Андрей Белый
Шрифт:
Письмо Андрея Белого к Эллису печатается по автографу, хранящемуся в архиве Андрея Белого в Российской государственной библиотеке (РГБ. Ф. 25. Карт. 30. Ед. хр. 6).
Письмо, прочитанное Л. Л. Кобылинскому.
обостренность наших отношений требует, чтобы я высказался откровенно о сущности того, что происходит вот уже 3 месяца между нами троими — мной, Тобой и Валерием Яковлевичем. И справедливость требует заметить тоже, что Твоя роль в близящемся конфликте между мной и Брюсовым или более чем <н>елепа (я привык Тебя считать человеком благородным и потому считаю Тебя слепым), или… не вполне добросовестна [1045] .
Прежде всего:
I. Я стою на платформе, какая была выработана летом в отношении к тактике [1046] (независимо от характера личной приязник Иванову вследствие нашего примирения [1047] и той нравственной поддержки, которую встретил в нем в трудную минуту жизни и которой не встретил в тех, кто называет себя моими друзьями).
II. Я доказал мою верностьнашему соглашению, кажется, больше всех нас и статьями в газетах, и рецензиями, не щадя тех, которых Ты называл в «Эстетике» [1048] «моими друзьями». Мне принадлежит статья против Блока (в газетах) [1049] , написанная в период, когда наши личные отношения были прекрасны. Я не щадил Иванова в той лекции, с которой Ты убежал, хлопнув дверью (о чем говорила вся Москва), не потрудившись выслушать до конца, что я говорю против Иванова [1050] . Ввиду нашей тактикиэто было «возмутительно» (ведь не хлопал же я дверью, когда в лекции о Бодлере Ты говорил неприемлемые вещи). Далее: Ты жаловался мне, что друзья невнимательны были к Твоей лекции, а Ты не выслушал до конца ни одной моей лекции, убегая и даже уводя с собой знакомых, бранясь где только можно и не высказывая мне прямо ребром то «возмутительное», что по-Твоему в моих лекциях заключалось. Я ни разу не сетовал на все это, относя Твое поведение к несчастному темпераменту. (Теперь этот «темперамент» обладает еще, как я вижу, и сознательностью, находясь в полном соответствии с принятым намерением Вал. Брюсова отнынеперегрызть мне горло, как литератору).
Но далее: я отклонился.
III. Я высоко чтил и буду чтить литературное значение Брюсова; чтил, когда Ты грубо ругался Брюсовым, буду чтить и тогда, когда Вы с Брюсовым разойдетесь и Ты опять примешься за старое.
Я доказал именно теперь, что тактически я стою все на том же; пока Ты расхваливал Брюсова в гостиных и «только», я его по мере сил проводил в лидеры символизма, разрывая все с Блоком, Ивановым, Зайцевым [1051] и др. 1) в газетной статье по поводу «Путей и перепутий» [1052] , 2) в «Критическом обозрении» [1053] , 3) в «Свободной Молве» [1054] , 4) в «Русском Слове» (на днях идет мой фельетон) [1055] . Надеюсь, это больше, чем болтовня в гостиных. И Ты смеешьменя за Брюсова обвинять? Конечно, я не стану курить фимиам Брюсову в «Весах»,
И эта провокация очень уместна.
Брюсов относится ко мне варварски; постоянно меня игнорирует, не считается с моими мнениями; извлекая для себявсю пользу моей тактики, он всеми способами вредит проявлению моей индивидуальности. Ему нужно закабалить меня, изолировать от всех и потом перегрызть горло. Я плюю на все это,поступая вопреки своей литературной карьере во имя общего дела.
Но в области нравственных отношений я требую, чтобы со мной считались.
А со мной не считаются. Как член литературной комиссии [1060] поддерживаю я великолепное поведение Брюсова в «Эстетике», ожидая, что комиссия проявит деятельность. У меня ряд проектов. Члены Комитета [1061] просят меня за них взяться: во имя того, чтобы действия комиссии были дружны, я жду почина от Брюсова: он бездействует, распоряжается, как диктатор; всякая моя инициатива отклоняется. Я не пешка, у меня слишком много своей самостоятельности и любви к делу, чтобы мириться с положением всяких «Гофманов» [1062] , глядящих в рот Брюсову. Я считаю, что в теории искусства в настоящее время в России я единственный теоретик, но мне негде печатать свои взгляды, мне отводится роль — подтирать рот Брюсову. Ты умеешь протестовать против моих взглядов, хлопать дверью, ругать меня на всех перекрестках, особенно, если это входит в план Брюсова, и превосходномиришься с бездействием, самодурством и славолюбием самого Брюсова. Ты прекрасно знаешь сам, что из нас троих я больше всех жертвовал собой, своими личными и литературными планами «не во имя свое», а во имя «дела», и что менее всех тут откровенен был Брюсов. И все-таки Ты делаешь вид теперь, когда Брюсов начинает против меня гонение, расправившись с Бальмонтом, Ивановым, Блоком, что Тебе это неизвестно: стыдись!
