Аналогичный мир - 3
Шрифт:
— Да. Праздник будем делать?
— Алисе? Обязательно. Позовём её приятелей, накроем стол.
— Где, в большой комнате?
— Нет, — сразу решила Женя. — В её. Пусть учится принимать гостей.
Эркин с энтузиазмом кивал, очень довольный тем, что Женя явно отвлеклась от идеи чего-то ему купить. Как и раньше, он не хотел выделяться и, убедившись за праздники, что одет не хуже и не лучше остальных, не собирался что-либо менять в своём гардеробе. В самом деле: рабочее есть, праздничное есть, для улицы всё есть. Чего ещё надо? Чтоб как в Джексонвилле начались шуточки
Обсудив день рождения Алисы, решили, что пора спать. Эркину завтра в первую, Жене тоже с утра. Так что рассиживаться незачем.
И, когда они уже лежали в постели и Женя, как всегда теперь, положила руку ему на грудь, Эркин тихо засмеялся.
— Ты чего? — спросила Женя.
— Я только сейчас понял, какой я дурак, — смеялся Эркин. — Я тогда, ну, в Джексонвилле, думал, что ничего лучше и быть не может. А теперь…
— А теперь будет ещё лучше, — Женя плотнее обняла его, положив голову ему на плечо.
— Женя, — Эркин повернулся к ней, мягко привлёк к себе. — Лучше не бывает.
— Вот увидишь, — Женя поцеловала его в угол рта и повторила: — Вот увидишь.
— Ага, — выдохнул согласием Эркин.
Женя рядом, у них есть жильё, работа, денег хватает, нет, всё хорошо. Хочешь большего — потеряешь и то, что имеешь. Нет, он доволен тем, что есть. Будет ли лучше — ещё неизвестно, а сейчас… сейчас хорошо.
Они встретились в коридоре заводоуправления.
— Игорь Александрович? — весело удивился Золотарёв. — Вот не ожидал! Рад вас видеть.
— Я тоже, — ответно улыбнулся Бурлаков.
— Какими судьбами?
— У меня тот же вопрос, Николай Алексеевич. Или это тайна?
— Они кое-что для нас делают, — улыбнулся Золотарёв. — Но я спросил первым.
— Здесь уже работают репатрианты, надо уточнить перспективы.
— Сколько ещё примут?
— Да, — кивнул Бурлаков. — И завод, и город. И ещё есть дела. Но тоже по линии Комитета.
За разговором они дошли до лестничной площадки.
— Ну, мне в профсоюз.
— Желаю удачи, — улыбнулся Золотарёв. — А я пройдусь.
Они дружески улыбнулись друг другу и разошлись.
Бурлаков был очень доволен таким оборотом. В профсоюзе он собирался среди прочего выяснить то, из-за чего ехал в Загорье с замиранием сердца. Ему надо подготовиться к беседе с Морозом. По комитетской картотеке он здесь, в Загорье, на этом заводе. Единственный человек, который может ответить на его вопрос. Если захочет. И, разумеется, майор Золотарёв — не помощник, а помеха в таком разговоре.
Золотарёв любил, приезжая куда-либо и неважно зачем, обойти, облазить все уголки и закоулки — мало ли когда и для чего эти знания понадобятся — и, разумеется, если эта любознательность не мешала основному делу. Сегодня не мешала. И Золотарёв отправился в путешествие по заводу, благо, его удостоверение с успехом заменяло любой пропуск с допуском, запуском и выпуском.
Сегодня с утра шли контейнеры. Но Эркин уже чувствовал
— А вождь-то, гля, мужики, с газеткой! Эй, вождь, на обёртку купил?
Эркин упрямо отмолчался на все его подначки. Будет он ещё с Ряхой связываться! Шакал, здесь говорят: алкаш, пропился, значит, до последнего, себя уже потерял. Ну его…
— Эй, Мороз, айда лопать.
— Иду, — Эркин улыбнулся Кольке. — Геныч, с нами?
И всё как всегда, обычный рабочий день. Работа привычна и потому легка, в раздевалке и столовой знакомые лица, понятные разговоры. Он как все, на равных.
— А смотри, как завернуло круто…
— На то и Крещенье…
— Картошки прикупить…
— А ни хрена! Она, понимаешь, получку, считай, всю выгребает, да ещё… пусть сама крутится, толстозадая…
— Так уж и всю?
— Выгребешь у него, как же! Зубами держит.
— Заначку не трожь, святое дело!
— Погреб на лоджии? Охренел?!
— Да деревенщина он…
— Погреб хочешь, так дом надо было брать.
— А сам, коли умный, чего не взял?
— Взять бы взял, да кто ж даст?
— Дом обиходить надо. С одними дровами…
— Да уж, — смеётся Колька, — попахали мы вчера.
— На себя когда… — хмыкает Антип.
— А не скажи. Иному и на себя лень.
И все гогочут, глядя на Ряху. Эркин смеётся со всеми. Ряха быстро затравленно озирается, отыскивая, на кого бы ему перекинуть общее веселье.
В профкоме Мороза знали.
— Знаю обоих, — сразу сказала Бурлакову Селезнёва. — Он — грузчик, на первом рабочем, у Медведева в бригаде. А она — у Лыткарина, машинистка. Вступили в профсоюз оба. Кто тебе нужен? Он, наверное?
Бурлаков кивнул, но уточнил:
— А почему ты думаешь, что он?
— Так индеец же, — засмеялась Селезнёва. — На весь завод один.
— А те трое?
— Это из летнего потока которые? Уволились. Не потянули они каждый день от звонка до звонка, — Селезнёва невольно вздохнула. — И в бригаде конфликты. До драк доходило. Пить начали. А Мороз… даже не похож на индейца. Пашет, говорят, как заведённый. Но у Медведева в бригаде всегда порядок был.
Они сидели вдвоём. Бурлаков специально выбрал для разговора время обеденных перерывов, когда профсоюзники расходились для агитации, бесед, решения всевозможных вопросов и проблем. И потому, поздоровавшись со всеми и официально представившись, начал беседу вежливо отстранённым «вы» и несколько казёнными фразами, а оставшись наедине, немедленно сменил тон.