Аналогичный мир
Шрифт:
— Я… я понимаю, но я ж не помню ничего. Ну, сидим мы все за столом, чай пьём, говорим, — Андрей даже глаза прикрыл, чтобы увидеть, — скатерть помню… такая, не белая, с желтизной чуть, и цветы на ней… вытканы. Чашки, круглые, у меня, — он судорожно сглотнул, — у меня заяц был нарисован… у сестры… корова вроде… — и открыл глаза, замотал головой. — Нет, не могу, тает всё. Я ведь и в школу успел походить, ну, до всего… а тоже не помню. А ведь не маленький был… двенадцать, наверное. Или, нет, в двенадцать я уже в лагерь пошёл, по своей
Эркин свёл на мгновение брови и кивнул.
— Помню. В питомнике был. Работал уже. При питомнике Палас был. Учебный. Надзиратели туда ходили, семьи их, ещё какие-то… Ты понимаешь, мы все свои года считали. Вот, — он протянул к Андрею правую руку запястьем вверх, — вот, буквы это обозначение питомника, дальше цифры, за буквами год рождения, дальше… что-то тоже значит, не знаю.
Андрей расстегнул и засучил левый рукав, показал свой номер.
— А я и не знаю. Нашлёпали мне, а чего значит… просто номер.
— Слушай, — вдруг оживился Эркин. — А свести его нельзя? Ну, едким чем?
— Ого! А то не пробовали! И травили, и выскрёбывали, и резали. Проступает, стерва. Разве что руку отрубить напрочь. А куда я однорукий? Милостыню просить? Не хочу.
Эркин кивнул и допил кофе.
— Ладно. Прости, разбередил я тебя.
— Ничего, — Андрей допил и встал, собирая посуду. — Я, если вспомню ещё что, расскажу.
— Спасибо, — тихо ответил Эркин.
Фредди приехал только поздним вечером, когда они уже прикинули свои запасы и решили варить завтра лагерную баланду, где крупа по счёту не пригоршнями и не щепотью, а крупинками. Дождя нет, но солнце за весь день так и не показалось, и было по-прежнему сыро. Да и похолодало, так что пришлось накинуть куртки.
— Если завтра не привезут, что? Траву твою будем искать?! — Андрей выругался.
Эркин зачерпнул из котелка жидкого теста и вылил на сковородку.
— Не ори, — он ножом осторожно подцепил край и ловко перевернул лепёшку. — В первый раз, что ли? И в имение не сгоняешь, один стадо не удержит.
Эркин снял лепёшку и поскрёб сковородку, снимая прикипевшую крошку.
— Лепёшки тоже по счёту будем?
— А ты думал, — Эркин вылил на сковородку остатки теста. — Лопали много, вот и кончилось раньше.
— А может, привезли меньше?
— А мы когда считали, сколько привезли? А таскать у нас некому. Завтра малину наберём, ещё этих, чёрных…
— Смородину?
— Мг. И заварим.
— На подножном корму значит?
— Рабочей скотине, — Эркин снял последнюю лепёшку и поставил сковородку на землю, — иначе нельзя.
— Я тебе сейчас морду набью! — заорал вдруг Андрей. — Я не скотина!
— Ты до моей морды дотянись сначала, — рассмеялся Эркин, по-прежнему сидя у костра на корточках. — Может, я про себя.
Андрей как-то всхлипнул и неловко, будто и не дрался никогда, ударил его. Эркин не увернулся, и удар пришёлся в плечо. Эркин качнулся,
— В подорожник заверни, — вскочил и Андрей.
— Обойдётся, — Эркин осмотрел ладонь. — Ничего.
Но Андрей уже отошёл в темноту, повозился там и вскоре вернулся.
— Вот, держи. Я ж помню, что видел его. Поплюй и приложи.
— Ага.
Эркин взял продолговатый мясистый лист, поплевал и приложил к ожогу. Андрей топтался рядом.
— Ты… ты вот что… нас рабочей скотиной звали, я и сорвался…
— Бывает. Ладно, я сам напросился.
И тут они услышали далёкий топот копыт.
— Вот и жратва едет, — усмехнулся Эркин.
— Будем жить, — ответно рассмеялся Андрей.
Подъезжая к костру, Фредди свистнул. Не сигналом — он их, как они уже раньше поняли, не знал, — а по-простому. И они ответили ему таким же.
Фредди подъехал к самому костру, тяжело, как-то неловко спешился и не сел, а прямо упал на седло Эркина.
— Ты чего? — удивился Андрей.
— Хреново мне, — неохотно ответил Фредди и попросил. — Вы сами там, с вьюками управьтесь. Я посижу.
Эркин молча взял чистую кружку, налил горячего кофе, поставил перед Фредди и отошёл к его коню.
Фредди сидел, напряжённо выпрямившись, и пил горячую бурую и совершенно не сладкую жидкость, пока они развьючивали его коня. Эркин сразу занялся припасами, а Андрей подошёл к Фредди.
— Ну, как ты?
Фредди повернулся было к нему, но тут же скривился от боли и, выругавшись, принял прежнюю позу.
— Коня моего отпустите. У вас заночую.
— Ладно. Может… — Андрей запнулся, но тут же справился с собой, — может, водки выпьешь? Русской.
— Откуда? — поднял на него глаза Фредди.
— С города ещё. Берегу. Там как раз на полкружки осталось.
— Ну и береги, — буркнул Фредди. — Обойдусь.
Андрей пожал плечами и отошёл. Фредди угрюмо смотрел в огонь. Водки бы хорошо, но не лишать же парня последнего. Где он здесь себе найдёт, а выпивку в запасе иметь надо. У каждого ковбоя всегда есть во вьюке или на себе заветная фляжка с самым крепким, чтоб если что… А чёрт, вот прихватило не вовремя. Джонни в городе. Понесло его под День Империи. И застрял. Если он там во что вляпался, то чтоб выкрутиться, много денег и времени надо. Ох, чёрт! Раньше так не болело. Растрясло в седле.
Подошёл Эркин, внимательно поглядел на него. Фредди попробовал улыбнуться, но боль снова тряхнула его, и он глухо выругался вместо приветствия. Эркин не обиделся, только чуть прищурил глаза и присел на корточки.
— Спина, сэр?
— Чего тебе?
— Я спрашиваю, сэр. Спина болит?
— Ну, спина. А что?
— Упали, ранены? Что случилось, сэр?
В его тоне было что-то такое, что Фредди, злясь на самого себя, ответил.
— Да нет. Давно… падал. И в сырость как прихватит, так хоть…