Андрей Боголюбский
Шрифт:
Уже при первой попытке Святослава проявить инициативу и сбросить тяжелую руку владимирских князей Всеволод быстро приводит киевского князя в чувство. Святослав думал сначала изгнать мешавших ему Ростиславичей, а затем ударить на Всеволода. Первое ему не удалось, но он все же в конце 1180 года повел свою рать на север. Новгородское войско, приведенное посаженным в этом году в Новгороде сыном Святослава Владимиром и соединившееся с южными силами на устье Тверцы, опустошило берега Волги и двинулось внутрь земли, по направлению к Переяславлю-Залесскому. Но уже в сорока верстах от него, на реке Влене, притоке Дубны, стояли владимирские войска, расположившиеся на неприступном месте «во пропастех и ломох» и соорудившие вокруг полевое укрепление — «твердь». Всеволод не начинал боя и, ограничившись одним ударом по обозам врага, продержал здесь Святослава до весны 1181 года, пока угроза распутицы и вскрытия рек не заставила войска Святослава поспешно уйти восвояси, ограничившись попутным поджогом города Дмитрова{308}.
Перед этим неудачным походом на Всеволода Святослав сделал попытку поддержать борьбу с ним рязанских князей и прислал им на помощь своего сына Глеба. Тогда Всеволод просто приказал Глебу явиться перед свои грозные очи, и Глеб «волею и неволею еха к нему зане бяшеть в его руках». Всеволод заковал его, захватил его дружинников и отправил в заключение во Владимир и отпустил Глеба из плена лишь в порядке любезного жеста по отношению к побежденному Святославу{309}. После этого Святослав послал на помощь Всеволоду для участия в походе на болгар своего сына с полком, как, бывало, по воле Боголюбского шел на Вышгород какой-нибудь муромский или пинский князек. Под конец своего княжения, в 1194 году, Святослав, собираясь в поход на Рязань, уже должен был спрашивать дозволения Всеволода — «послашася ко Всеволоду в Суздаль, просячися у него на Рязань; Всеволод же их воле не сотвори, и возвратися Святослав»{310}.
Последние десять лет княжения Святослава в Киеве были заняты напряженной борьбой с участившимися набегами половцев. В походе в степь 1184 года участвовал племянник Всеволода Владимир Глебович переяславский, проявивший много воинской удали. Эта борьба связывала руки южным князьям и отвлекала их от усобиц{311}. И Святослав, и Ростиславичи, противоречия которых уравновешивали положение на юге, всячески стремились заручиться благосклонностью Всеволода, в частности, путем брачных связей. Рюрик смоленский, мечтавший о киевском столе, в 1187 году сосватал за сына Ростислава дочь Всеволода Верхуславу. За ней ездило целое торжественное посольство Рюриковых бояр с боярынями; с богатыми дарами и свитой поехала восьмилетняя владимирская княжна на юг, где в Белгороде Рюрик устроил «велми силну свадбу, ака же несть, бывала в Руси». В 1193 году Ростислав после победы над половцами ездил к тестю во Владимир вместе с женой, а на другой год отец его Рюрик после смерти Святослава занял киевский стол. По словам северного летописца, «посла великий князь Всеволод муже свое в Кыев и посади в Кыеве Рюрика Ростиславича»{312}.
Перед Ростиславичами, казалось, открывалась полоса спокойного правления, — они считали себя теперь «старейшими в Русской земле»; в 1195 году Рюрик отметил свое вокняжение рядом пышных пиров с братом Давидом и киевлянами в Киеве, Белгороде и Вышгороде. Тогда же зять Рюрика Роман получил во владение города Торческ, Треполь, Корсунь, Богуслав и Канев. О Всеволоде забыли, полагая, что и он, подобно Андрею, не интересуется разделом южных волостей. Но это было преждевременное заключение.
В том же 1195 году Всеволод проявил неожиданный и энергичный интерес к старому владению своего отца Юрия Долгорукого — Остерскому Городку, который играл столь большую роль в истории войн Юрия за Киев. Всеволод «посла… тивуна своего Гюрю с людми в Русь, и созда град на Городци на Въстри, обнови свою отчину»{313}. Возрождение Юрьевой крепости было внушительной демонстрацией, служившей прологом к последующей дипломатической борьбе. Всеволод $ послал послов к Рюрику с очень прямолинейным требованием «части в Русской земле»; при этом он хотел получить именно те города, которые Рюрик уже отдал Роману, утвердив передачу крестоцелованием. Владимирские послы настаивали на этом требовании Всеволода, который недвусмысленно указывал Рюрику: «Кому ты дал часть в Русской земле, с тем ее блюди и стереги, посмотрю, как ты ее с ними удержишь…» Митрополит Никифор, видя трудное положение Рюрика, освободил его от клятвы Роману, и только что полученные им города перешли к Всеволоду. Всеволод тут же передал Торческ сыну Рюрика и своему зятю Ростиславу, посадив в остальных своих посадников. Роман, естественно, заподозрил Рюрика в обмане и тайном соглашении с Всеволодом, перешел на сторону Олеговичей и начал борьбу с Рюриком{314}.
Так была организована усобица на юге, в итоге которой Киев в 1203 году был подвергнут новому разгрому. О нем мы уже говорили в связи с первым ударом по Киеву в 1169 году, нанесенным Андреем Боголюбским. Всеволод продолжал по отношению к Киеву политику Боголюбского; он не допускал его возрождения и стремился держать в руках южных князей. Но решения этой задачи он достигал не силой меча, так как опыт Андрея показывал слабость даже крупных феодальных ополчений. Всеволод сумел поссорить князей и их руками вторично разрушить Киев.