Но пусть огненными буквами у Тебя останется 1) что я больше всех вас реальноосуществлял принятую программу и от нее не отступлю и впредь, когда мне, чего доброго, придется вследствие неуважения Брюсовым моей личности и Твоей «провокации» выйти из «Весов». 2) Я большим жертвовал, чем вы все; поэтому, конечно, я пред вами оказался неправ. 3) Я знаю, кто — я, и когда посторонние начинают это забывать и, как Брюсов, позволяют себе оттенок пренебрежения, я очень умею ставить людей в должные границы (не только господина Брюсова, проживающего на Цветном бульваре [1063] , или Блока из «Вены» [1064] (?!), но и при случае Господа Бога). 4) Тяжесть личных осложнений, конечно, я не перенесу в литературу. Как человека, Валерия Брюсова за некоторые нюансы отношения ко мне я способен минутами презирать; поэта незыблемо чту. Но да будет стыдно Валерию Брюсову от моего беспристрастия. По отношению к Твоей программе я человек без компромисса на деле(болтать можно все); компромисс нахожу именно у Тебя.
_____________________________Или Ты не понял вчера вызова, который я бросил главным образом Брюсову, а отчасти Тебе. Это носило смысл: «Что делаете, делайте скорей» [1065] . И Твоя поза одесную Брюсова вчера за столом определила Твою роль.
Я хотел Тебя испытать, предложив тост за нашу вражду. Ты ответил тостом, в котором была «явная ложь»(ведь прекрасно Ты знаешь, какотношусь я к Блоку и какнесолидарен с Ивановым).
В политике внешней я более всех работаю ради нашей летней платформы, жертвуя своим прямым призванием (вне политики создавать произведения, достойные и равные ценным образцам литературы русской). Но в политике внутренней я враг бесстыдства Брюсова и Твоей раболепности. Вы повели теперь с Брюсовым (вернее, Брюсов) линию против меня, когда главная работа окончена и Брюсов в личной своей карьере перестал во мне нуждаться. Твоя роль при этом предательская:словно по команде. Ты начал устраивать мне публичные демонстрации, всюду «подсиживать». Итак: «Что делаете, делайте скорей».
Мое счастье, мое благородство, мое презрение и восторг моего одиночества со мной.
Что из этого практически воспоследует? А вот что: 1) мне нужно сорвать маску с Брюсова и выяснить не на словах, а на деле, что означает его систематическое третирование меня и связывание моих крыльев в совместной деятельности.
Всякую недоговоренность и двусмысленность отныне, когда считаю, что совершается сознательное насилие в области нравственных отношенийнадо мною, я буду не замазывать, а подчеркивать, доводя до конфликта.
Считаю, что мое участие в «Весах» — отнюдь не одолжение мне, а свободная совместная работа в той области, где все — искусство, а не г<оспо>да, проживающие на Цветном бульваре или в «Вене». Поэтому, оставаясь до конца джентльменом, я не прекращу сотрудничества в «Весах». Но при малейшем нажиме со стороны Брюсова, в котором усмотрю нежелание видеть меня в числе сотрудников, я покидаю «Весы», о, конечно, чтобы не быть перебежчиком.
Я удалюсь в свое уединение прочь не только от своих друзей из «Вены», но и от своих, с позволения сказать, судей и «каиафф» [1066] брюсовых и эллисов.
Восторг мой останется со мною.
1045
В автографе — согласование с вводным предложением: «или… не вполне добросовестным».
1046
Имеется в виду выработка летом 1907 г. полемической платформы «Весов», направленной на отстаивание идей «классического» символизма и «против всякого варварства, посягающего на культурные ценности» («Весы» — «Скорпион». Каталог № 6. <М., 1908>. С. 3).
1047
Окончательное примирение Белого и Вяч. Иванова, разошедшихся в результате полемики вокруг «мистического анархизма», произошло лишь в конце 1908 г., когда Белый 30 декабря 1908 г. написал Иванову теплое рождественское письмо, предлагая восстановить «мир» (РГБ. Ф. 109. Карт. 12. Ед. хр. 29).
