Аналогичный мир - 3
Шрифт:
Когда они все вместе вошли в спальню, Эркин снял с цветов пакет. Женя громко ахнула, а Алиса удивилась:
— Ой, а они настоящие?
— Конечно, настоящие, — засмеялась Женя. — Господи, Эркин, да они же… Это что, с корнями?
— Ну да, — Эркин перевёл дыхание: кажется, Жене понравилось. — Мне сказали, они до весны цвести будут, летом им надо отдохнуть, а осенью они опять зацветут.
— Ой, Эркин, красота-то какая! — ахала Женя, пока они пристраивали цветы на подоконнике.
— Тебе нравится, да?
— Ну,
Отступив на шаг, Женя оглядела горшок-корзину и жёсткие тёмно-зелёные стебли, увенчанные белыми лохматыми шарами. Вздохнула:
— Господи, как красиво. Спасибо тебе, Эркин.
Эркин счастливо улыбнулся и обнял Женю за плечи.
— Я хотел розы, но… они были только в букете. А эти… живые.
— Конечно, живые лучше, — искренне согласилась Женя.
— Ага! — поддержала её Алиса. — Мам, а…
— Ой! — ахнула Женя, бросаясь на кухню. — У меня же суп на плите!
Алиса побежала за ней. Эркин ещё раз оглядел спальню, чуть подвинул цветы, чтобы они попали в зеркало. Вот так. Теперь, сидя на этом углу кровати, видишь цветы в зеркальном коридоре.
— Эрик, — вбежала в спальню Алиса, — а мама обедать зовёт.
— Иду, — Эркин упругим движением встал с кровати.
Алиса проводила его в ванную, где был выполнен ритуал умывания и держания полотенца с последующим обрызгиванием и полагающимся визгом. И наконец сели за стол.
— Пообедаем и пойдём.
— Мгм, — пробурчал Эркин и перешёл к более важному. — Женя, к тебе из профсоюза, Селезнёва, подходила?
— Лидия Александровна? Да. А что? И к тебе?
— Да. После праздников, сказала, чтобы подал заявление в профсоюз, — Женя с улыбкой кивнула, и Эркин продолжал: — Я думал, Женя. Дело стоящее, так?
— Конечно, — согласилась Женя. — Ещё супу?
— Нет, спасибо, — мотнул он головой. — Я «ёлочные» большие получил. И получка большая…
— Я тоже, — улыбнулась Женя. — А что ты…?
— Работал неделю, а получил за две, — хмуро ответил Эркин. — А вычтут потом, с чем останусь?
— Не вычтут, — Женя подвинула к нему баночку с горчицей. — Мне объяснили. Оплата праздничных дней входит в коллективный договор. Это профсоюз как раз и добился.
— Понятно, — Эркин улыбнулся. — Тогда хорошо. А то… Понимаешь, Женя, я давно понял. Когда незаработанное дают, это потом всегда плохо оборачивается.
— Здесь не обернётся, — успокоила его Женя. — Алиса, доедай, не вози по тарелке. И кисель на третье.
— А конфету? — спросила Алиса.
— К киселю конфеты не полагаются. Вот печенье.
— Ну ладно, — милостиво согласилась Алиса.
Женя собрала со стола и сложила в раковину тарелки, налила в чашки розового киселя. Эркин с удовольствием глотнул ещё тёплую густую жидкость. Странно, но в столовой вроде такой же кисель, и цвет, и запах, а у Жени вкуснее.
— Подлить ещё? —
— Нет, — улыбнулся Эркин. — Отяжелею, работать не смогу.
— А ты опять на работу идёшь? — удивилась Алиса.
— Мы на беженское новоселье идём, — объяснила Женя, допивая свою чашку.
— А я?
— А ты сейчас ляжешь спать.
Алиса надула губы, но спорить не стала.
— Я вымою, — Эркин встал из-за стола и мягко оттеснил Женю от раковины.
— Хорошо, я уложу её пока. Алиса, пошли умываться, зайчик.
— Эрик, ты только меня поцеловать приди, — сказала Алиса, выходя из кухни.
— Приду, — пообещал Эркин, ополаскивая и расставляя на сушке глубокие тарелки.
Он уже закончил мыть посуду и протирал стол, когда в кухню заглянула Женя.
— Эркин, иди поцелуй её. И будем собираться.
— Иду.
Эркин повесил тряпку, быстро ополоснул руки и вытер их кухонным полотенцем.
Алиса уже лежала в постели, укрытая, угол одеяла подсунут под щёку, глаза сонные.
— Э-эрик, — вздохнула она, когда Эркин наклонился над ней.
— Я, маленькая, — он коснулся губами её щёчки. — Спи спокойно.
Алиса успокоено закрыла глаза. Эркин выпрямился и наверное с минуту стоял, молча глядя на неё. Женя его не торопила.
А потом они быстро собрались, немного поспорили из-за его рабских штанов — Женя не могла допустить, чтобы он в таком виде показался на людях, а Эркин доказывал, что лучшей одежды для натирания полов у него нет. Помирились на том, что пойдёт он в «приличном», а рабские штаны возьмёт с собой и там переоденется. Эркин преоделся в старые джинсы и красно-зелёную ковбойку, натянул на босу ногу извлечённые из кладовки сапоги — всё-таки в шлёпанцах холодно — взял под мышку свёрток с рабскими штанами, Женя накинула на плечи тёплый платок, взяла свёрток с фартуком для себя и их подарком, и они пошли к Тиму.
К изумлению Зины, их огромная квартира оказалась тесной: столько людей к ним пришло. И из дома, и с Тимочкиной работы, и… многих она даже не знала. Друзья знакомых, сослуживцы соседей… шум, гам, стук молотков, взвизги и вопли Димы и Кати, кто за работой поёт, кто ругается… голова кругом. Груды одежды на полу, гора подарков, а ещё стол надо делать, господи…
— Ты, главное, спокойно, — Баба Фима ловко чистит картошку, локтем отстраняя лезущую прямо под нож Катю. — А ты сбегай, посмотри, как там, дальнюю комнату домыли, аль нет, — и, когда Катя убегает, улыбается Зине. — Всё нормально, Зин, и мужик у тебя правильный. Руки, голова — всё у него на месте. А что он рычит, так мужику либо рычать, либо кулаки в ход пускать, иначе они не могут. Он ещё сам себя не понял, живёт, как по льду ходит. Обомнётся, опомнится, всё хорошо и будет.