Anamnesis vitae. (История жизни).
Шрифт:
— Это мы! — хором подтвердили две толстушки, возникшие в дверях.
— Ага, вот они. Инка с Нинкой еще и готовят для больных, поварихи по совместительству, стало быть.
— Мы и для вас готовить будем, Пал Палыч! — обнадежила меня Инка. Или Нинка?
Я благодарно кивнул. По крайней мере, с голоду я тут не помру. Судя по комплекции поварих, готовили они много и сытно.
— Итак, Клавдия Петровна, подведем итоги. Всего в больнице я насчитал пять душ персонала: вы, Антон
— Никого… только… — фельдшерица замялась.
— Только что?
— Сынок мой, Данила…
— Что с ним?
— Он как бы при больнице…
Я потряс головой, пытаясь вникнуть в суть полученной информации:
— «Как бы при больнице» — это как?! Живет здесь, что ли?
— Да нет, живет он дома, со мной. А тут… ну, помогает… Инке с Нинкой по кухне, полы моет, дрова рубит, тут гвоздь забить, там — дверь навесить, лежачим больным судно подать, перестелить…
— Он что, не работает у вас? Сколько лет-то ему?
Клавдия Петровна тяжело вздохнула.
— Тридцать исполнилось. Он у меня… ненормальный. С детства. Меня молнией ударило, когда его носила… Ну и… Данилка с рождения чудн ой. Да вы не бойтесь, он добрый и тихий. Мухи не обидит! — поспешила заверить она.
— Да я и не боюсь.
— Так вы не будете возражать, если Данилка так и будет тут, при больничке? Привык он. Да и к нему все давно привыкли.
— Конечно, пусть остается.
Фельдшерица прыгнула ко мне и затрясла руку.
— Дай вам бог здоровья, Пал Палыч! Спасибо, спасибо огромное! А то я уж так боялась, думала: приедет новый доктор, да по строгости-то и отвадит Данилу от больницы. А вы — вон какой… Добрый! Данила!!! — вдруг пронзительно заверещала она.
От неожиданности и боли в ушах я вздрогнул.
— Данила, иди сюда, скажи спасибо доктору!
— Я тут, ма! — в дверь, распихивая Нинку с Инкой, протиснулся здоровенный увалень лет тридцати с характерным выражением лица.
В комнате сразу стало тесно. Физическим здоровьем природа Данилу явно не обделила.
— Данька, это наш новый доктор, Пал Палыч! — представила меня Клавдия Петровна.
— Пал Палыч! — с готовностью повторил Данила и, широко улыбаясь, уставился на меня.
Я криво улыбнулся в ответ.
— Скажи спасибо доктору: он тебя при больнице разрешил оставить! — фельдшерица пихнула сына в спину костлявым кулачком.
Данила послушно шагнул ко мне и разулыбался еще шире:
— Спасибо, док! — и сграбастал меня в объятия.
— Не за что! — сдавленно пискнул я, чувствуя себя кроликом, сдуру попавшим в кольца удава. Мои ребра начали потрескивать.
— Вот видите, видите, Пал Палыч,
Подтверждая заявленный имидж, Данила сдавил меня еще крепче. Я понял, что моей врачебной карьере приходит конец. Как и жизни.
— Клавдия Петровна, скажите сыну, чтобы меня отпустил! — просипел я в широкую грудь олигофрена. — Помру ведь…
— Ась?! — уточнила фельдшерица.
— П……ц, — грустно констатировал я, поняв, что воздух закончился. И закрыл глаза.
Глава 2
7 сентября 1987 года,17.25,
Ноябрьский район
Лодка мягко ткнулась носом в илистый берег небольшого озерного острова. Терентий Иваныч с кряхтеньем перешагнул через борт и остановился, чувствуя, как кровь неохотно возвращается в затекшие ноги.
— Дед, ты чего? — Петька приобнял старика за плечи, заглядывая в лицо.
— Да затекло все. Сейчас постою минутку-другую — и отпустит.
— Ну ладно. А я пока пожитки выгружу.
Внук принялся деловито перетаскивать из лодки на берег палатку, удочки и прочий скарб. Наконец, уцепив опустевшую посудину за нос, Петька почти полностью вытащил ее на сушу.
— Не унесет? — больше для порядка осведомился дед.
— Да куда она денется? Не океан чай, приливов-отливов и прочих цунами не бывает, — усмехнулся парень и, взваливая на плечи палатку и рюкзаки, поинтересовался: — Ну что, дед, оклемался?
— Да вроде.
— Тогда бери удочки и пошли. Сейчас палатку поставим, костерок организуем да ушицы наварим. Что-то я проголодался уже.
— Так немудрено. Мы когда от Кобельков-то отчалили? Часов в пять?
— В пять пятнадцать утра, я запомнил.
— Во-во. С того времени почитай и не ели-то. Так только, сухарики да колбаски чуток.
— Ничего, сейчас наверстаем! — бодро заявил Петька и зашагал вверх по склону холма.
Дед, покряхтывая и бормоча что-то себе под нос, побрел следом.
Через пару минут внук добрался до вершины и скрылся из виду. Терентий Иваныч продолжал старательно карабкаться вверх. Его бормотание сменилось громким сопением: для старика подъем был крутоват.
— Дед! Давай скорее сюда! Тут… — донесся сверху встревоженный Петькин голос и оборвался на полуслове.
— Чего там у тебя?! — старик обеспокоенно встрепенулся.
Тишина в ответ.
— Петька! Ты чего? Что случилось?! — Терентий Иваныч ускорил шаг.
— Дед, тут человек… — голос внука прозвучал как-то растерянно.