Анархия разума
Шрифт:
Когда я подписывал контракт с санаторием «Стереосон», на бумаге все выглядело лучше не придумаешь. И лишь мелким шрифтом внизу зависли побочные эффекты. Главные из них — деперсонализация и ложное самовосприятие. Иными словами, вы рисковали застрять в сознании своего предшественника, давно покинувшего земное бытие и бродить по аллеям санатория воскресшим пережитком прошлого. Именно поэтому чаще практиковались поверхностные погружения, дающие лишь кинематографическую картинку и звук, а глубокие стереосны с проникновением в глубины сознания очевидца являлись сложными и опасными процессами. Впрочем, именно такие заплывы в нижние слои меня и заинтересовали, иначе я не видел особого смысла браться за столь ответственную миссию, как написание своей эпохальной книги. Тут я некстати узнал про «критическую точку» — момент гибели прошлого тела. Оказаться во время сплит-погружения в этой точке означало крайне неприятную вещь — сам черт сломал бы рога и копыта, пытаясь разобраться в том, что могло с вами произойти после такого опыта. Вы могли отделаться и непродолжительной деперсонализацией, а могли сотворить в своем подсознании новый фантастический мир и увязнуть в нем навсегда. На всякий случай я застраховал свои мозги и прописал в контракте требование усыпить меня как больную собаку, если вдруг я застряну на подобной станции своего нейронного метро.
Что там док нес про пластовое наложение? Он намекал,
С Гленом была связана вода. Много воды с характерным привкусом соли. С доктором Ореховым мы пришли к выводу, что он утонул. Я не ставил себе цель подкараулить его за минуту до того момента, как вода начнет заполнять его легкие, но мне хотелось узнать, какой ряд трагических обстоятельств привел его к этой воде.
Запись 8-А.
Она выглядела как божество на ярмарке язычников, собравшихся в уютном кафе на берегу океана. Нет, это была всего лишь палуба круизного лайнера. Но не в этом суть. Девушка с темно-русыми волосами и голубыми, как июльское небо глазами принесла мне вишневый сок и пачку конфет с ментолом для свежего дыхания. Такое дыхание наверняка понадобится мне грядущим вечером, если я все-таки осмелюсь к ней подойти. И если я осмелюсь пожертвовать своим вечером, когда я должен закончить рассказ для очередного конкурса. Слишком много конкурсов, не превращусь ли я в этакого жеребца-скакуна, то и дело работающего лишь по заданным темам и в определенные сроки? Но в этот раз для конкурса был организован целый круиз, поэтому я не без основания относился к нему серьезно.
— Она хороша, — протянул сидящий рядом парень с неприлично кучерявой головой и в инвалидной коляске. Я сразу понял, про кого он говорил. Официантка Вероника принесла нам наши заказы и чтобы полюбоваться ею вблизи еще раз, пришлось бы вновь обращаться к меню. Оно стало для нас мифической лампой, потерев которую, из нее появлялся джинн.
— Не то слово, — согласился я, отпил сока и распаковал упаковку конфет. — Дьявольски хороша.
— Леонид, — парень протянул мне руку. За линзами очков я увидел взгляд, характерный лишь для одной категории граждан — изрядно подвыпивших.
— Глен, — ответил я и посмотрел на часы. На девушку я бы еще потратил вечер, но на задушевные разговоры в баре — увольте.
— Ты участник нового конкурса? — спросил он меня, когда я уже допил сок и собирался попрощаться с ним.
— Да.
— Я знаю, на предыдущем ты победил. И что за история у тебя за пазухой в этот раз?
— Хм, я развиваю тему санатория будущего, в котором пациенты могут совершать путешествия в свои прошлые жизни.
— Но ведь это уже было?
— Поэтому я и сказал — развиваю тему. Об этом можно написать роман, я думаю.
— Понятно. Желаю тебе удачи.
