Анатомия измены
Шрифт:
Свист. Хлопушки бахают, шарахая по моим нервам дробью. Запрокинув голову, смотрю на елочку. Я — скала. Я — монолит. Памятник самой себе. Втягиваю ноздрями холодный воздух.
Какие-то идиоты решили сделать хоровод вокруг, цепляя одного за другим из стоящих рядом с новогодним символом. Господи, дай мне сил! — просто держусь за мужика и меня тянут в ту сторону, орущие: «Маленькой йолочке холодно зимой…». Надо было закатиться ближе к «дереву», пусть бы они мотали круги вокруг меня, но уже поздно жалеть. Где-то в этой цепи Олег и Мишка. Я не могу засечь их в круговерти. Возможно, они в
— Правда, было весело? — сын притомился и, откинув голову на спинку сидения, зевал, прижимая к себе плюшевого медведя — подарка от Дедушки Мороза со стороны отца. Киваю в зеркало его отражению. Я отмучилась, скоро будем дома. Заберусь в горячую ванну с пеной и распарю свои бедные ноженьки, пока Миша распечатывает подарки, подкинутые под елку… Якобы, Мороз приходил, пока нас не было дома.
Я даже представила этот опрос: «Как вы встретили Новый год?». Отлично! В ванне отмокала и была счастлива… Счастье прячется в мелочах. Сын доволен. Миша уснул, не дожидаясь курантов. После водных процедур, завернувшись в халат, переключаю каналы с бокалом глинтвейна, который согревает мне душу. Приблудный кот, сожрав весь сервелат с тарелки, позволяет себя гладить. Хорошо как! Полтора мужика в доме, а больше мне и не надо…
— Вась, двигайся, жирная скотина, — отбиваю себе законное место лежанки на диване и подтягиваю плед. Не хочу идти в спальню, здесь хорошо. Васька наглеет и подкатывается под живот, тарахтя как трактор, и когтями вытаскивает зацепки в пледе, делая мне массаж печеночной зоны.
Сквозь накатывающуюся дрему, слышу настойчивое пиликанье мобильника. Приоткрыв один глаз, выжидаю, что наглый нарушитель спокойствия успокоится. На пятой попытке сдалась.
— Але? — мое ленивое.
— Спишь, Симметрия?
— Лютый, я сплю. Что хотел? — где-то шевельнулось чувство женского удовлетворения, что обо мне кто-то вспомнил. Поздравления от сотрудников моей фирмы — открыточки в социальных сетях — не в счет.
— Пусти меня, а? — теперь слышу два коротких стука в дверь.
— Ты пьяный, что ли? — дергаюсь, резко поднимаюсь, спугнув Ваську, который просто выпал на пол, не успев зацепиться. Лишь дикие и обиженные глаза сверкают: «Вот, ты какой человек, Даша?».
— Пока трезвый. Если хочешь, напьюсь с тобой… Откроешь, Даш? Я еды привез из ресторана…
Ловлю округленный взгляд желтых жадных Васькиных глаз: «Хороший же мужик! Давай, мать, пустим…», — облизнулся и высунул любопытную морду в сторону прихожей.
Еле передвигая ногами, иду к входной двери. Сложная дилемма. Лютый заявился чисто по-дружески, да? Будут поползновения или нет? Зачем пришел? Неужели больше провести Новогоднюю ночь не с кем?
Щелкнув замком, во входном проеме вижу вполне адекватного Стаса Лютовского. Пальто распахнуто и там обычная водолазка под горло и джинсы. В одной руке бутылка шампанского, в другой большой бумажный пакет из которого вкусно пахнет.
— Проходи, — отступаю внутрь, обхватив себя руками.
34
Едва Лютовский перешагнул порог, я оказалась
— Дашка-а-а-а! — прохрипел мне ночной визитер и полез холодными руками стаскивать с меня трусы.
«От новогодних подарков не отказываются» — почему-то решила я и позволила ему все. Утыкаясь в рабочую курточку бывшего мужа, которая какого-то хрена выжила и висела до этого неприметной мешковиной, я скулила, переходя на вой. Лютый работал отбойным молотком, забивая в меня поршень до отказа, подкидывая мое извивающееся тело вверх. Я цеплялась за вещи на вешалке, в каком-то бреду, ища точку опоры. Бедная серая куртка Олега, с оторванной петлей… Шипение Лютого переплеталось с моим именем и матом:
— Моя! Ты — моя, Симметрия. Запомни, бл@дь! На носу заруби! Увижу с кем-то, убью, сука! — кончая Стас дергался, будто его электрошокером долбануло на двести двадцать.
Потом была ванна, затем кухонный стол… Загнул меня в коридоре, не давая отползти на карачках, ибо ноги уже не держали. Периодически я приходила в сознание и просила быть потише, чтобы сына не разбудить…
— С Новым годом, Дашка! — он больно сжал мою грудь, и я забилась в своем салюте, кажется, четвертом.
— Больше не могу, — распласталась сверху на широкой груди, дыша загнанной лошадью.
Мы лежали на полу, поверх кинутого пледа, совершенно голые и бесстыжие, пьяные от трехчасового марафона сплошной камасутры.
— Если накормишь, женюсь на тебе, — потерся не упавшим органом и тут уже сматерилась я.
Сжать ноги получилось не сразу. Заездил так, что в промежности словно скипидаром плеснули. Охая столетней старушкой и держась за поясницу, поискала глазами свой халат. Тело ломило нещадно, будто меня били, возможно, ногами.
Мой тепленький махровый друг нашелся под сдвинутым наперекосяк кухонным столом. Стас же заморачиваться не стал и завернулся в плед на древнеримский манер и Цезарем прошагал, заняв стул ближе к окну.
Пригодился его ресторанский набор и мое оливье. Ели жадно, посматривая друг на друга, и молча. Достала бокалы. Разлили вино. Я пыталась пригладить руками растрепавшиеся волосы и тоскливо посматривала в сторону ванны. Хотелось отмыться и забыться в беспробудном сне.
— Я не шутил, лапочка, теперь ты — моя женщина, — наевшись, Лютый откинулся на спинку стула и чмокнул языком по зубам.
— Друг мой, а ты не прифигел? Время неплохо провели и…
— Лютый, свободен? — мужчина напротив переменился в лице. — Не беси меня, женщина! Плохо вые..л?
— Можешь не выражаться, как последний биндюжник? — фыркнула, прекрасно понимая, что играю с огнем.
— Я же к тебе со всей душой. Что тебе еще нужно? Что-о-о? — сжал кулаки, покраснев как рак.
— Не ори! Не дома! — шикнула на него. — Я подумаю об этом завтра… Или послезавтра, — решаю сделать передышку. Так ведь и знала! Подпустишь Лютого к телу и вцепится бульдогом, пока не обглодает до костей.
— Люблю тебя, дура! Другую бы давно под себя подмял и ходила бы шелковой, да на все согласной…