трудный он. Ты как учил?
— А само собой как-то получилось, — удивлённо сказал Эркин и улыбнулся. — С женой говорил, с братом, с дочкой. Вот и выучил.
— С братом? — удивлённо переспросил Чолли. — Он что…?
И не закончил фразу, остановленный твёрдым взглядом Эркина. Помедлив и что-то сообразив, Чолли кивнул и спросил о другом:
— А сейчас он где? Здесь?
— Убили его в Хэллоуин, — сдержанно сказал Эркин.
Чолли сочувственно вздохнул.
— Ты по-русски совсем ничего? — помедлив, вполне дружелюбно поинтересовался Эркин. — Ни слова?
— Ну, — Чолли усмехнулся. — Кое-что знаю. Обложу, пошлю, и так… отдельные слова.
— Ничего, — сказал по-русски Эркин и продолжил по-английски: — Слушай и говори. Вот и всё.
— Разве что так, — вздохнул Чолли.
И, обменявшись кивками, разошлись. Вернее, оба пошли к семейному бараку, но каждый сам по себе.
Когда Эркин вошёл в свой отсек, Алиса спала, сердито нахмурив брови. А Женя сидела на своей койке и в очередной раз штопала Алисе чулки. Эркин, входя, поглядел наверх. Нюси не было, и он, помимо воли, счастливо улыбнулся: они вдвоём, наконец-то, после той прогулки… Женя подняла голову и, увидев его улыбку, улыбнулась тоже. Эркин быстро снял и повесил куртку и сел рядом с Женей. Женя положила шитьё на подушку и повернулась к нему. Эркин очень мягко, очень осторожно накрыл её руки своими ладонями и переплёл свои пальцы с её.
— Женя, — как всегда, когда он волновался, у него вышло: Дженния. Как тогда, в их первую встречу, и улыбка Жени стала такой счастливой, что у него перехватило горло.
Говорить он не мог и молча наклонился, уткнулся лицом в их сплетённые руки, тёрся лбом о запястья Жени. Наклонилась и Женя, коснувшись губами его волос. И медленно, не разнимая рук, выпрямилась. Эркин поднял голову и посмотрел на Женю затуманенными влажными глазами.
Вздохнула, поворачиваясь на другой бок, Алиса. Где-то, даже не поймёшь сразу в каком конце казармы, хныкал младенец и женский усталый голос тянул монотонную заунывную колыбельную, спорили, ссорились и мирились люди, хлопали двери, ещё где-то переставляли фанерные щиты, расселяя приехавших… Женя и Эркин уже не замечали этого. Они были вдвоём.
Ещё когда шли от столовой к бараку, Тим с Зиной всё решили. Она пойдёт стирать, а он посидит с детьми. И на молоко их отведёт. А там, как на собрание идти, она его подменит.
В отсеке Зина сразу собрала грязное, но Дим запротестовал:
— Мам, а яблоки?!
— А что? — засмеялась Зина. — Не съедите их без меня?
— А ты? — Дим смотрел на неё удивлённо и чуть ли не обиженно. — Ты разве не будешь?
И Зина села на Катину койку, а Тим опять достал свой необыкновенный нож, разрезал яблоки пополам и ещё раз пополам. Зина сунула в рот дольку и встала.