Я поблагодарил Леонида и сказал, что мне еще надо придумать концовку к своему рассказу, поэтому, расплатившись по счету, я направился к выходу, задержав взгляд на официантке. Как обычно бывает в реальности, она даже не посмотрела в мою сторону. Ну и черт с ней, решил я и отправился к себе в каюту.
— Георгий Аркадьевич, успокойтесь! Алла, быстрее делайте укол!
— Отпустите меня, ваш мир — фальшивка! — вопил я. Только вопить мне и оставалось, так как мои руки и ноги плотно прилегали к туловищу. Но я перестал сопротивляться еще до укола. Меня успокаивала мысль, что все происходящее нереально и является следствием моих фантазий. Я оказался их участником, застряв в глубоком сне. Со мной такое иногда случалось — я осознавал, что сплю, но не мог проснуться. И сны были неконтролируемые. Обычно они воплощались в каркасе моих литературных сюжетов, над которыми я накануне ломал голову. Неудивительно, что в этот раз меня занесло в санаторий «Стереосон», ведь именно о нем я писал перед тем, как заснул.
Запись 9-А.
Итак, что бы мне написать в финале? Хорошо, когда такие вопросы приходится задавать себе хотя бы за пару дней до сдачи материала в руки жюри, а не за одну ночь. За поисками ответов я отправился на палубу, где уже второй день подряд наша небольшая компания молодых литераторов собиралась за завтраком, обедом и ужином, чтобы обсудить творческие дела, погоду и еще ряд маловажных тем.
— Как дела, Стивен Кинг? — спросил меня Костя Раков. Рядом с ним крутилась его миниатюрная подружка Рая. Мы были первыми птицами на палубе этим солнечным утром. — Придумал ты, наконец, свою концовку?
— Мне мешают думать мои персонажи, — ответил я.
— Это еще как? — не понял Раков.
— Залезают в голову и переносят мое сознание в этот выдуманный мир в качестве главного героя. Во время снов. Именно поэтому я и назвал свой новый рассказ «Стереосном».
— О, все понятно, — протянул Костя. — Надо сказать капитану лайнера проверить твою подушку на наличие в ней запасов марихуаны.
— Глен истинный творец, отдается делу целиком, — заметила Рая. Умная девочка.
— Ага, Филип Дик тоже отдавался делу целиком. Таких тружеников еще называют нюхачами.
— А что с ним случилось? — спросила Рая.
— Путешествие в миры собственных романов на амфетаминовой байдарке. Почитай его трилогию «Валис» и ты поймешь, о чем я.
Я не привык вмешиваться в споры об амфетаминах, марихуане и прочих стимуляторах творческой активности, но в этот раз не удержался:
— Просто признай, Кенст, что у тебя столь скудная фантазия, что ты завидуешь всем подряд, называя их нюхачами. Как правило, беспричинно.
— По крайней мере, моя фантазия кристально чиста. Чего нельзя сказать о твоей. Рыльце-то в пушку, об этом всем известно. Наверняка ты и сейчас периодически балуешься.
Бесполезно. Спорить с этим человеком все равно что пытаться стабильно зарабатывать в казино — проиграешь все накопления и уйдешь ни с чем.
— Я все не могу добиться от вас, о чем твой новый рассказ, Глен? — напористым тоном потребовала Рая, желая увести тему разговора с вязкой топи на ухабистую просеку. — Это продолжение «Санатория»?
— Да. В «Стереосне» Георгий Джинин понимает, что Глен Леонард это не его прошлое воплощение, а его создатель. Там получается рассказ в рассказе.
— То есть, он понимает, что его мир — фальшивка, а он персонаж?
— Да.
— Жестоко, — констатировала Рая. Впрочем, для сентиментальных девушек те модели бытия, в которые я вплетал своих героев, и впрямь выглядели жестокими и несправедливыми. Они так рассуждали, будто речь шла о живых людях. Затем Рая высказала мысль, заставив меня впервые глубоко задуматься в тот день:
— А ты не боишься, что сам можешь оказаться чьим-то персонажем? Или, скажем, Георгий Джинин это не вымысел, а правда. И он действительно посещает тебя, как свое прошлое тело.