1048
Имеется в виду «Общество Свободной Эстетики», основанное в Москве весной 1906 г., — литературно-художественная организация, объединявшая преимущественно симпатизировавшие модернизму круги творческой интеллигенции, представителей и поклонников «нового» искусства. Брюсов, Белый и Эллис были в числе наиболее активных деятелей «Общества», входили в его литературную комиссию. См.: Белый Андрей.Между двух революций. М., 1990. С. 194–219.
1049
Имеется в виду статья Андрея Белого «О критических перлах» (Раннее Утро. 1907. № 15, 5 декабря), направленная против статьи А. Блока «О современной критике» (Час. 1907, 4 декабря). Непродолжительное сближение Белого с Блоком, после резко конфликтного осложнения отношений в августе 1907 г., относится к первой половине октября того же года, когда они приехали в Киев для участия в вечере «нового искусства», а затем вместе отправились в Петербург. Белый общался с Блоком и во время своего пребывания в Петербурге в ноябре 1907 г.
1050
Вероятно, имеется в виду одна из двух лекций о символизме, прочитанных Белым в «Обществе Свободной Эстетики» в октябре 1907 г.
1051
С лекцией о Ш. Бодлере Эллис выступил в «Обществе Свободной Эстетики» 8 ноября 1906 г. (см. РГБ. Ф. 386. Карт. 114. Ед. хр. 36), однако Белый в это время находился за границей. Определенно Белый подразумевает более позднее выступление Эллиса. Сохранилась черновая рукопись работы Эллиса «Поэт-демон» (1907), приуроченной к 50-летию выхода в свет «Цветов Зла» Бодлера (см.: РГБ. Ф. 167. Карт. 10. Ед. хр. 3).
1052
О неприязненных отношениях Брюсова и Эллиса в 1903–1905 гг. см.: Лавров А. В.Брюсов и Эллис // Брюсовские чтения 1973 года. Ереван, 1976. С. 218–222.
1053
Под разрывом с писателем Борисом Константиновичем Зайцевым (1881–1972) Белый имеет в виду свой инцидент с газетой «Литературно-Художественная Неделя» (сентябрь 1907 г.), членом редакции которой был Зайцев (наряду с В. И. Стражевым, Б. А. Грифцовым и П. П. Муратовым). В первом номере газеты редакция заявила о неприятии выработанной «Весами» критической позиции, подчеркивая, что «полемика о „мистическом анархизме“ принимает уродливый характер» (Литературно-Художественная Неделя. 1907. № 1, 17 сентября). В этом же номере газеты Белый опубликовал хвалебную статью о Л. Н. Андрееве («Смерть или возрождение. „Жизнь Человека“ Леонида Андреева»), которого относили к противоположной «Весам» литературной фракции. Эллис пришел в ужас от столь откровенного пренебрежения установками журнальной политики «Весов». «НоВячеслав Иванов, Блок, Чулков — гении и академики перед Зайцевым, Стражевым, Грифцовым и др. Их надо избивать, и дажене полемизировать с ними, — писал он Белому. — Между тем ты находишь возможным быть с ними и сотрудничать у них» (РГБ. Ф. 25. Карт. 25. Ед. хр. 31). Белый внял доводам своего соратника и исправил положение: 24 сентября в беседе с одним из редакторов газеты, П. П. Муратовым, он назвал газету «хулиганской». Белый недвусмысленно писал Блоку в этой связи (26 или 27 сентября 1907 г.): «Пришлось им сказать, что они задают хулиганский тон» (Андрей Белый и Александр Блок. Переписка 1903–1919. М., 2001. С. 341). В тот же день члены редакции прислали Белому письмо с ультиматумом: «…предлагаем Вам: или принести публичное извинение и взять Ваши слова назад в том же помещении редакции „Перевала“, или считать все отношения с каждым из нас, как литературные, так и личные, совершенно поконченными» (РГБ. Ф. 25. Карт. 23. Ед. хр. 12). Белый подтвердил свои слова и заявил о выходе из состава сотрудников газеты (ИМЛИ. Ф. 11. Оп. 2. Ед. хр. 4). См. также: Белый Андрей.Между двух революций. С. 225–226, 511–514.
1054
Подразумеваются статьи Белого «Поэт мрамора и бронзы» (Раннее Утро. 1907. № 27, 19 декабря), «Валерий Брюсов. Пути и перепутья» (Критическое Обозрение. 1907. Вып. 5. С. 32–35), «Валерий Брюсов. Силуэт» (Свободная Молва. 1908. № 1, 21 января).
1055
В газете «Русское Слово» статья Белого тогда напечатана не была.
