Аналогичный мир
Шрифт:
— Не психуй, — Андрей поверх кружки посмотрел на него смеющимися глазами. — Тебе ж сказали, подождёт она тебя.
— Кто? — очень спокойно спросил Эркин.
Он снял рубашку и стоял полуголый, отсветы костра играли на напряжённых мускулах.
— Койка твоя, кто ж ещё, — невинным тоном сказал Андрей. — Ты ж…
Он не договорил: таким тяжёлым взглядом смотрел на него Эркин.
— Этого не трогай, — медленно, разделяя слова паузами, сказал Эркин.
И Фредди поразился, как мальчишеское задорное лицо Андрея изменилось,
— Не трону, — просто ответил он.
Эркин кивнул и сел к костру, разложил на коленях старую рябенькую рубашку, размотал комок с нитками и иголкой, задумался и вдруг отложил всё, быстро метнулся к вьюкам и вернулся с книжкой в руках.
— Фредди, почитай, ладно?
Фредди взял книгу и недоумённо посмотрел на него.
— Зачем? Ты ж их все на память знаешь.
— Он, ну, Берт, правильно сказал. Не понимаю я ни хрена. Ты открой, ну, наугад, и читай вслух. Дождь, не заглянет никто.
Фредди пожал плечами и раскрыл томик наугад.
— Люблю, — но реже говорю об этом… Люблю нежней, — но не для многих глаз…
Эркин слушал, напряжённо сведя брови. Фредди дочитал сонет и поднял на него глаза.
— Ещё, — тихо попросил Эркин.
— Ещё читать? Какой?
— Этот же. Только медленней, я не всё понял.
Фредди читал теперь медленно, останавливаясь после каждой строки и продолжая только после кивка Эркина.
— Перед светом, это как? — спросил Эркин, когда он закончил.
— Свет? Люди, наверное, — пожал плечами Фредди. — Ну, те, кто знает, знакомые.
— Душу открывать нельзя, — кивнул Эркин. — А соловей?
— Птица. — Фредди засвистел соловьём, трель у него не получилась, но парни переглянулись, улыбаясь.
— А мы его слышали, — сказал Андрей, — на выпасе.
Эркин кивнул.
— А флейта что такое?
— Нуу, вроде дудочки. Никогда не слышал?
— Нет. Но… ну, думаю, понял. Прочитай ещё раз.
Фредди улыбнулся и прочитал сонет в третий раз.
— Теперь понял?
— Вроде, да, — неуверенно ответил Эркин.
— Давай ещё, — Андрей сел поудобнее. — Другое что-нибудь.
— Нет, — Эркин протянул было руку к книге, но тут же отдёрнул её. — Нет, вы читайте, если охота, а я пойду. А то у меня… рассыплется всё. Пойду стадо посмотрю.
Он отложил незаконченное шитьё, натянул куртку, шляпу и вышел, не оглядываясь.
Фредди посмотрел на Андрея, молча протянул ему книгу. Андрей задумчиво покачал головой.
— Нет, пожалуй, у меня тоже… вот-вот рассыплется всё. Будто… на другом языке сказано.
Фредди кивнул, быстро пробежал глазами по странице, закрыл книгу и положил её на рубашку.
Утренняя прохлада уже не радовала, а напоминала об осени. Женя старательно не подсчитывала дни, не думала о времени, но осень всё ближе, и признаки её всё нагляднее. И на работу она ходила опять в костюмчике,
— Я провожу вас, Джен?
— Разве мой отказ вас остановит?
— Разумеется, нет, Джен. Ведь вы отказываетесь не всерьёз.
Женя пожимает плечами, берёт у Нормана сегодняшний заработок, убирает свой стол, с улыбкой прощается со всеми и выходит не оглядываясь. Если Рассел захочет, то сам нагонит её.
И он догоняет, идёт рядом.
— Вы всё ещё сердитесь на меня, Джен. Не стоит. Честное слово, я хотел помочь тому парню.
— Я не желаю слушать об этом. Вы знаете, что я думаю, и я останусь при своём мнении.
— На здоровье, Джен. А я при своём. Проблема спальников достаточно сложна.
— Бывших спальников.
— Нет, Джен. Спальник не бывает бывшим. Вы помните, ну, конечно, помните, Хьюго как-то рассказывал, что читал учебник по дрессировке рабов, в том числе и спальников. Я помню, вы пришли от этого в ужас. Так вот, Джен, это даже не надводная часть айсберга, это самая верхушка. А сам айсберг… Вы никогда не задумывались, Джен, почему спальники были так дороги?
— Я не покупала рабов!
— Ну-ну, Джен, зачем столько экспрессии? Так вот, каждый спальник был сделан, в буквальном смысле этого слова. Штучная работа. На хорошего спальника для дорогого Паласа уходило около десяти лет. Представляете, Джен. Сколько труда, выдумки, творчества, наконец…
— Зачем вы это мне говорите?
— Чтобы вы меньше жалели того парня, Джен. Они сделаны. Искусно, талантливо, но… Они не люди, Джен, и людьми им не быть. Никогда. Ни при каких условиях. И когда я думаю, что они, невыявленные, не обезвреженные, бродят свободно, без контроля…
— Неправда! Про всех рабов так говорили, да, так же, а сейчас…
— Остальные — люди. Плохие, неразвитые, жестокие, вороватые, но люди. Я справедлив, Джен. Их можно чему-то выучить, они могут приспособиться к новым условиям. Они могут сменить работу. А спальник… он может делать только одно. И должен делать только одно. Иначе он просто умирает. В страшных мучениях. И элементарное чувство, жажда жизни заставляет его снова и снова работать, делать то, единственное, что он может и умеет… Вы меня не слушаете, Джен?