— Похоже, стоит проверить подушки у вас обоих, — с наигранным раздражением сказал Раков.
— Если это так, то я величайший писатель-фантаст или даже провидец, раз сумел описать мир будущего в таких подробностях, — резонно предположил я и улыбнулся, дабы мое предположение не воспринималось слишком серьезно.
— Ты —
— Кость, я же просила, — она исподлобья смерила его недовольным взглядом.
— Да, я смотрю, ты всем тут кость в горле, — сказал я, чтобы разрядить обстановку. Про способности Раи иногда видеть будущее я слышал от Ракова давно. Но не особо в них верил, хотя и допускал. — Однако мы можем проверить правдивость твоей догадки. Загляни в 2097 год. Если там есть санаторий «Стереосон», а в нем пациент с именем Георгий Джинин, значит, я и впрямь его прошлое воплощение.
— Я не могу заглядывать так далеко, — с явным сожалением ответила Рая. — Обычно мой предел это пара дней.
— Тогда, может, предсказание результатов предстоящего конкурса? Если мне не суждено победить, то чего я ломаю голову над этим «Стереосном»?
— А вот это хорошая идея! — подхватил Раков. — Почему нам раньше она не приходила в голову?
— Ой, это будет нечестно — знать все наперед, — отмахнулась Рая. — Да и далеко не всегда мои предсказания сбываются, если честно.
— Все равно будет интересно, — я продолжал настаивать. Костя меня поддерживал, поэтому минут через десять мы добились своего.
— Отлично, вы ввели тройную дозу антисна, как я и просил? — услышал я сквозь гул внутри своей головы.
— Да, доктор. Сейчас он должен уже прийти в себя.
Я пришел в себя как по расписанию. Череп раскалывался, будто по нему ударили кувалдой. Перед глазами плавала картинка процедурного кабинета и нависших надо мной, подобно стервятникам, доктора Орехов и двух медсестер. Благо, я сразу понял, что это именно они, а не плоды моей фантазии.
— Как вы себя ощущаете, Георгий Аркадьевич? — спросил Орехов.
— Скверно, — признался я. — Это было ужасное погружение.
— Да, и не одно. Немудрено, что вы сбились со счета. Нам стоило немалых усилий и порций противоядия вывести вас из той реальности.
Я пошевелил руками, ощущая, как к конечностям возвращалась чувствительность. Затем я задал главный вопрос:
— Тот факт, что Глен Леонард писал рассказы о будущем, то есть, нашем настоящем, — правда или проекция моего видения на его мир, как вы выражались?
— Однозначно, второе, — без раздумий ответил доктор. — Я думаю, нам стоит прекратить погружения. Все равно мы стали получать не объективную картину прошлого, а фантазийную.
— Но мы ведь так и не узнали, что с ним случилось, — запротестовал я.
— Мы не знаем лишь деталей, но главная суть в том, что лайнер, на котором оказался Глен, затонул. Это документально зафиксировано в исторических документах.
— Жаль, что у нас на руках только официальные сухие факты. Для книги они малополезны.
— С этим ничего не поделать, — Орехов пожал щуплыми плечами. — Смею утверждать, что ваше сознание дороже любой книги.
С этим утверждением я решил не спорить.
Запись 10-А.
— Ну, что ты увидела? — Раков нетерпеливо заерзал на стуле.
Я в это время старался делать две вещи одновременно: не упустить смысла предстоящего предсказания и найти взглядом официантку Веронику в зале кафе. Может, в конце концов, она хотя бы посмотрит на меня? К тому же, я собирался заказать себе завтрак.
Но вместо этого я увидел переполненные страхом глаза Раи. Об официантке и еде пришлось забыть на какое-то время, когда я узнал причину этого страха.
— О нет, надеюсь, это заблуждение, — прошептала она.
— Что? — в один голос спросили мы с Раковым.
— Я увидела…тонущий корабль. Наш. Панику и сотни утонувших людей.