1056
Белый имеет в виду прежде всего, вероятно, статью Эллиса о 1-м томе собрания стихотворений Брюсова «Пути и перепутья», в которой говорится, что Брюсов «по праву должен быть назван первымсреди всех современных русских художников, как стиха, так и прозы. И это тем более важно, что Брюсов — художник, неуклонно идущий вперед, непрестанно растущий и не достигший еще периода кристаллизации», «поэт-новатор», «властный революционер стиля» (Весы. 1908. № 1. С. 83, 84). Панегирические отзывы о произведениях Брюсова рассыпаны и в «весовских» статьях и рецензиях Эллиса 1907 г.; в «Весах» появилось также обращенное к Брюсову стихотворение Эллиса «Поэту наших дней» (1907. № 11. С. 15–17).
1057
Вероятно, Белый имеет в виду предложение, полученное весной 1907 г. от издателя журнала «Золотое Руно» Н. П. Рябушинского, после его расхождения с Брюсовым, возглавить литературный отдел «Золотого Руна», на которое Белый ответил отказом (см.: Белый Андрей.Между двух революций. С. 219–220). Белый писал в этой связи З. Н. Гиппиус (7–11 августа 1907 г.): «С „Руном“у меня война. Еще в апреле я вышел из состава сотрудников. Потом Рябушинский просил меня вернуться. Я ответил ему письмом, что, пока он Редактор, путного из „Руна“ничего не выйдет» (Минувшее. Исторический альманах. Paris, 1988. Вып. 5. С. 211. Публикация В. Аллоя). См. также: Богомолов Н. А.К истории «Золотого Руна» // Богомолов Н. А. От Пушкина до Кибирова: Статьи о русской литературе, преимущественно о поэзии. М., 2004. С. 62–65.
1058
Белый принимал близкое участие в деятельности журнала «Перевал» (1906–1907), организованного владельцем издательства «Гриф» С. А. Соколовым (Кречетовым), и тем самым препятствовал выступлениям на его страницах с критикой «Весов». Брюсов предполагал развертывание полемической борьбы с «Перевалом» (12/25 октября 1906 г. он писал К. И. Чуковскому: «Год обещает быть для нас буйным и бранным; на „Весы“ идет походом „Перевал“, или „Провал“, как у нас называют сие создание Грифа» // Чуковский Корней.Из воспоминаний. М., 1958. С. 336), однако она ограничилась в основном критическими выпадами «Весов» по адресу журнала Соколова (подробнее см.: Русская литература и журналистика начала XX века. 1905–1917. Буржуазно-либеральные и модернистские издания. М., 1984. С. 183–186).
1059
Ср. аналогичные признания в письмах Белого к Брюсову (апрель 1908 г.): «У меня есть фундаментальные статьи, и „Руно“ собиралось их печатать (где я мог высказать свое „credo“); в „Весах“ не нашлось бы места; ни в каком другом журнале я не пишу; и мне приходится предстать в литературе не в моем настоящем облике. <…> Вот все это в связи с нравственным утомлением, в связи с чувством подрезанных крыльев создает для меня в области литературы не жизнь, а каторгу» (Литературное наследство. Т. 85: Валерий Брюсов. М., 1976. С. 413, 414).
1060
Литературная комиссия «Общества Свободной Эстетики»; в состав ее кроме Белого, Брюсова и Эллиса входили В. В. Гофман, С. М. Соловьев, М. Ф. Ликиардопуло, Ю. К. Балтрушайтис (РГБ. Ф. 386. Карт. 114. Ед. хр. 38).
1061
Подразумевается организационный комитет «Общества Свободной Эстетики», членом которого состоял Брюсов.
1062
Виктор Викторович Гофман (1882–1911) — поэт-символист и прозаик; его поэтическое творчество формировалось под определяющим влиянием Брюсова и Бальмонта. Брюсов содействовал вхождению Гофмана в круг московских символистов. В 1904–1905 гг., однако, их общение было фактически прервано и возобновилось только в конце 1906 г. «Со следующего, 1907 г., — свидетельствует Брюсов в очерке „Мои воспоминания о Викторе Гофмане“, — B. Гофман вошел в число сотрудников журнала „Весы“ <…>, и наши дружественные отношения возобновились, впрочем, без прежней близости» ( Брюсов В.Среди стихов. 1894–1924: Манифесты. Статьи. Рецензии. М., 1990. C. 512).
