Андреевский кавалер
Шрифт:
– Не примут они нас, – засомневался Семен. – Митька, может, для количества и записал бы в ячейку, а другие будут против.
– Нечего нам с ними заигрывать, – упрямо говорил Леонид.
– А вы не навязывайтесь, но в не задирайтесь с ними, – посоветовал Григорий Борисович. – А там видно будет. Нэп не вечен. Отменят частную собственность, закроют ваше заведение и… «Милости просим»?
– Нельзя нам туда вступать, – упрямился Леонид. – Это будет предательством по отношению к своим… не комсомольцам.
– Дайте срок – вся молодежь в комсомол вступит, – сказал Шмелев. – Куда ей еще деваться? Комсомол – первый помощник партии. С кем чаще всего советуется
– Мы вступим – глядя на нас, и другие потянутся, – сказал Семен.
– Они и без вас потянутся, – усмехнулся Григорий Борисович. – Не в лес же им идти к бандитам? Да и бандитов-то почти всех повыловили. Сколько сдались властям в Леонтьеве? Пятеро? Думаю, что это были последние.
– Помогите бабам убраться на кухне, – распорядился Яков Ильич, а когда сыновья ушли, посмотрел на гостя: – Зря ты их агитируешь, Борисыч. Не умеют они притворяться.
– Всем нам приходится притворяться, дорогой земляк, иначе не выжить, – сказал Шмелев. – И твоим сыновьям придется постичь эту хитроумную науку. А то всем нам крышка, Яков Ильич!
– Думаете, что-нибудь изменится?
– Если ничего не изменится, зачем нам жить на белом свете? – сказал Шмелев. – Тогда уж лучше пулю в лоб.
– Дай-то бог, – вздохнул Супронович и перекрестился на угол. – Наживаешь, стараешься, из кожи лезешь, а тут придут проклятые голодранцы и все захапают! Уж лучше для них припасти эту пулю-то…
– Золотые слова, Яков Ильич, – усмехнулся Шмелев.
Не мог он сказать кабатчику, что нынешней ночью пришел к нему старый знакомец по Тверскому полицейскому управлению и они проговорили до самого рассвета, а с утренним поездом тот уехал. Человек это был надежный, и известия он привез для Карнакова самые что ни на есть благоприятные: оказывается, готовится государственный переворот. Патриоты России пробрались на ответственные посты и там делают свое дело, так что не все еще потеряно, есть надежда на возврат к старому… Ростиславу Евгеньевичу велено было затаиться, войти в доверие к поселковому начальству, сделать вид, что он верно и преданно служит новому строю, а самому все время быть начеку и ждать от руководства дальнейших распоряжений. Очень удачно получилось, что Карнаков обосновался именно здесь, в Андреевке, где находится военная база… Нужно поточнее узнать, куда отправляют эшелоны и с чем. Сколько военных здесь? Хорошо бы познакомиться и привлечь на свою сторону вольнонаемных рабочих…
Человек дал Карнакову пароль, предупредил, что к нему изредка будут наведываться люди и он, Карнаков, обязан будет им передавать всю собранную информацию…
Жизнь сразу приобрела для Ростислава Евгеньевича смысл, настроение поднялось. Это прекрасно – знать, что в России есть люди, целая организация, которая исподволь готовит плаху коммунистам. Но человек предупредил, что все может совершиться не так-то скоро, как бы им хотелось. Чекисты тоже не дремлют, поэтому нужно быть очень осторожным, главное – не терять надежду и верить в святое дело освобождения России от большевиков…
Чего-чего, а ждать Ростислав Евгеньевич научился! А теперь вот прибавилась и надежда! Дай-то бог, чтобы все свершилось, как задумано… Ради этого стоит сидеть в норе и ждать. Ждать столько, сколько потребуется.
Глава шестая
1
Скворец сидел на голой ветке березы и чирикал воробьем – передразнивал. Черное, с нефтяным блеском его
– Я подсоблю! – выскочила на крыльцо Тоня.
Она была в резиновых ботах на босу ногу и старой шерстяной кофте, надетой поверх ситцевого платьишка. В свое время Варя его носила. Потом это платье Алене перейдет. Так уж было заведено у Абросимовых: верхняя одежда переходила от старшей сестры к младшей. Самой маленькой, Алене, приходилось донашивать уже заштопанную одежду. Росли девчонки как на дрожжах. Варя, как говорится, девица на выданье, ее догоняет Тоня, голенастая, ростом почти со старшую сестру, грудь уже заметна. Раньше длинные темные волосы заплетала в косички, а теперь коротко, по моде, подстригла, в ушах посверкивают две жемчужные сережки. А недавно мать проколола иголкой уши Алене и вдела в мочки суровые нитки, чтобы не заросли. Бегает девчонка с распухшими, покрасневшими ушами, а в них ниточки дрожат.
Варя идет впереди, на коромысле покачиваясь, поскрипывают тяжелые корзины. Походка у нее красивая, плавная, белая косынка на русой голове сбилась на затылок. Полные икры распирают высокие сапожки. Тоня идет сзади и любуется сестрой, ей хочется походить на нее. Она тоже выпрямляет тоненький стан, откидывает назад голову и старается ступать точно так же, но у нее не получается.
Речка сразу за молодым сосновым перелеском, можно к ней выйти прямо вдоль железнодорожного полотна, а можно и по трубе – так называют в поселке узкую желтую просеку в бору, она начинается от водокачки и, никуда не сворачивая, через поселок, упирается в водонапорную башню. Под землей проложена чугунная труба, по которой подается с водокачки на водонапорную башню вода. На путях стоит носатый водолей. Подойдет паровоз к нему, кочегар развернет коромысло водолея, вставит хобот в тендер, и хлынет в черную утробу чистая речная вода. Иногда машинист башни надолго открывал кран, вода набиралась в большую лужу, по зеленому лугу пробивала себе дорожку до привокзального сквера, а здесь уж разливалась во всю ширь, чуть ли не до трактира Супроновича. Весной ласточки низко летали над лужей у сквера, садились в черную грязь, брали ее в клюв и улетали строить гнезда под застрехами домов.
Варя пошла по трубе. Сосны тянулись по обеим сторонам невысокой насыпи. В желтый песок зарылись бурые шишки. В поселке уже снега не было, а тут меж стволов еще белели редкие островки. Тоня свернула в лес, быстро нарвала небольшой букетик подснежников, синими огоньками посверкивающих на полянках, и догнала сестру.
– Варь, вчера вечером мальцы опять у нашего дома песни орали, – сказала Тоня.
– А мне-то что! – не поворачивая головы, равнодушно уронила Варя.
– Леха Офицеров ругался с Семеном Супроновичем… Чуть не подрались. Семен-то здоровее, он бы ему наподдавал.
– Ты-то откуда все знаешь?
– А в сенях подслушивала. Тебя на улицу вызывали.
– Я не слышала, – сказала Варя.
– Варь, а кто тебе больше люб – Леха или Семен?
– На которого покажешь, за того и пойду, – без улыбки сказала Варя.
– Семен высокий, видный из себя, кудри колечками, а как лихо чечетку и «яблочко» пляшет под гармонь, – рассуждала Тоня. – Вежливый такой, не то что Ленька. Девушек на танцах семечками и монпасье угощает…
– А что же Офицеров? – поинтересовалась Варя. – Не глянулся тебе?