Анатомия убийства. Гибель Джона Кеннеди. Тайны расследования

Шенон Филип

Свое мнение Джонсон изменил только через четыре дня. Он знал, что версии заговора стремительно множатся. Со смертью Освальда, писал Джонсон позднее, «негодование нации перешло в скепсис и сомнение… Атмосфера была отравлена, ее необходимо было очистить»¹⁸. В итоге президент принял модель комиссии, предложенную Ростоу, но с одной существенной поправкой.

Декан Йеля был решительно против участия в расследовании судей из Верховного суда; по мнению правоведов и историков, в прошлом репутация Верховного суда оказывалась запятнанной в тех случаях, когда его судьи начинали заниматься делами, не имеющими прямого

отношения к их деятельности. Джонсон, однако, отстаивал противоположную точку зрения. Он говорил, что видит во главе комиссии только одного кандидата – председателя Верховного суда Эрла Уоррена.

«Комиссия должна быть двухпартийной, и я чувствую, что нам нужен председатель-республиканец, чья судейская квалификация и объективность неоспоримы», – писал Джонсон. Он почти не был знаком с Уорреном, однако знал, что тот был республиканцем, которого уважали и даже любили многие союзники президента из числа демократов, а также большая часть журналистского корпуса Вашингтона, в том числе всемогущий и грозный Дрю Пирсон. «Я не был близким другом председателя Верховного суда, – писал Джонсон. – Мы и десяти минут не оставались наедине, но для меня он был олицетворением правосудия и справедливости в этой стране».

Глава 4

Главное полицейское управление Далласа

Даллас, Техас

23 ноября 1963 года, суббота

Ее младшего сына обвиняли в убийстве президента США, но многочисленные репортеры и полицейские, встречавшиеся с Маргерит Освальд сразу же после ареста Ли Харви Освальда, изумлялись не тому, как она потрясена или убита горем. Их изумлял ее энтузиазм. Им запомнилось, как воодушевилась миссис Освальд, поняв, что и у нее есть роль в этой грандиозной драме.

Возможно, со стороны журналистов Далласа было жестоко в первые несколько дней после убийства предполагать, что миссис Освальд, 56-летняя медицинская сестра из Форт-Уэрта, на самом-то деле упивается ситуацией, в которой оказалась. Неожиданно она стала мировой знаменитостью и получила возможность продавать историю своего сына многочисленным покупателям из таких далеких и экзотических мест, как Нью-Йорк и Европа. Порой она, казалось, испытывала приступы неподдельных страданий: спрашивали ли ее о сыне или о ее собственном положении, она вдруг заливалась слезами, часто перед камерой. Поднимая на лоб очки с толстыми стеклами, чтобы смахнуть слезу, она осторожно трогала пучок на затылке – проверяла, не выбилась ли прядь.

И даже если она не испытывала особенного удовольствия от оказываемого ей внимания, миссис Освальд воодушевляло то, что люди по всему миру вскоре узнают ее имя. Они увидят ее фотографию и запомнят ее. Подобно своему младшему сыну она обладала огромным желанием оставить след в этом мире, заставить людей остановиться и обратить на нее внимание. «Я важный человек, – говорила она репортерам в дни после убийства, совершенно не сомневаясь в истинности этого заявления. – Я понимаю, что тоже войду в историю».

О том, что она почти не общается с троими своими сыновьями, в особенности с Ли, миссис Освальд говорила менее охотно. За год до того, как ему было предъявлено обвинение в убийстве президента, Ли прекратил всякое общение с матерью. Он также препятствовал встречам матери с Джун, ее двухлетней внучкой – первым ребенком Ли и Марины. И только в день ареста сына она узнала, что Марина родила вторую дочь, Рейчел. Миссис Освальд сочла, что с ней поступили очень жестоко, поскольку

о существовании Рейчел она узнала, только когда Марина принесла месячную дочку в главное полицейское управление Далласа.

Ли Освальд, похоже, чувствовал, что мать получила то, что она заслужила – дети оставили ее, ведь у них никогда не было никаких причин ее любить. Одиночество – это чувство миссис Освальд было хорошо знакомо, это был лейтмотив ее жизни. Двое из троих ее мужей с ней развелись, причем первый по причине жестокого отношения со стороны супруги¹. Второй муж, Роберт, отец Ли, был страховым агентом, умер от инфаркта за два месяца до рождения Ли, в 1939 году. А когда ее сыновья были еще маленькими, она оставляла их на долгое время одних. В три года Ли присоединился к двум своим старшим братьям, жившим в «Доме детей Вифлеема», лютеранском приюте для сирот в Далласе, а миссис Освальд тем временем подыскивала себе место медсестры и нового мужа². Мальчики были отданы не для усыновления – она говорила, что намеревается забрать их к себе, если будут деньги, впрочем, трехлетний Ли вряд ли понимал такие объяснения.

В годы, предшествующие убийству, миссис Освальд практически не общалась со своим старшим сыном Джоном Пиком, единоутробным братом Ли, авиаполк которого в 1963 году располагался в Сан-Антонио. Она также почти не общалась со своим средним сыном, Робертом, несмотря на то что он с женой и детьми жил неподалеку, в Дентоне. Когда Роберт впервые встретился с матерью в главном управлении полиции Далласа тотчас после ареста Ли, 29-летний молодой человек был поражен отсутствием у матери «какого бы то ни было эмоционального надлома» в связи с тем, что ее сын действительно мог убить президента. Она была целиком и полностью поглощена собой, вспоминал он.

«Мама, как мне кажется, наконец-то почувствовала, что вот теперь она получит внимание, к которому так стремилась всю жизнь, – рассказывал Роберт. – У нее были чрезвычайно странные представления о своих способностях и своей значимости»³. Его мать, «казалось, мгновенно поняла, что отныне к ней больше никогда не будут относиться как к обыкновенной, ничем не примечательной и ничего не значащей женщине».

Даже в самые первые часы после убийства Роберт почувствовал, сколь велика опасность, что его мать воспрепятствует любым попыткам узнать правду о вине или невиновности Ли. Роберт поначалу вполне допускал, что Ли был убийцей президента. Он знал, что младший брат не вполне в себе, что он склонен к насилию и стремится обратить на себя внимание окружающих. Его мать, однако, не особенно интересовалась жизнью сына. Роберт почувствовал, что после убийства у нее появилась международная трибуна, что теперь можно делиться с нею своими бредовыми теориями о заговоре, о Ли и его работе в качестве «агента» правительства, а порой и торговать ими.

Роберта всегда бесило то, что мать в коротком разговоре умеет произвести впечатление вполне рациональной и вдумчивой собеседницы. И он боялся, что следователи и журналисты поверят ее словам просто за неимением ничего лучшего.

В день убийства 26-летний репортер из Fort Worth Star Telegram по имени Боб Шифер вез миссис Освальд из Форт-Уэрта в Даллас. Она позвонила в отдел городских новостей и попросила, чтобы ее отвезли в Даллас4.

– Это не служба такси, мадам, – сказал Шифер в ответ на ее просьбу. – А кроме того, только что застрелили президента.