Лишь однажды он сам вмешался в дела юга, когда после смерти Романа (1205) снова разгорелась борьба за Киев и черниговский князь Всеволод Святославич Чермный, «надеяся на множество вой своих», осмелился изгнать из Переяславля-Южного его
Это было последнее серьезное участие владимирского князя в делах юга. Киев снова был разгромлен. Переяславщина, где сидели князья владимирской династии, уже в 80-х годах XII века именовалась «украиной». На юго-западе в могучих руках Романа, которого летописец назвал «самодержцем всея Руси», крепло Галицко-Волынское княжество, второй центр объединительных идей, за которые боролись Боголюбский и Всеволод III{316}.
Последние годы жизни Всеволода III были полны тревожных перемен в отношениях с Новгородом. Если силы Рязани подтачивались внутренней борьбой между отдельными группами размножившихся князей, если Киев, переходивший из рук в руки, был вынужден считаться с волей Всеволода, то Новгород упорно отстаивал свои старые вольности, невзирая на раскол, который вносила в его жизнь «суздальская партия».
В свое время закрепление в Новгороде изгнанных из Владимира Ростиславичей вызвало первый поход Всеволода (1178). Он взял Торжок, захватил новгородских купцов и сжег Волок Ламский. Мстислав Ростиславич умер в 1180 году. Другой Ростиславич, Ярополк, в том же году начал грабить Владимирское Поволжье. Поэтому в 1181 году Всеволод вновь ударил по Торжку, который стал резиденцией Ярополка. Пятинедельная осада кончилась сдачей города. Всеволод захватил раненого Ярополка, вывел в полон все население и сжег город. Это заставило новгородского князя Владимира (сына Святослава Всеволодовича черниговского) бежать к отцу на юг, и Всеволод посадил в Новгороде своего свояка, безземельного князя Ярослава Владимировича. В ходе этой борьбы маленькая Тверь, стоявшая на новгородско-владимирском порубежье, была в 1182 году сильно укреплена Всеволодом, став важным звеном в обороне его западной границы{317}.
Ярослав был памятный в истории Новгорода князь. По-видимому, его дружина и слуги «много творяху пакости волости Новгородьскей». Поэтому с согласия Всеволода Ярослав был ненадолго заменен Мстиславом Давидовичем смоленским, но затем, в 1187 году, снова вернулся в Новгород. Внутренняя борьба в Новгороде привела все же к тому, что в 1196 году новгородцы «показали путь» Ярославу. Но он, надеясь на могучую поддержку своего патрона, засел в Торжке и стал брать дани по Мете и за Волоком, а Всеволод задерживал новгородских купцов в своей земле. На другой год Ярослав был снова торжественно возвращен на новгородский стол. Однако в 1199 году Всеволод все-таки уступил новгородцам и заменил Ярослава своим малолетним сыном Святославом. Он обеспечил его положение неслыханным нарушением новгородских обычаев, послав на место умершего владыки новгородского Мартирия своего ставленника, архиепископа Митрофана, которого в 1201 году и утвердил киевский митрополит{318}.
Но, видимо, обстановка в Новгороде становилась все более напряженной, и в 1205 году Всеволод признал целесообразным заменить малолетнего Святослава старшим сыном Константином. Все эти перемены князей на новогородском столе обостряли борьбу партий внутри Новгорода, вели к смене посадников. Это ослабляло силу сопротивления Новгорода, так что в 1208 году Всеволод мог нарушить старое право «не казнить без вины» и предал смерти некоего Алексу Сбыславича, по-видимому, представителя враждебных владимирской политике кругов. Когда, в 1209 году Всеволод пошел на Всеволода Чермного, вызвав к себе и новгородские полки под командой своего сына Константина, новгородцы принесли ему жалобу на посадника Дмитра Мирошкинича и его братью — представителей «суздальской партии». Они, опираясь на растущую мощь Всеволода, начали усиленно обирать городское и волостное население, «повелеша на новгородьцих сребро имати а по волости куры брати, по купцем виру дикую, и повозы воити и все зло». Богатства дома Мирошкиничей чрезвычайно возросли. Всеволод отпустил новгородцев из похода, задержав при себе сына Константина, самого посадника Дмитра, чуть позднее смертельно раненного под Пронском, и семерых лучших мужей. Видимо, положение было столь острым, что Всеволод щедро одарил отпущенных новгородцев «и вда им волю всю и уставы старых князь, его же хотеху новгородьци, и рече им: «то вы добр, того любите, а злых казните»». Масштабы этой уступки властолюбивого Всеволода свидетельствуют о крайнем недовольстве, кипевшем в Новгороде: Всеволод, видимо, хотел, пожертвовав интересами посадничьего дома Мирошкиничей, спасти свой престиж. Городское восстание обрушилось на полные богатства дворы Дмитра и его отца Мирошки. Привезенного в Новгород, уже умершего от ран Дмитра не хотели даже хоронить, а собирались просто бросить с моста в Волхов, но этого не допустил владыка Митрофан. Прибывший на смену Константину князь Святослав Всеволодович принял бесчисленное множество долговых документов, взятых во дворах посадника, и выслал во Владимир в заточение сыновей покойного Дмитра. Однако уступка Всеволода лишь оживила силы, стоявшие за независимость Новгорода{319}.