Аналогичный мир
Шрифт:
Гольцев неожиданно улыбнулся.
— Что каждый своего хлебнул и за себя отвечает, это ты хорошо сказал. Обидеть я тебя не хотел. И не выспрашивал ничего. Чай я, в самом деле, люблю.
Эркин на мгновение опустил ресницы и тут же поднял на Гольцева глаза, спокойно улыбнулся.
— Можно ещё заварить, сэр.
— Не надо, спасибо. Кипятку долейте и всё.
— Это мы знаем, — Андрей заглянул в чайник и налил туда кипятку из котелка. — Сейчас настоится малость и по второму заходу.
— И по сколько чайников
— А не считаем. Пока место есть, пьём. А летом, на выпасе, с вечера заварим и в тенёк, помнишь, Эркин?
Эркин, улыбаясь, кивнул.
— Помню. На первой стоянке, там у корней яма была и всегда холодно.
— Ага. В жару с дневки прискачешь, сам весь в мыле, лопух снимешь и через край, — мечтательно вздохнул Андрей.
— Как это ты нутро не застудил? — усмехнулся Фредди.
— Моё нутро любую жратву выдержит, — захохотал Андрей. — Мне всё на пользу.
— Оно и заметно, — хмыкнул Эркин.
Андрей, самодовольно ухмыляясь, разлил чай.
— А поморы — это русские? — спросил Фредди, почти без напряга выговорив новое слово.
— Русские, — кивнул Гольцев. — Нас так называют, потому что на побережье живём. По-русски «po moryu». Рыбаки, моряки… Русские, но… чуть другие.
— Вроде ковбоев в Аризоне, — задумчиво улыбнулся Фредди.
— Вроде, — быстро глянул на него Гольцев и с видимым искренним наслаждением стал пить чай.
— А бывает чай с травами разными, душистый, — мечтательно сказал Андрей.
— Мне и такой нравится, — улыбнулся Эркин.
— Хороший чай, — выдохнул Гольцев. — А что за сорт?
Парни переглянулись. Эркин встал, вытащил из вьюка жестянку и подал её Гольцеву.
— Вот, сэр.
— Ого! — удивился тот, рассматривая банку. — Я и не видел такого. И сколько же стоит?
— Пятьдесят кредиток, сэр, — ответил Эркин, садясь к костру.
— У Роулинга брали?
— Да, сэр, — Эркин улыбнулся. — У него всё есть.
— Я уже заметил, — рассмеялся Гольцев. — Шёл мимо, заглянул. И сигареты русские, и спиртное.
Фредди усмехнулся.
— Раз есть русские покупатели, есть и русский товар. Роулинг умеет крутиться.
— Такая у него работа, — ответно улыбнулся Гольцев, допил свою кружку и поставил её вверх дном. — Спасибо за чай, за разговор. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, на здоровье, спокойной ночи, сэр, — ответили они вразнобой.
Гольцев на прощание ещё козырнул им и ушёл. Так же бесшумно, как и приходил.
Эркин решительно завинтил крышку на банке с джемом и спрятал во вьюк обе банки. Андрей зевнул.
— Ну и глазастый, всё видит, всё слышит… А ты чего заводился, Эркин?
— А ну его, — Эркин выругался, затягивая ремень на вьюке. — Ловко выспрашивает. Ну, я и решил показать ему… Чтоб не думал…
— Этого… телохранителя ты ему аккуратно подставлял, — усмехнулся Андрей. — И сказал, и ничего не сказано.
— А пусть тот пасть не разевает, а раззявив, думает, чего несёт, — Эркин вернулся к костру и залпом допил свою кружку. — Отбились, — и с интересом посмотрел на Фредди. — Я не понял, ты ему нарочно зацепку дал?
— Какую зацепку? — поднял глаза на него глаза прикуривавший от веточки Фредди.
— А насчёт Аризоны, — спокойно ответил Эркин.
— Точно, — кивнул Андрей, — он на тебя сразу глазом вильнул.
Фредди с секунду сидел, оцепенев, и тут же разразился такой отчаянной руганью, что Андрей развёл руками.
— Вот это да! Ну, даже не знал, что так можно.
— Ты к стаду идёшь или посуду моешь? — остановил его восторги Эркин.
— Я к стаду, — Фредди встал и, уже выходя, бросил. — А вы ложитесь.
ТЕТРАДЬ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
— Поздно гуляешь, Саша.
— В машине доберу, — Гольцев, не зажигая света, сел на койку и стал раздеваться.
— Нашёл чего?
— Что мог, собрал, — Гольцев лёг на заскрипевшую под его тяжестью койку. — Практически всё. Мне бы ещё потолкаться тут, поболтать за выпивкой и куревом… Да времени нет…
— И много ты из индейца выжал? — засмеялись в темноте. — Ты в седьмом долго сидел.
— Больше, чем надеялся, но меньше, чем хотелось. — Гольцев зевнул. — С ним только дружеской беседой, на цыпочках и поглаживая. И то…
— Упирается?
— Уходит. Чуть-чуть нажмёшь, он уже в стороне.
— А остальные?
— Малец — он малец и есть. Если б индеец его не держал, он бы много наболтал. Трейси отмалчивался. За него парни работали.
— Команда?
— Похоже, да. Очень слаженно работают. — Гольцев помолчал. — И всё равно нестыковки остаются.
— Те же?
— В принципе, да. Трейси задумал и уехал, обеспечивая себе алиби. Парни сделали.
— Как?
— И зачем?
— Вопрос «зачем» снимается с повестки. Они работают на Трейси. Его и надо спрашивать. Но его версию карточного долга не опровергнуть. Как — тоже в принципе ясно. Меня интересуют некоторые детали. Но сделали они. По крайней мере, участвовали.
— Доказательства, Саша…
— Доказательство в барбарисовых кустах. Я там сегодня полазил.
— Там и так будто слоны танцевали.
— Да, их сапоги, отпечатки шляп, ободранные листья и… что ещё, ну? — по его тону было слышно, как он улыбается.
— Обломанные ветки?
— Не обломанные, а обрезанные. Срезаны острым ножом, и срезы затёрты землёй, чтобы не выделялись, — кто-то негромко присвистнул. — Во-во. И я попробовал встать на их место. Следы-то остались. И увидел всю тропинку. От кривого дерева, где стоял телохранитель, до последнего поворота, за которым уже лежал труп. Они там были, рвали ягоды, собирали в шляпы, хотя на их решётке три котелка, не считая кофейника.