1063
Эту же мысль о неосуществленности больших теоретико-эстетических замыслов, совпавших с периодом внутрисимволистской полемики, Белый развивал и в позднейшем философско-автобиографическом очерке «Почему я стал символистом…» (1928): «Иногда я горько грустил; все устремление мое написать „Теорию символизма“в серьезном, гносеологическом стиле разбивалось о полемику, очередные „при“и журнальные темы дня; я все более и более сознавал свое теоретическое одиночество даже среди символистов. Три года упорной журналистики вдребезги разбили выношенную в сознании систему символизма; и „65“ статей — дребезги этой не донесенной до записи передо мной стоящей системы» ( Белый Андрей.Символизм как миропонимание. М., 1994. С. 448).
1064
Брюсов проживал в Москве в доме на Цветном бульваре до 1910 г. «Вена» — известный литературно-артистический ресторан в Петербурге, частым посетителем которого был Блок: «Поэт садился в стороне, один или с кем-нибудь из близких друзей, не вступая в споры, молчал и наблюдал. <…> Он замкнут в себе и неразговорчив» («Десятилетие ресторана „Вена“». Литературно-художественный сборник. СПб., 1913. С. 58).
1065
Неточно приводятся слова Иисуса Христа на Тайной вечере,
1066
Каиафа — первосвященник, у которого собрался синедрион для лжесвидетельства и осуждения Иисуса (Мф XXVI, 57–68; Ин XVIII, 13–14, 19–24).
P. S.
Мне не удалось, конечно, ознакомить Тебя с мотивами моего поведения последних дней относительно Тебя и Брюсова. Но надеюсь, что теперь Ты поймешь кое-что, если Ты совершенно не слеп и не до конца предатель.
Всякий письменный «ультиматум» я не читаю. Но желание объясниться начистотудопускаю: даю Тебе трехдневный срок: или мы ожесточенные враги.
Легко отписаться «писульками», чтобы, не глядя честно в глаза, произносить заведомую ложь.
Конспектирую, что имею против вас.
A) Брюсов: 1 ) третируетменя (после каждой почти встречи в «Весах»я ухожу со стиснутыми зубами: надо удивляться моей выдержке, видя бестактности и невоспитанность Брюсова по отношению ко мне).
2) Пользуется мной, когда ему нужно, и перегрызает горло, когда начинаю быть самим собой:но я рабом не был, подтирать рот Брюсову не намерен.
3) Как нами выбранныйпредседатель литературной комиссии превышает свои полномочия:мы не подчиненные, а товарищи в «Эстетике». Он же явно не желает допустить моего фактического участия, и я выхожу из комиссии.
B) Ты: 1) распространяешь ложь о моей лекции, ругаешь меня на всех перекрестках, а при встречах целуешься со мной.
2) Имеешь тенденции подозревать меня в отступлении от принятой нами платформы вопреки всем данным; сам же осуществляешь ее, только болтая в гостиных да написав несколько незначительных заметок в «Весах» [1067] . Я же ради платформы более всего вынес и более всех ее проводил. Я называю сознательной «провокацией»Твои поступки, ибо они на руку какой-то интриге, которую затевает против меня Брюсов.
3) Изменяешь круто свои отношения ко мне (в течение 5 лет, по Твоему всегдашнему заявлению, прочные) в тот момент, когда Брюсову нужно меня доконать.
4) Смотришь в рот Брюсову и спускаешь ему его грубость.
5) Знаешь, какой я одинокий и всеми покинутый, и бросаешь в меня камень.
6) Не о Твоей приверженности к поэзии Брюсова (разве я ей не привержен?) и о наших с Тобой идейных разногласиях идет речьи даже не о моей неверности нашей платформе (включая последним фельетоном, я более всехее провожу); я говорю о Твоей роли как «слепого»или «зрячего»орудия в «скверном деле»против меня.
7) Ввиду всего этого заключаю, что Вы с Брюсовым изменили нашему летнему соглашениюбез уведомления меня. Что значит крутая перемена ко мне после того, как я был включен в принятую тактику. Это — в «стиле»Брюсова. Я не знал, что это — и Твой стиль. Как человек, которому оказали доверие, а потом сочли его доверия не заслуживающим, я считаю себя, не как литературный деятель, а как человек, нравственно оскорбленным. Ты забываешь, что я не мальчишка, а человек, строго взвешивающий про себя поступки лиц,к которым отнесся хотя бы раз в жизни всерьез. Это о внутренней стороне моих притязаний. Что касается стороны внешней, то престиж своего имени я должендержать высоко, и такого поведения, какое принял по отношению меня Брюсов, я не встречал ни от кого, хотя жизнь сталкивала меня с людьми разнообразных направлений и общественных положений. Сталкиваясь с Брюсовым, мне остается лишь отмечать свой «аристократизм»духа и его «мещанство»в области нравственности.
