Андреевский кавалер
Шрифт:
– А он что, грибник?
– Мой Васька-то?
– Я про Шмелева.
– Я же говорю, ему врачи прописали в лес ходить.
– Только снег сошел, а люди уже грибы собирают – сказал Иван Васильевич.
– Сморчки да строчки – самые первые весенние грибы, – заметил Никифоров. – Только их надо с умом готовить, не то можно и отравиться.
Кузнецов спросил еще про некоторых приезжих, переписал их фамилии и данные в свой блокнот и поднялся.
– Если Митя Абросимов уедет в Ленинград, кого вместо него секретарем возьмешь? – поинтересовался Кузнецов.
– Вряд ли отпустит его от себя
– У Дмитрия тоже есть характер, – возразил Кузнецов. – Абросимовы – народ упрямый…
– Свято место пусто не бывает, – сказал Никифоров.
– По-моему, Варя Абросимова толковая девушка, – заметил Иван Васильевич. – Чего это у тебя одни мужчины в поселковом? Пусть хоть одна будет женщина.
Никифоров взглянул на сотрудника:
– Думаешь, все-таки уедет Митька?
– Парень учиться хочет, понимать надо.
– Я без него здесь зашьюсь, – признался председатель.
– Насчет Варвары подумай, – сказал Кузнецов.
Задребезжал телефон. Никифоров с ненавистью взглянул на него, снял трубку:
– Алё, алё, Никифоров у… аппарата! Сводку по молоку? Да я же вам, мать честная, намедни посылал!..
Кузнецов вышел из кабинета. У крыльца стояли две женщины и как зачарованные смотрели на Юсупа.
– Кого он тут караулит? – взглянула на Кузнецова женщина в валенках с галошами.
– Меня, мамаша, – улыбнулся Иван Васильевич и, кивнув Юсупу, обычной своей неторопливой походкой зашагал по улице в сторону воинской базы.
Глава седьмая
1
Сидя у окна с шитьем, Александра искоса наблюдала, как муж у зеркала пристегивает длинный, с поперечными полосками галстук. Черные, не очень густые волосы крылом стрижа спадают на ухо. Абросимовы все черноволосые и сероглазые, только Варя уродилась светленькой, с карими глазами. Дмитрий похож на отца, такой же рослый, широкоплечий и сильный. Характером разве помягче, голос редко повышает, все делает обстоятельно, не спеша. И походка у него медлительная, а речь неторопливая: заговорит – не переслушаешь! С детства этакую уйму прочитать! Вон этих книг сколько! Особенно исторических. Андрей Иванович и тот его балует книгами. Вот Дмитрий и рвется на учебу! Другой мужик бы чего сделал по хозяйству, а этот придет из поселкового Совета и сразу за книжки да тетрадки. И ведь порой до ночи торчит за столом, изводит керосин…
– Собираешься, будто на свадьбу, – недовольным голосом заметила Александра.
– Пойдем со мной, – спокойно заметил Дмитрий, расчесывая гребнем волосы.
– С пузом-то? – с горечью сказала жена. – Кому я там нужна? Рябая да лохматая. Буду сидеть на заднем ряду, как попка, и глядеть на тебя, краснобая.
– Материнство не уродует женщину, – ответил он.
– Когда придешь-то?
– Ты меня, Шура, не дожидайся, ложись, – мягко сказал он.
– Он начипурился в клуб, а я – ложись! – взорвалась жена. – Думаешь, радостно мне сидеть одной-одинешенькой за машинкой и дожидаться тебя? Я тут распашонки-пеленки шью, а он на танцах будет выкобениваться!
– У меня доклад: «Советская власть плюс электрификация», – возразил он. –
– Значит, не поедешь в Питер? – несколько сбавила она тон.
Дмитрий, сообразив, что попал впросак, поправился;
– Экзамены все равно поеду сдавать, а там, может, попрошусь на заочное отделение…
– Люди добрые, столь годов учиться, это только подумать! – запричитала Александра. – Да ты там как пить дать спутаешься с другой! И куда я тебе, ученому, деревенская баба? Бросишь тут одну с ребенком…
– Что ты, Шура! – подошел он к ней. Хотел погладить, но она резко отдернула голову. – Поедем вместе…
– Рожать тут буду, – все громче говорила она. Глаза посветлели, стали злыми. – И где жить будем? Да и без коровы-то как?
– Живут люди в городе…
– Ну и пусть себе живут, а мы – деревенские! Неча нам туда и нос свой совать! Знай сверчок свой шесток!
– Ты рассуждаешь, как отсталый элемент, – возмутился Дмитрий. – Способные, талантливые люди исстари ехали из деревни в город и получали там образование… Возьми Ломоносова. Холмогорский мужик стал величайшим ученым земли русской.
– Ты что, тоже захотел заделаться ученым? – насмешливо посмотрела она на него.
– Выучусь и приеду сюда, – горячо заговорил он. – Буду учить таких, как он… – Дмитрий невольно взглянул на округлившийся живот жены. – Или она… В общем, их. Новое социалистическое общество должны строить грамотные люди, а своей серостью и отсталостью кичатся только дураки…
– Чего же на дуре женился? – гневно взглянула на мужа Шура.
– Ты не дура, – сказал он. – Обидно, что не хочешь понять меня: социализму необходимы грамотные, образованные люди. На смену старой аристократии и интеллигенции придет новое, передовое поколение строителей коммунизма…
– Ты не в клубе, – устало отмахнулась Александра. – Он – она… Вот рожу тебе двойню!
– Напугала! – Он нагнулся и поцеловал в щеку. – Хоть тройню…
– Да ну тебя, – оттолкнула жена. – Иди, балаболка, чеши с трибуны своим длинным языком.
– Наверное, плохой я агитатор, – вздохнул Дмитрий. – Собственную жену никак не могу переубедить…
– Ребенка-то сумел заделать, – усмехнулась Александра.
– Зачем ты так грубо? – поморщился он.
– Ну и женился бы на умной да образованной! А с меня что взять? Деревня и деревня…
Она долго сидела у окна с опущеными руками, шитье соскользнуло с колен на пол, она не заметила. Александра понимала, что разговаривает с мужем грубо, срывает на нем свою злость. Она вспомнила слова матери: «Ой, Александра, тяжко придется тому мужику, которому ты достанешься в жены!» Кажется, все у них хорошо устроилось: Андрей Иванович еще до революции срубил дом для старшего сына; пока тот рос, сдавал избу дальним родичам из Гридина, а как свадьбу справили, так и переехали – Абросимов позаботился, чтобы родичи его сразу же освободили. Дом обжитой, теплый, с хлевом и сараем, родители Дмитрия и Александры в складчину купили им добрую корову, принесли кур, уток, поросенок набирает вес в хлеву, жить бы да жить, а он вбил себе в голову, что надо учиться. Александра без злости не могла думать об этом.