Анди. Сердце пустыни
Шрифт:
Элистана встала у окна, делая вид, что дары ее не касаются и ей совершенно все равно, что там притащила дикарка из пустыни.
— Надо же, — Надир достал из мешочка щепотку ярко-алого порошка, растер ее между пальцев, и по комнате поплыл пряный, щекочущий ноздри аромат. Мужчина громко чихнул. Потряс головой.
— Альхейский перец. Один из лучших в мире. Откуда он у вашего племени?
Анди пожала плечами. Их племя жило в стороне от торговых путей, но торговле оно было не чуждо. Караванные пути песков не опустели с открытием переходов
Когда пересох источник Ай-Дза-Ин, троглоды стали отправлять верблюды с водой и едой к месту ночевки караванов. Купцы предпочитали расплачиваться товаром. Но не только воду и еду они покупали у троглодов. За лекарства, изготовленные нудук, платили золотом. За порошок из белого мха — серебром.
Анди осторожно переступала через мешки, временами наклоняясь, чтобы проверить узор. Вот этот вышит Ачхой. Этот принадлежит жене вождя. А вот тот, голубой с белым… Такие цвета обожает Лимра.
В глазах вдруг защипало, сердце сдавило. Тоска навалилась разом, вышибая дух. Это не мать приготовила дары, это каждый поделился с ней тем, что было у него ценным, чтобы достойно поприветствовать давшим дар-дук кров в чужой стране.
— Мама, это просто бесценно, — встал с колен Надир, отряхнул брюки, повернулся к Анди: — Мы не можем это принять. Приправы, чай, оружие, золото…
Три шага. Рукоять привычно легла в ладонь. Взмах и лезвие коснулось шеи замершего мужчины. Испуганный вздох за спиной. Женский.
А вот брат ее мужчины не испугался. Скосил глаз, оценивая приставленное к горлу оружие.
— Кажется, я был неправ. Не принять дары — это оскорбление, да?
Анди думала о том, что не только ветер тут странный, но и люди. Сначала не принять дары, посчитав их хламом, а потом отказаться из-за их ценности.
— А вот и лампы! — в гостиную, держа в обеих руках по лампе, вошел Ирлан. Оценил позицию. Вздохнул.
— Ирлан! — бросилась к нему графиня. — Сделай что-нибудь. Скажи ей.
— Разберутся, мама, — сын спокойно прошел к столу, и комнату наполнил тепло-желтый свет зажженных светильников.
— Если оскорбление надо смыть кровью, может руку порежем? — предложил шепотом Надир. И в этом шепоте явственно слышалась насмешка.
Анди разозлилась. Ну как можно смеяться над подобным? Все тут у них… мокро, одним словом.
— Вечером, в саду. Посмотрим на цвет твоей крови, — ответила одними губами, убирая кинжал на место. Вот и «птичка» нашлась для лечения Ночи. Удачно.
Надир ответил глубоким поклоном, точно она ему честь оказала.
Дары все же приняли. Ирлан бросил:
— Сам разберусь.
Анди посмотрела одобрительно — пустыня выбрала ей достойного человека.
Она прошлась взглядом по тюкам. Где-то тут должен был быть один, с песком. Должен был, но не находился. Нахмурилась и… решительно двинулась на поиски вора.
— Ох, не нравится мне ее лицо, — покачал головой Надир. — Так, младший, ты
— Скачу, значит, я на верблюде, а вокруг… так и кружат, так и кружат. Сотня, не меньше дэвов.
— Ты же говорил их десять было, — донеслось недовольно. Кто-то громко икнул. Выругался:
— Н-н-не перебивай, женщина.
Анди поморщилась — запах браги доносился даже сквозь закрытую дверь. Кажется, графиня совсем не строга, раз позволяет слугам напиваться.
Она толкнула дверь, шагнула через порог в узкую комнату, которую занимал один лишь стол со скамьями.
— Анди? — с места подскочил толстяк. Девушка обвела взглядом свидетелей. Слишком много. Придется намекнуть словом, а не делом.
— Знаешь, белый жук, у нас за воровство принято сечь так, что кожа лоскутами сходит.
Слуга стремительно побледнел, став действительно похож на большого белого жука. И даже протрезвел. В мутных глазах мелькнуло понимание.
— За второй раз — отрубают руку.
— За третий…
— Достаточно! — подпрыгнул Жарк. Откашлялся. Бросил нарочито громко: — Ничего я не брал.
— Идем, — он попытался ухватить ее за руку и вытащить в коридор, но Анди увернулась. Вышла следом.
Хм, а кто-то осмелел в родных стенах.
— И что у тебя пропало?
Точно осмелел. У здешнего люда память, как вода, раз — и утекла. Придется напомнить правила.
— Ночь больна, а местный лекарь, который по людям, ей не помог.
Толстяк напрягся. Похлопал себя по щекам. Икнул. Извинился.
— Ты хочешь, это… Как его. Ритуал, да? — понизил голос.
Застонал. Шлепнул себя по лбу.
— Крови моей хочешь, да?
И с мученическим видом принялся закатывать рукав рубахи.
— Давай режь, пей. Я на все согласен. Хоть каждый день.
— Песок верни, — оборвала его причитания Анди, — а кровь… Я уже нашла, — и улыбнулась. Жарк почему-то вздрогнул, заморгал, потряс головой и попытался изобразить защитный жест. Потом поймал взгляд девушки, протрезвел окончательно.
— Ладно, ради Ночи… Только давай по-тихому. За курятником. Чтоб никто не видел, поняла? А то народ тут… короче, не слишком добрый к подобному. Слухи пойдут, хотя куда уже больше. Словом, я Орикса кликну, чтоб покараулил. И песок твой принесу. Когда?
Анди прислушалась, но ветер хлюпал что-то неразборчивое.
— На закате.
— Это поможет? — задумчиво уточнил Надир, наблюдая за ее приготовлениями. Анди вздохнула. Еще один… Сомневающийся. Ей и так непросто. Вместо золотой рыжести — чернота. Так до нее еще добраться надо. Покрасневшие ладони жгло от выдранной травы. Надир предлагал помощь, но она отказалась. Ритуал — это не только кровь пролить. Тут каждое действо важно.