8) Твой метод выгоняет меня из литературы: я предоставляю «мещанам» духа переносить личную уязвленность в литературу. И выйдя из «Весов», не в «Руно»же, «Оры» [1068] и «Факелы» [1069] я вернусь! Я останусь без возможности высказываться, имея лишь теперь «Русское Слово». Может быть, Вам с Брюсовым только это и нужно: низвести А. Белого до газетного фельетона, чтобы лицемерно сокрушаться: «А. Белый стал фельетонистом», как это делал Брюсов,забывая, что для тактики или для него же я писал чаще, чем следует, в газетах [1070] . Предатели, ах, предатели: «Что делаете, делайте скорей».
9) Все это вместе господин Брюсов + Тыпротив меня до крайности «нечистоплотно»(помнишь Твои нападки на меня за приверженность к Брюсову и Бальмонту в присутствии моего отца, относившегося недоверчиво к литературе новейшей? [1071] Как тогда Ты предавал меня в моей любви к Брюсову отцу,так теперь же Ты предаешь Брюсову мое желание в литературе быть товарищем поэтов и писателей по работе, а не лакеем, подтирающим рот господину Брюсову?). Друг мой, я зажимаю нос, чтобы не слышать дурного запаха, и не могу: с зажатым носом продолжаю слышать дурной запах… «О, чистый воздух вершин!.. О эти „высшие люди“: от них еще дурно пахнет!» [1072]
Но вам говорю: не доводите меня до необходимости выпрямиться во весь свой рост, до необходимости возвысить голос, как подобает это мне по данному мне от Бога праву.
_____________________________1067
В 1907 г. и в начале 1908 г. Эллис опубликовал в «Весах» статьи «Пантеон современной пошлости» (1907. № 6), «Пути и перепутья» (1908. № 1), «Наши эпигоны» (1908. № 2) и несколько рецензий с полемической тенденцией.
1068
Вероятно, Белый подразумевает свою статью «На перевале. X. Вольноотпущенники» (Весы. 1908. № 2; подпись: Борис Бугаев), содержавшую исключительно резкие выпады по адресу эпигонов символизма.
1069
«Оры» — петербургское символистское издательство, учрежденное в 1906 г. Вяч. Ивановым. «Факелы» — альманах, комплектовавшийся Г. И. Чулковым (кн. 1–3. СПб., 1906–1908); во 2-ю книгу «Факелов» входили преимущественно статьи, посвященные теоретическому обоснованию «мистического анархизма».
1070
Ср. позднейшую характеристику Белым своей литературной деятельности в 1907–1908 гг. в очерке «Почему я стал символистом…»: «…на газетное искажение задач символизма я отвечаю газетным наскоком; с 1907 года я появляюсь в газетах и из газет открываю пулеметный огонь; <…> лихорадочная, спешная газетная деятельность — тушение пожара, охватившего символизм, которого кризис — не эпоха 1912–1914 годов, а 1907–1908-ые» ( Белый Андрей.Символизм как миропонимание. С. 445).
1071
О своеобразном «союзе» Эллиса и Н. В. Бугаева, отца Белого, в отношении к сближению Белого с Брюсовым и его литературным окружением в 1902 г. см.: Белый Андрей.Начало века. М., 1990. С. 52–53.
1072
Реминисценция из Ницше. Ср.: «Скажите мне, звери мои: эти высшие люли все вместе — быть может, они пахнутне хорошо? О, чистый запах, окружающий меня!» и т. д. ( Ницше Фридрих.Так говорил Заратустра / Перевод Ю. М. Антоновского. СПб., 1913. С. 351). Белый неоднократно апеллировал к этим словам Ницше, когда определял свое отношение к изобиловавшим в символистской литературной среде второй половины 1900-х гт. внутренним конфликтам, инцидентам и интригам; ср. фрагмент из его письма к Ф. Сологубу от 30 апреля 1908 г.: «…литературные сферы я избегаю, как только могу. Здесь „дурно пахнет“» (Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1972 год. Л., 1974. С. 132).
1073
Среды приходились на 6, 13, 20 и 27 февраля 1908 г.; в какой именно из этих дней написано письмо, установить не удалось.
