Anamnesis vitae. (История жизни).
Шрифт:
— Понял! — Показалось, или голос малыша в самом деле дрогнул?
Зара присмотрелась: нет, не показалось! Мишка выглядел испуганным.
— Ты, главное, не бойся! Я тебя удержу. А когда повиснешь — там совсем немного до земли останется. Для тебя — раз плюнуть! — как могла, постаралась она ободрить сына.
— А я и не боюсь! — немного обиженно заявил малыш и решительно пополз вниз.
Зара приготовилась… вот уже ноги Мишки повисли над землей. Теперь малыш лежал на крыше, навалившись на нее грудью и животом, не решаясь покинуть
Женщина сильнее сжала в руке запястье сына.
— Молодец, теперь давай вниз! Я тебя держу.
Мишка кивнул и с коротким писком сполз с крыши.
Рывок! Зара едва удержалась на покатом жестяном склоне. Правое плечо пронзила резкая боль. Но главное было достигнуто: Мишка висел теперь гораздо ближе к земле!
— Теперь отпускай на счет три. Готов? — прошептала она.
— Готов! — уже бодро ответил снизу сын.
— Раз! Два! Три! — и разжала руку, почувствовав, как в этот же момент разжались и Мишкины пальцы.
Снизу раздался негромкий шлепок. Зара перегнулась через край крыши и спросила:
— Ты как?
— Нормально! — весело ответил сын и махнул ей рукой. — Прыгай сюда!
— Сейчас, — пробормотала она и, вцепившись пальцами в водосточный желоб, сползла с крыши.
Повиснув на руках, Зара услышала, как трещит под ее тяжестью водосток. И не стала дожидаться, когда он отломится — просто разжала пальцы.
— Ну как? — поинтересовался Мишка, когда мать оказалась рядом.
— Все в порядке! — шепнула она, чмокнула сына в щеку и скомандовала на ухо. — А теперь — бежим!
И они помчались прямо по огородным грядкам, сначала по своим, потом — по соседским. Зара старалась бежать так, чтобы между ними и страшным гостем оставался их дом.
Вдруг стало светло. Ярко-оранжевый свет выхватил из сумрака все, что в нем пряталось.
— Ма, что это? — удивленно спросил Мишка, остановившись.
Ответить Зара не успела. Невидимая, но сильная рука мягко толкнула ее в спину. Да так, что пролетев кувырком несколько метров, цыганка распласталась лицом вниз в холодной луже. И тут же раздался грохот взрыва.
— Мишка! Мишка, ты где?! — отплевываясь от забившей рот грязи, Зара вертела головой в поисках сына.
— Я здесь, ма! — жалобно отозвался он откуда-то спереди.
Мигом подхватившись на ноги, женщина метнулась к нему:
— Ты цел? Цел? Где болит?!
— Да нигде у меня не болит! — сварливо ответил Мишка. — Грязный весь только. В лужу упал.
Вздохнув с облегчением, цыганка обернулась. На месте их дома пылал огромный костер.
— Ма, а где мы теперь жить будем?! — жалобно спросил малыш. Тихо заплакал и прижался к ней.
— Придумаем что-нибудь! — вздохнула Зара, с тоской глядя на пылающие останки дома. — Главное — живы остались…
На фоне гигантского пламени вдруг обрисовался черный человеческий силуэт. Поджигатель обошел вокруг костра и теперь стоял прямо напротив Зары с сыном, пристально
Понимая, что с такого расстояния в сумраке разглядеть их невозможно, женщина тем не менее, пригнулась сама и пригнула голову сына.
— Ты чего? — пискнул он.
— Тихо сиди! — шикнула Зара на него, не отрывая взгляда от страшного силуэта вдали.
А тот все стоял, всматриваясь вдаль.
— Уходи! Да уходи же! — прошептала цыганка. Сердце в ее груди бухало, казалось, на всю округу.
И случилось невероятное. Черный человек поднял руку и помахал Заре. Ветер вместе с запахом гари донес до нее глухой торжествующий смех. Незнакомец еще раз махнул рукой и неторопливо направился прямо к оцепеневшей от ужаса женщине.
1 октября, 19.21, Кобельки
У дамбы «уазик» свернул еще раз и теперь мчался вдоль речушки, вытекающей из рукотворного озера. Потрясенные недавним чудом, мы с лейтенантом молчали. На заднем сиденье, улыбаясь каким-то своим мыслям, сидела Аля.
— Мне кажется, я начинаю вспоминать, кто я! — вдруг заявила она.
От неожиданности мы с Семеном вздрогнули. Машина вильнула.
Я обернулся к Альке.
— И кто же? — спросил я, сам не зная почему, но — боясь ответа.
— Пока не могу точно сказать, Кот. Так — какие-то отрывочные воспоминания. Но — они странные. Очень, очень странные… — она задумалась на несколько мгновений и замолчала. Потом встрепенулась, наклонилась вперед, ко мне, и погладила по щеке. — Только ты не тревожься, ладно? Там нет ничего плохого. Я буду рассказывать тебе все, что вспомню.
— Хорошо. Сейчас начнешь? — улыбнулся я. Но на сердце было ох как неспокойно.
Аля внимательно посмотрела на меня:
— Ты все-таки тревожишься. Не надо, Пашенька, милый…
Я вздрогнул: Алька редко называла меня по имени. В груди что-то заныло. Чтобы хоть как-то приглушить стремительно нарастающую тревогу, я спросил:
— Кошка, а сейчас тебе что вспомнилось?
Она наклонилась к моему уху и возбужденно зашептала, касаясь его горячими губами.
— Ты знаешь, это невероятно, но… я летела! Сама летела, понимаешь? Ночью, под дождем. Это было так здорово, так восхитительно! И еще… — она запнулась.
Я терпеливо ждал. Сердце грохотало где-то в горле, мешая дышать.
— И еще, Кот: у меня были крылья! Огромные такие крылья… и прозрачные, — немного растерянно закончила она.
Я криво улыбнулся:
— Может, в прошлой жизни ты была птицей?
— Нет, Кот, это были не птичьи крылья.
— А чьи же?
Алька пожала плечами.
— Не знаю. Пока — не знаю. Я всего лишь увидела маленький отрывок из памяти. Что там еще — не знаю… — она отклонилась от меня и пристально вгляделась в мои глаза. — Кот, я тебя очень прошу: ты верь мне и не бойся. Я хочу быть с тобой.