Анархист
Шрифт:
– К стене встал!
Вадим шагнул вправо, Мокшанцев повернул ключ в дверном замке. Козымаев сел за стол, Мокшанцев упал на диван. Оба смотрели на задержанного.
– Поговорим?
– глаза у Мокшанцева почти белые точь-в-точь как у Борьки-Карбюратора.
Вадим вздохнул и покачал головой.
– Не хочешь. Брезгуешь! Западло! Крутой типа!
– тщедушный опер заводил себя.
Он вскочил, выдвинул стул из-за стола, поставил его в центр спинкой к шкафу.
– Садись!
Мордастый Козымаев помог сесть, завел руки за спинку стула. Вадим понимал, что последует физическое воздействие, но не резать
– Готово.
– У меня тоже!
– произнес Мокшанцев за спиной.
Вадим увидел зеленую резину с круглыми стеклами внутри, гофрированный шланг. Резина врезалась в подбородок, ловким движением Мокшанцев натянул противогаз.
– Поиграем в слоника! Надумаешь говорить, помотаешь хоботом!
Несколько раз Вадим терял сознание. Мокшанцев реанимировал ударом в грудь.
– Не спи, ублюдок!
Вадима вырвало, часть рвоты пришлось проглотить, часть затекла в ноздри. Вадим замотал головой, попытался встать, повалился на пол. Резкими движениями — резиной о линолиум — сделал попытку снять противогаз. Услышал смех оперов, звонок телефона.
– Тихо.
– это Козымаев.
– Да. Сейчас иду.
Трубка громыхает на аппарат.
– Мне на вызов — какой-то хер кражу магнитолы заявляет. Утро начинается.
Хлопает дверь.
– Что, качок сраный, продолжим?
Вадим тяжело дышал, с запахом и вкусом пришлось смириться. Лежа на полу, заметил толстую рифленую подошву ботинок. Успел подумать: «Хочет выше казаться».
– А мне по хую твое признание!
– кричит Мокшанцев.
В животе взрывается граната. В мгновенье проглатывает темнота.
Вадим открыл глаза. Белый потолок, белые стены, хромированная стойка,
– Очнулся, анархист? Нестеров Вадим Александрович.
По голосу Вадим узнал начальника ГУВД.
– Государство – оно может работать для народа, а может для власть имущих. Ложь! Все пропитано, все смердит ложью! Ложь – демократия, бессилие которой с каждым годом все отчетливее, ложь – цивилизованное правосудие, которое наказывает лишь ничтожную часть истинно виновных. Большей частью наказание, реальное наказание отбывают дураки, а кто поумнее, тот остается на свободе. Ими восхищаются и им служат, те кто слабее и кто не нарушает закон лишь из страха перед наказанием…- дальше полковник читал молча, изредка поднимая брови.
Раньше не мог прочитать, подумал Вадим.
– Сам придумал?
– усмехнулся полковник, закладывая листок в папку.
– Ты, стало быть, идейный. И чего ты хотел изменить этими листовками, взрывами, нападением на милиционера? Как видишь, нам все известно. Больше можешь не молчать.
Если все известно, что говорить? Вадим молчал. Мысли сквозь наркотический туман блуждали в голове, натыкались друг на друга, складывались в логические цепочки. А все ли известно? По кличке не назвал
– Ну!
– не выдержал полковник.
Вадим перевел взгляд на начальника УВД, попытался улыбнуться. Похоже, получилось.
– Да по тебе психушка плачет!
– разъярился полковник.
– Ему вышка светит, он лыбится!
Полковник сдвинул брови, пошевелил ноздрями.
– Значит так, Нестеров...
Вадим закрыл глаза. «У тебя отсюда только два пути...». В опоенном морфином мозге возникали несерьезные ассоциации.
– Может ты меня плохо понимаешь, Нестеров? Хочешь поговорить с матерью?
В глаза ударил белый свет, черная гора справа обросла деталями: венчик волос, щетки бровей, мясистое лицо, складка второго подбородка, широкая грудь, увешанная планками, погоны, сверкающие звезды. Нет, полковник, тебя совсем не трудно понять. Кнут, пряник, давление через родных.
Гора выросла, полковник направился к двери.
– Галина Николаевна, пройдите к сыну!
Мама! Вадим почувствовал, как набухли глаза, окружение расплылось. Он сморгнул слезы. Ничего, мама удивительная женщина — умная, она все поймет.
– Вадим, что же ты наделал.
– мама села на место полковника, по лицу текли слезы, глаза красные, темные мешки под ними.
Вадим, глядя матери в глаза, еле заметно покачал головой.
Это можно назвать телепатической связью, можно — интуицией, объяснение возможно только одно — органы чувств фиксируют мельчайшие детали, мозг расшифровывает значения и последовательность, код пишется опытом и временем. Ничего удивительного, когда настолько близкие люди, как мать и сын, понимают друг друга без слов.
Мама также покачала головой. Вадим улыбнулся. Значит, все в порядке.
Позже, на свидании в зоне, мать рассказывала, как той ночью домой прибежал Артем. Он рассказал, что счел нужным. Вместе они продумали, насколько в тот момент позволяли обстоятельства, дальнейшую стратегию.
Полковник за спиной матери явно почувствовал неладное.
– Вы говорите, на меня не обращайте внимания.
И мать и сын чуть улыбнулись.
– Так!
– громыхнул полковник.
– Все ясно!
– Конвой! Уведите!
В палату вкатился усатый сержант, выпучил глаза на полковника.
– Уведите женщину.
– Значит так, - продолжал полковник, уже не скрывая злости, - есть два варианта. Первый: в связи с открывшимися обстоятельствами мы передаем дело в подследственность ФСБ, тебе накручивают полный букет — от покушения на представителя власти, тут и губернатор и наш участковый, до организации преступного сообщества с целью свержения государственной власти. Даже если процесс будет освещаться прессой, героя из тебя не сделают, можешь поверить. Зато матери нервы так истрепят, раньше срока в могилу сляжет. Все твое окружение - друзей, коллег, одноклассников — под микроскопом исследуют. Самого так представят, что их дети еще ненавидеть будут. Ты сам на себя посмотри: был здоровенный качок, а теперь лежишь с отрезанной селезенкой, инвалид на всю жизнь. Хотя что я несу, жить тебе осталось два понедельника: из палаты в тюрьму, приговор, стенка. Ради кого? Ты хоть слушаешь?