Андрей Боголюбский
Шрифт:
Впереди всех бешено скакал всадник в высоком блестящем шлеме, с перекинутым через плечо плащом. Казалось, что не плащ, а чёрные крылья развеваются у него за спиною. Алексей прицелился ему в спину, но стрела упала сбоку дороги.
Вскоре поняли, что дальнейшее преследование бесполезно. Прокопий снял с мокрой головы шлем, вытер вспотевший лоб:
– Из Киева утёк кто-то из нарочитых. Боюсь, братья, не проворонили ли мы самого князя Мстислава! Уж больно хорош под ним конь. Таких на Русь к нам приводят из угор или
Подъехав к месту, где Прокопий срубил дружинника, повернули по следу. Серый в яблоках конь стоял у куста, а под ним, повиснув ногой на стремянном ремне, лежал, уткнувшись лицом в снег, его господин. Постояли молча и сняли шлемы. Алексей поймал коня за узду. Посмотрев на восковое, с точно приклеенными усами и бровями лицо, мечник, а за ним и все остальные перекрестились. Прокопий снял с убитого меч, из-за голенища вытащил засапожный нож.
– Алексей, поди посмотри.
Алексей увидел красивый нож с рукояткой, украшенной чёрным деревом и серебром, с изогнутым гравированным лезвием.
– Видишь знаки.
– Да.
– Чьи они?
– Княжого мастера.
– Какого мастера?
Алексей пристально посмотрел мечнику в глаза:
– Владимирского мастера. Знак здесь нашего князя: уточкой, с отростком книзу.
– А теперь посмотри на воина. Узнаешь?
– Нет, мечник, мужа этого я никогда не видел и не узнаю. А ты?
– Я его где-то видел… - Прокопий подумал.
– Ну, да Бог с ним, братья! Нужно отвезти его на деревню. Пусть похоронят, как подобает. Умер от меча, как воин.
Медленно, ведя на поводу пойманного коня, все возвратились на дорогу. Павший дружинник ехал в последний путь привязанный ремнями к седлу, накрытый изорванным и окровавленным плащом.
8
У Якима Кучковича ныло сердце. К князю Мстиславу в Киев поехал брат. Иван должен был подробно рассказать великому князю о ратной силе Андрея и просить его, чтобы он возвратил Кучковичам их земли на Суздальщине. Кучкович боялся, что брат не успел выехать и теперь сидит в осаде. Вытирая рукавицей слезящиеся на ветру глаза, он смотрел на золотые маковки храмов города и думал:
«Бес попутал! Не нужно было ехать. Помчался, да не один, а со слугою… Не приведи Бог, возьмут в полон! За глупость брата заплачу головой и я. Чего доброго, докопается князь, что и княгиня с нами. Тогда конец и ей. И род наш изведёт под корень…»
Тоска камнем лежала на сердце. Яким жалел брата. Он готов был сам, рискуя жизнью, пробраться в Киев. К счастью, от своего человека, прибежавшего из города, узнал, что князь Мстислав собирается бросить киевлян и с дружиной своей прорваться к Василеву. Яким решил, что этой возможностью, наверно, воспользуется
Воевода Борис Жидиславич сидел в грязной избе в красном углу на лавке. Сквозь отволочённое окно проникал скудный свет. Горела свеча. Народу было немного. Все готовились к штурму и были кто в обозе кто у своих дружин.
Яким вошёл и тоже присел на лавку. Борис Жидиславич подвинул ему горшок с кашей:
– Ешь, боярин! Перед битвой всегда нужно поесть. Не ведаем, когда возьмём в рот кусок.
Яким съел немного, отодвинул горшок. Еда не шла.
– Князь повелел выслать сторожей на дорогу к Василеву. Знаешь?
– Знаю.
– Думаю, что много людей посылать не надобно. Кто сейчас полезет в осаждённый город…
Борис Жидиславич посмотрел на спутанную Якимову бороду, на лоснящийся нос.
– Верно говоришь, боярин: кто поскачет из Василева! А вот в Василев из Киева могут.
– Кому скакать-то?
– Ну, ежели кто не верит в Мстиславову победу, тот из Киева рад будет утечь.
– Не побегут, испугаются! Знают, что кругом в осаде.
Прокопий со своим отрядом возвратился к городу.
Было безветренно. Над Киевом в нескольких местах к синему мартовскому небу поднимались густые столбы дыма. Высокие земляные валы с крепкими стенами не спасли киевлян от владимирских полчищ. Победители шли по опустевшим улицам и площадям, заходили в избы и терема, тащили всё, что можно было тащить, рубили и кололи всё, что попадалось под горячую руку. Особенно старались слуги нарочитых людей - бояр, но за ними не отставали и дворяне.
Алексей видел, как высокая простоволосая женщина рвалась к стоявшим тут же детям, а боярский холоп скручивал ей позади руки вожжами.
Сидевший на коне боярин кричал холопу:
– Ожги её плетью, а ребятишек загони в дом!.. Ожги плетью…
Алексей посмотрел на Прокопия. Тот сидел молча. В это время на площади с группой пешцев появился знакомый владимирский щитник. Увидев ревущих ребятишек, он бросился к холопу:
– Да не зябнет у тебя, ирод, сердце? На кого ты оставляешь сирот?
Холоп хотел что-то сказать, но его уже окружили возбуждённые пешцы:
– Развязывай! Не за тем шли мы сюда. Совести в тебе нет! Волк ты, а не человек!
– Эх, братцы, хотя и жаль кулака, да надо бить дурака! Дайкось я его стукну.
Испуганный слуга озирался по сторонам, высматривая своего господина, но боярин словно растаял в мартовском тумане. Дрожащими от страха руками он начал распутывать туго затянутый узел, но его ударили по шее и отбросили в сторону. Ремни щитник перерезал засапожным ножом:
– Иди, бабонька, да берегись лиходеев!.. И своих, киевских, и наших…
В другом месте видели, как чьи-то слуги вытаскивали из клети окованные железными полосами большие, тяжёлые сундуки и грузили их на сани.