«Характеристики современников» Андрея Белого
Знакомство с публикуемым текстом, возможно, позволит внести некоторые коррективы в трактовку позднейших мемуарных книг Андрея Белого — в предположения о том, что многие негативные и гротескно-иронические портреты современников, запечатленные в них, объясняются главным образом стремлением писателя «соответствовать» советским идеологическим канонам и цензурным условиям. «Пусть бы Белый, понося не только меня, но, за ничтожными исключениями, всё и всех, исходил из действительных фактов: люди грешны, дурное можно припомнить о каждом. „Изнанка символизма“, показанная правдиво, имела бы свою мемуарную ценность. Но Белый фантазирует — в этом заключается характерная особенность работы, с особою силой проступившая именно в этом томе», — писал В. Ф. Ходасевич в статье о «Между двух революций», подмечая также специфическую направленность фантазирования Белого в этой книге: «И если раньше чуть ли не все окружающие мерещились ему чуть ли не демонами, злоумышляющими против него, почти солнечного героя, почти „огненного ангела“, то теперь, в соответствии с новым освещением событий, своих личных недругов он был вынужден превратить в акул и наймитов капитализма» [1074] . Кратко, но с убийственной резкостью отозвался о мемуарах Белого и другой его современник, П. П. Перцов: «Второй том Белого (воспом<инания>) видел и скажу не по-буддийски: вовремя он умер. И то успел сильно вымазаться» [1075] .
1074
Ходасевич В.Книги и люди. От полуправды к неправде // Возрождение. 1938. № 4133, 27 мая. С. 9; Андрей Белый: pro et contra Личность и творчество Андрея Белого в оценках и толкованиях современников. Антология. СПб., 2004. С. 868, 870.
1075
Письмо к Д. Е. Максимову от 1 апреля 1935 г. // РНБ. Ф. 1136. Ед. хр. 35.
Вынужденный в мемуарной трилогии следовать непременному условию «вымазаться», Белый, однако, и гораздо ранее, не скованный ни договорными отношениями с советскими издательствами, ни какими бы то ни было иными сторонними условиями и требованиями, в своих отзывах о ближайших литературных сподвижниках бывал порой более чем пристрастен. Беглые «характеристики современников», заготовленные явно не для печати и едва ли для широкого распространения в «своей» среде, — очевидное тому подтверждение: «негатив» и «позитив» в них — с подчеркнутым преобладанием первого — распределяются, безусловно, не по внутреннему или внешнему «заказу»; «фантазирования» — ни с целью дискредитации, ни с тенденцией к апологетике — в этих лаконичных синтетических портретах нет, налицо же — зоркий, чрезвычайно пристрастный, обнаженно-резкий анализ, своего рода интеллектуальная рентгеноскопия, с установкой на обнаружение скрытых «недугов» или «пороков». Открытым, конечно, останется вопрос, точен или ошибочен тот или иной поставленный Белым диагноз, однако в наличии некоторых подмеченных им особенностей, черт и синдромов у их носителей сомневаться не приходится. В целом же этот набросок дает дополнительное знание не только о затронутых в нем лицах, но и главным образом о самом Андрее Белом, подтверждает действенность в его внутреннем облике тех психологических черт, которые в свое время проницательно подметила З. Н. Гиппиус: «Надо знать Борю Бугаева, понимать его, чтобы не обращать никакого внимания на его отношение к человеку в данную минуту. Вот он говорит, что любит кого-нибудь; с блеском и проникновением рисует он образ этого человека; а я уже знаю, что завтра он его же будет ненавидеть до кровомщения, до желания убить… или написать на него пасквиль; с блеском нарисует его образ темными красками… Какое же это имеет значение, — если, конечно, думать не о Бугаеве, а о том, на кого направлены стрелы его любви или ненависти?» [1076]
1076
Гиппиус З. Н.Стихотворения. Живые лица. М., 1991. С. 228.
В архивном описании «Характеристика современников» датирована 1917 годом. На основании каких сведений сделана эта хронологическая привязка, неясно; весьма вероятно, что она вполне точна. Ряд «характеристик», зафиксированных Белым, завершается ироническим упоминанием о В. Г. Лидине; начало его контактов с этим писателем относится к весне 1917 г. Говоря об организации в Москве в марте 1917 г. Клуба писателей, Белый зафиксировал: «…общение с Бальмонтом, Зайцевыми <…> Лидиным <…>» [1077] ; возможно, что и «характеристика» Б. К. Зайцева (самая «дружественная» в общем ряду) — писателя, ранее связанного с Белым лишь эпизодическим общением, — возникла под воздействием возобновившихся встреч в московском Клубе писателей.
1077
Белый Андрей.Ракурс к Дневнику // РГАЛИ. Ф. 53. Оп. 1. Ед. хр. 100. Л. 86 об.
Текст печатается по автографу Андрея Белого, хранящемуся в архиве В. А. Десницкого в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки (РГБ. Ф. 439. Карт. 25. Ед. хр. 16).
Федор Сологуб.
