Аналогичный мир - 3
Шрифт:
— Восстановление, — Крис сразу почувствовал себя на уроке. — Правильно?
— Правильно, — кивнул Аристов. — У неё восстанавливается наружный кожный покров.
Аристов говорил, используя термины, и все силы Криса уходили на понимание терминологии а на переживания уже не оставалось.
— Всё понял?
— Да, — кивнул Крис. — И… и ничего не менять, ну, как мы живём?
Аристову понадобилось минуты две, чтобы понять, о чём беспокоится Крис. А поняв, ответил очень серьёзно.
— Положительные эмоции способствуют процессу.
— Ага, — просиял
Словно боялся, что Аристов передумает и запретит ему… жить по-прежнему.
Как ни хотелось Крису найти и обрадовать Люсю, но он пошёл к Жарикову. Он должен поговорить с ним. Доктор Ваня всё сделал для него, пришёл тогда, той страшной ночью, успокоил, уладил всё, нет, он должен рассказать. И что парни с вопросами не лезут, хотя он же знает, как им это важно, так это тоже… доктор Ваня сделал. И сначала расскажет ему, посоветуется заодно, как для Люси лучше, а потом уже к парням пойдёт.
Жариков был у себя, хотя приём закончил и в соответствии с распорядком, и фактически, что совпадало довольно редко. И потому на стук в дверь он откликнулся сразу, приглашая войти запоздавшего и, скорее всего, непланового пациента.
— Здравствуйте, Иван Дормидонтович, — вошёл Крис. — Я… я пришёл поговорить.
— Проходи, садись, — улыбнулся Жариков и, пока Крис шёл от двери к его столу, привычно щёлкнул переключателем селектора и включил наружное табло над дверью. — Ну как, всё наладилось?
Утративший всю свою смелость на пути к его столу, Крис благодарно кивнул.
— Да, спасибо, Иван Дормидонтович, всё так хорошо… так хорошо, что даже страшно.
К удивлению Криса, Жариков не рассмеялся над получившейся бессмыслицей.
— И что хорошо, а что страшно?
— Хорошо? Ну, всё хорошо, со всем… — Крис замялся. — Ну… ну, я не могу об этом по-русски.
— Говори, как удобней, — сразу перешёл на английский Жариков.
— Ну, Люся не боится меня, — Крис перемешивал русские и английские слова. — И… этого не боится, ну, почти не боится. И… и у меня волна, каждый раз. Тот, ну, индеец, его на экспертизу привозили, он тоже говорил, что у него с… женой каждый раз волна. Я не поверил, все не поверили. А сейчас вот у меня. Подкатит и понесёт. Нет, я помню, где я, что я, чтоб Люсе больно не сделать, не напугать её, и… и как теряю себя, сразу и я, и не я. И… и я не знаю, как сказать, но… но мне самому хочется… этого.
И замер, ожидая слов Жарикова. Доктор Ваня улыбнулся.
— Это нормально, Кирилл. Да-да, нормальная реакция нормального человека.
— Но… но я же перегорел. И раньше. Мне никогда не хотелось этого.
— Чего? — терпеливо спросил Жариков.
— Траханья, — удивлённо ответил по-английски Крис. Неужели доктор Ваня забыл, что называется по-русски «этим».
— Траханье и любовь — разные вещи, Кирилл. Люсю ты любишь, потому тебе и хочется. А трахаться, да ещё по приказу… — Жариков не договорил, считая продолжение фразы излишним.
Крис медленно кивнул.
— Так…
— Значит, так, Кирилл. В этом и есть разница, понял?
— Д-да. И… и Люся поэтому не боится? Да?
— Да, — энергично кивнул Жариков. — Именно так. А она? Ей хочется быть с тобой?
— Да. Я думаю, да, — Крис виновато опустил голову. — Я не могу рассказать вам, как у нас…
— А это тоже нормально. Но ей же хорошо?
— Да, — Крис вскинул голову и улыбнулся. — Да, у неё, Юрий Анатольевич сказал, что у Люси регенерация началась, — он уже говорил только по-русски. — От положительных эмоций.
— Ну, совсем хорошо, — обрадовался Жариков. — Прямо отлично.
Крис кивнул, облегчённо переводя дыхание.
— И ещё, Иван Дормидонтович, я расскажу парням, не о Люсе, о себе. Чтоб не психовали, чтобы поняли, — он заговорил опять по-английски. — Надо ждать волну. Придёт волна, и ты всё сможешь. А без волны это и не нужно.
Крис не спрашивал, не советовался, но Жариков согласно кивал. Да, всё так, всё правильно. Молодец Крис, и «волна» — это не оргазм, не только и не столько оргазм, они избегают слова «любовь», но, видимо, именно её называют «волной».
— Иван Дормидонтович, вы придёте к нам, на разговор?
Жариков на секунду растерялся.
— А… не помешаю?
— Нет, — твёрдо ответил Крис. — И Юрия Анатольевича позовём. Он тоже… переживает за нас.
— Спасибо, — растроганно сказал Жариков. — Конечно, придём.
Крис легко встал.
— Я пойду, Иван Дормидонтович. Как мы с парнями о дне договоримся, ну, когда собираемся, чтобы все были свободны, я скажу. И вам, и Юрию Анатольевичу. Спасибо большое, спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — попрощался Жариков.
И, когда за Крисом закрылась дверь, остался сидеть неподвижно, не достал ни тетрадей, ни карточек. Хотя знал, что надо записать, сразу, по горячим следам, и не мог…
…Обнажённое смуглое тело, застывшее неподвижно лицо-маска. Выход из депрессии всегда сложен, и чем сильнее была двигательная активность до депрессии, тем глубже, вплоть до паралича, депрессия и, соответственно, сложнее выход. Юрка сказал, что парня зовут Крисом и он откликается на это имя.
— Крис.
Еле заметно вздрагивают длинные пушистые ресницы.
— Посмотри на меня.
Медленный поворот головы. Чёрные глаза смотрят в никуда.
— Тебе что-то болит?
— Нет, сэр.
Голос такой же безжизненно равнодушный, как и лицо.
— Почему ты спишь, не укрываясь? Тебе жарко?
— Я сплю, как положено, сэр.
Да, все парни так спят. На спине, закинув руки за голову и разведя ноги. И ничем не укрываются, даже простынями. Попытки укрыть их вызывают слёзы и просьбы пощадить, не мучить. Повышенная чувствительность кожи? Не подтверждается. Чистая психика. Даже в депрессии, стоит отвернуться, всё сбрасывают с себя. Стремление к обнажённости. Эксгибиционизм в чистом виде. Но ведь и наедине, без зрителей то же самое. Тогда это что-то другое.