Аналогичный мир
Шрифт:
— Как прикажете, милорд, — улыбался Билли. — Могу и завить, милорд.
— Это Меченому завить надо.
— Мне и так хорошо, — рассмеялся Эркин.
Стряхивая с простыни светлые завитки, Билли заметил:
— Мягкие у тебя волосы, парень.
— У меня вся жёсткость в другом месте, — ответил Андрей, доставая бумажник.
Ржали до слёз, до икоты. Билли принял от Андрея кредитку и рассыпался в благодарностях. Вид бумажника привёл всех в совершеннейший восторг.
— Ну, как у белого…!
— Надо же такому!
— Ты глянь, у Меченого-то… тоже!
— Ну, сильны, парни, ну, дают…!
После
Женя оглядела кухню. Вот теперь всё как положено. Чистота и порядок. Она вымыла руки, расправила сохнущие полотенца и пошла на чердак, собрала там высохшее бельё, своё и Алисы, вещи Эркина она, как уж повелось с самого начала, сушила в кухне. Ну вот, гладить она сейчас не будет. В ведро с замоченным настругать мыла и взболтать, и пусть бельё дальше само по себе мокнет потихоньку.
Женя внесла высохшее бельё в комнату и положила на кровать. Алиса сидела со своим баульчиком, шёпотом разговаривая с его содержимым и куклами. «Конечно, — подумала Женя — всерьёз всему этому учиться она ещё мала, на вырост куплено, но всё равно… Потрясающая вещь! Какой же молодец Эркин». Она быстро сложила бельё в шкаф на полку, где держала чистое, но не глаженное, и открыла другую створку. Что надеть? Сегодня солнце, но летней жары уже нет. Летнее платье и жакетик от костюма? Будет в самый раз. А туфли… ну, выбора нет, у неё одна пара на все случаи жизни. Туфли, что ли, себе купить? Ну, ладно, посмотрим. Алисе… платьице и кофточку. Женя закрыла створку и вернулась к полкам. Себе чулки, Алисе… гольфы, бельё, вот теперь всё готово.
— Алиса, давай собираться. Гулять пойдём.
Алиса в общем радостно, но без обычного восторга оторвалась от игры.
— Баульчик закрой и убери. Вот так. Умница.
Женя одела Алису, расплела ей косички, расчесала волосы и собрала их в украшенный бантом хвостик повыше затылка.
— Теперь посиди спокойно, пока я оденусь.
— Ага, — согласилась Алиса.
Женя быстро переоделась, заново уложила волосы, достала свои нарядные маленькие серёжки с искристыми стёклышками. Вот так. Теперь ещё деньги. А возьмёт она… сотню, нет, даже две. Гулять — так гулять! Конечно, в кондитерскую к мисс Милли и мисс Лили, она всегда открыта, и… все магазины в воскресенье закрыты, только их кондитерская и… правильно! «Аппетит» старого Бакстона. Вот у кого «вкусненькое» мелкой фасовки и уже нарезанное. Как раз для воскресного ужина, к обеду Эркин вряд ли вернётся.
— Всё, пошли.
Они спустились во двор и вышли на улицу, запирая за собой все двери. Солнечный, но не жаркий и не ветреный день. Осень? Ну и пусть осень. Эркин уже вернулся, теперь — Женя улыбнулась — пусть приходит осень и жухнет трава.
На улице Алиса забыла про баульчик. Тем более, что она вспомнила брошенные мимоходом мамины слова про покупку «вкусненького». Посещением кондитерской баловали её нечасто, хотя сам по себе
К кабачку Гундосого подтягивались люди: вожаки ватаг, работяги, неизбежные шакалы. Правда, шакалы держались поодаль. Уж больно серьёзные люди собрались. Полезешь не вовремя — схлопочешь по уху, а рука тут у многих тяжёлая. Собирались те, кто с декабря сами упрямо пробивались к жизни. Старые обитатели Цветного, что и тогда рабами не были, держались отдельно. Нет, ни явных ссор, ни драк серьёзных, но бывшие рабы водили свои компании, а и раньше свободные — свои. Так уж повелось.
По рукам ходили три бутылки: Андрея, Эркина и Гундосого, — и с десяток сигарет. На столе нарезанные толстыми ломтями две буханки тёмного хлеба и несколько вяленых рыбин. Немного на такую ораву? Так не пожрать, а поговорить собрались.
— Вон ты послушай, каково парням пришлось.
— Как ты сказал? Бифпит?
— Не слыхал о таком.
— А кто слыхал?
— Это где ж?
— А хрен его знает, нас привезли и увезли.
— Ну, понятно.
— Я вон тоже на лето нанялся и сбежал. Хрен с ними, с деньгами, жизнь дороже.
— Чего так?
— Да кормили одной баландой и спать в бараке, аж цепи наготове. Пошёл он с такой работой…
— Не, от пуза кормили.
— Да, лендлорд недельную засыпку честно отвешивал.
— А старший-то беляк?
— Ага.
— Ну, так везде положено.
— Много покрал?
— Не, ни хрена, мы сами кашеварили.
— Меченый небось над жратвой главный был.
— Ну, а как же.
— Не, мы по очереди. Нас двое, вот кто может от стада отъехать, тот и кашеварит.
— Лендлорд-то этот сильно прижимал?
— Не, в меру.
— А старший с руками не лез?
— Х-хо, мы ему сразу укорот дали.
— Толковый мужик, своё пахал без булды.
— Бывает.
— Да ни хрена, все они, беляки, на нашем горбу ездят!
— Заткнись, вон на завод мы прибились, там этот, ну, рука у него покалечена, пашет, будь здоров.
— Бывает.
— Беляк завсегда своё на нашего брата скинет.
— А ты не стой близко.
— Чтоб не докинул, что ли?
— Ну да.
— А в этом, как его, ну, в как ты его обозвал…
— Бифпите?
— Ну да. Хорошо погуляли?
— Да уж, как положено.
— Все три радости под завязку.
— Это какие?
— Не слыхал, что ли?
— Постой, парень, это пожрать, поспать и…
— В морду беляку дать.
— Ага, порадуйся тут, когда полиции навтыкали.
— Ну, на каждом шагу.
— Не, парни, ковбойские радости — это подраться, надраться и трахнуться.
— Ну, этого добра и здесь навалом, не стоило и ехать.
— Кабы только за этим, то да.
— Заткните его, он, акромя траха, ни об чём не могёт…
Гундосый посмотрел на Андрея. Тот кивнул, и Гундосый пустил по рукам ещё одну бутылку, а на стол кинул ещё пару рыб.