Талантлив. Умен. Мелок. Обидчив; но с искрами благородства; может быть страшно злопамятен; где нужно чванлив, где нужно принижен (последние годы мало нуждается в этом). Есть миф свой безусловно, но когда выражает свои мысли в печати — серо, глупо, граничит с пошлостью; очень зол; не мещанин, а мещанинище, каких мало. Удивительно крупный талант; удивительно «маленький человек».В великие люди решительно не годится. Развратен.
Бальмонт.
Талантливый в себе и для себя и удивительно скучный собеседник; при всей легкомысленности, доходящей до непорядочности по отношению к женщинам, порядочен в иных делах чести: держится слова, часто имеет рыцарские жесты; и не только жесты; не рыцарь, а — «рыцарек». Как поэт перепел себя, утонувши в количестве собственных томов, из энного количества которых можно набрать тома на 3 настоящей поэзии;поэт все-таки; сварлив, придирчив (скорее был, чем есть), но добр, незлопамятен, искренен, прям, удивительно [*] трудолюбив и работоспособен; железное здоровье: иного свалило бы, как быка; а ему все нипочем; прочитывает целые библиотеки; и от прочтенного ничего не остается: как с гуся вода! Вечное дитя; знаю на протяжении 20 лет; и за это время разве только помолодел.
*
Далее зачеркнуто:порядочен.
Брюсов.
Зол, абстрактен, сух, трудолюбив; мелок, жалок, презренен часто, но — «фигура»,более чем Бальмонт и Сологуб; талант на золотник, а умеет показать на пуд; мастер обмеривать и обвешивать; в течение жизни умел обольстить всех, но каждый в свое время отходил от него, зажимая нос от «нравственной вони»и гнили, которую распространяет этот прокаженный; у Брюсова душа сгнила в проказе; он удивительное явление: любит совершать гадости не только корыстно, но и бескорыстно; замечателен тем, что составил себе репутацию «умницы»,не имея ни одной собственной мысли; поэтому всю жизнь занимался тем, что строил гримасы на чужие мысли; со свойственной ему практической сметкой «купца»еще рано понял, что ему остается за неимением собственных мыслей прикинуться специалистом и «выжевывать» трудолюбиво собираемые исторические сведения о Пушкине, в чем преуспел лишь для вида; энциклопедически образован весьма; а специальных знаний ровно настолько, чтоб составить себе репутацию ученого специалиста в версификационных делах; версификационных дел мастер; еще более: сомнительных дел мастер; в этом смысле опять-таки — «фигура»незаурядная; и «памятник себе воздвиг»из маленьких и крупных гадостей; поэт «гадостей»,выковывающий всю жизнь из них бронзовую химеру. Неожиданно сантиментален: зол и… сантиментален [*] ; способен вздыхать на закатах, обдумывая подвох. Меня надул раз пятнадцать: надул каждого, кто имел с ним дела… Где Сологубу догнать его.
*
Авторская характеристика Федора Павловича Карамазова («Братья Карамазовы», ч. 1, кн. 1, гл. IV): «Он был сентиментален. Он был зол и сентиментален» ( Достоевский Ф. М.Полн. собр. соч.: В 30 т. Л., 1976. Т. 14. С. 24).
Сплетник и каверзник.
Мережковский.
Недурной человек, написавший гениальную книгу «О Толстом и Достоевском»;и — мечтавший одно время стать русским Лютером; пороху не хватило: М<ережковский> представляет во всех прочих книгах интересное явление; маленького, ограниченного, самолюбивого и глупого человека, жонглирующего великими, неограниченными, общественными и гениальными темами; открыл одну идейку (о полярности), да и то не открыл, а просто приспособил к русской литературе гегелевскую схему; когда надувается великими темами, то лопается в схоластику; казался одно время великим для некоторых, потому что стал на голову титанов; сняли его — оказался росточком совсем невелик.
Трус, путаник, тщеславец; холоден и самолюбив.
Вячеслав Иванов.
Умница, хитрая бестия; но от ума — впал давно уж в младенчество: шел к посвящению, а дошел до… рококо и барокко; осуществленный с головы до ног style j'esuite [1080] . Пожалуй — умней, изворотливей и начитанней всех русских литераторов; царедворец и придворный, прирожденный пленитель сердец; и — льстец; впрочем: добр, очень часто бескорыстен, не злопамятен, привязчив, несомненно талантлив; мог бы быть впятеро больше себя самого, но разменявший свой дух на душевный комфорт и астральное сладострастие, за что жестоко наказан судьбой.
1080
Иезуитский стиль ( фр.) — т. е. лицемерный.