Хорошее предсказание, ничего не скажешь. Главное — оптимистичное. Но я не решался шутить вслух. Кто знает, сколь часто Рая ошибалась в прогнозах? Не я точно. Костя мог знать, а еще лучше — спросить об этом ее саму. Я так и сделал.
— Примерно пятьдесят на пятьдесят, — ответила она. По ее дрожащему голосу я понял, что, возможно, процент правдивых прогнозов мог и превышать это число.
— Значит, это как встретить медведя на улицах Москвы, — все же я счел нужным сдобрить напряжение щепоткой юмора. — Вероятность — пятьдесят процентов. Можно встретить, а можно и нет.
Раков будто проглотил язык. Он молча хлопал глазками, спрятанными за линзами ботанических очков, и смотрел то на подругу, то на меня.
— Это все ты виноват! — Рая вдруг набросилась на меня. — Со своими рассказами!
— А я-то тут при чем? — этого я действительно не понимал.
— Они вцепились в мой мозг как пиявки. Я действительно нащупала некую связь с далеким будущим.
— Подробнее?
— Помимо кораблекрушения, мне еще предвиделся этот твой санаторий. Все оказалось как-то связано между собой, но я пока не могу понять, как именно. Подожки-ка, — Рая напряглась, словно пытаясь выудить какой-то важный артефакт из сети своей памяти. — Как заканчивается твой рассказ? Второй.
— Э, я еще не придумал.
— А на чем ты сейчас остановился?
— На том, что Георгий Джинин подобрался вплотную ко дню гибели своего предшественника, Глена Леонарда.
— Дню гибели на круизном лайнере?
— Да.
Рая довольно кивнула, а Раков сидел с ничего не понимающим видом, дымясь от недовольства как недокуренная сигарета.
— Ты прописал своему персонажу смерть? — спросил Костя, будто я действительно кого-то убил.
— А что в этом такого?
— Ладно, ребят, расслабьтесь, все в порядке, — успокоила нас Рая. — Я поняла, что мне предвиделось — финал твоего рассказа, а не реальное будущее.
— А, вот как, — с недоверием проговорил я. Не знаю почему, но такая версия мне казалась еще менее правдоподобной.
— Старик оказывается в теле Глена Леонарда перед самой его смертью и не успевает вернуться обратно в свой разум. В результате чего они сливаются в одного человека и уже не могут понять, кто из них реальный, а кто — лишь выдумка другого.
— Как занятно. Пожалуй, я использую твой вариант, — я засмеялся. Меня и впрямь веселила вся эта ситуация с предсказаниями будущего и переплетением реальности и вымысла. Ракова, однако, она нисколько не веселила.
— А на какое число у тебя запланировано кораблекрушение? — спросил он.
— У меня запланировано? — вопрос мне показался нелепо-забавным. — Ты имеешь в виду, по рассказу? На 22 июля.
— То есть, на сегодня, — Костя вопросительно посмотрел на Раю. — Совпадение?
— Кость, успокойся. Конечно, совпадение. Не думаешь ли ты, что наше будущее определяется его рассказом? Или что у Глена тоже есть дар предвидения, который он принял за очередное вдохновение идеей?
— Кажется, впору проверять уже три подушки, — усмехнулся я и вновь принялся искать взглядом официантку, чтобы сделать, наконец, заказ.
Несмотря на предостережения доктора Орехова, мне удалось настоять на еще одном сплит-погружении. Спустя две недели курса интенсивной реабилитации сознания он в итоге пошел на уступку.
— Но это последний раз, Георгий Аркадьевич! — грозно предупредил главврач.
— Хорошо, — согласился я. — Мне не хватает всего финального штриха-знания для книги. Еще нескольких часов из 22 июля 2011 года.
— Надеюсь, вы осознаете, сколь велик риск деперсонализации при таком близком погружении к критической точке? Мы можем потерять вас навсегда. И что вы хотите найти там? Причину крушения лайнера? Детали смерти, что?