Андрей Кончаловский. Никто не знает...
Шрифт:
прямо связанные с его культурологической концепцией преобразования национальной «системы
ценностей», в частности: о «цветных» революциях; о доверии; о брошенных и забытых (судьбы
стариков и детей в стране); о съезде «Единой России» как зеркале «модернизации по-русски»;
о национальной идее и анонимной ответственности; о безответственности русских людей…
Выступления получают такой широкий резонанс, которому он и сам поражается. Так, на
размышления режиссера
тысяч человек. Вдохновленный Кончаловский целое выступление посвятил своим ответам на
эти отклики. Вот фрагменты.
«…Все вопросы делятся на три вида. Авторы первой группы заранее отрицают все, что я
говорю, заранее имеют точку зрения, что я какой-то прикормленный… Вторая группа
спрашивает очень по-русски: «Кто виноват?». Третья: «Что делать?»
По поводу первой группы. Недоверие — я не удивлен этому. Узкий круг доверия — это
основной признак всех стран, где сознание не эволюционировало в буржуазное и осталось, по
сути, крестьянским.
Когда я говорю «крестьянское» — это необязательно о людях, которые работают на земле.
Они могут давно работать в городе, на заводе и даже в Кремле, но сознание у них крестьянское.
Вот сейчас Москву «захватили» люди из Петербурга. Но я могу понять их, потому что доверия
мало, а знакомым-приятелям веришь. Поэтому сегодня — «петербуржцы». Но завтра, если в
Кремль придет житель другого региона, все властные структуры наполнятся жителями из
какого-нибудь «усть-урюпинска»…
По поводу доверия есть замечательная книжка Стивена Кови «Скорость доверия». Кови
считает, что доверие— основа настоящего прогрессивного человека, и без доверия не хватает
самого главного, не хватает денег: недоверие удваивает ваши расходы на ведение бизнеса. 45—
50 % энергии человека в нашей стране уходят непроизводительно, потому что никто друг другу
не верит.
Вторая группа. Пишут: «Путин не только виноват, — он идейный создатель
коррупционной системы. Не народ говно, а государственная машина, имеющая своей целью
производство себя самой и не более».
Насчет государственной «машины», которая «виновата». Знаете, есть такое слово научное:
«трансцендентность». Для определенных обществ и культур государство трансцендентно. Что
это значит? Это: государство — само по себе, а мы — сами по себе, только не трогайте нас.
Пропасть между народом и государством.
Что получается в таком обществе? «Вы не вмешиваетесь в наши дела, а мы не будем вас
Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»
222
трогать».
его поправим». И вмешиваются. Но главное, что премьер или государство чувствуют, что люди
заинтересованы, чтобы власть исправляла свои ошибки. Государство без желания масс, без
возможности гражданам вмешаться, — коррумпируется, занимается собой, а главное, пытается
сохранить свою власть. И задача граждан — заставить себя слушать.
Мы с вами абсолютно пассивны. Поэтому, пока вы как личности каждый не
«перешагнете» через эту ПРОПАСТЬ между вами и государством, ничего значимого не
произойдет.
Теперь про третью группу. Еще раз повторю: народ, граждане заставляют государство
заботиться о себе.
Вот ценная мысль: «По отдельности мы — хорошие люди, большинство. А в общности
своей — неорганизованное стадо… Только с реальной, многомиллионной организацией они бы
стали считаться…» Вот это действительно феномен: хорошие люди вместе редко объединяются.
Еще вопрос: «Как же в других государствах люди стали гражданами?» или «Что нужно
для того, чтобы люди стали гражданами?».
Или: «Задайтесь вопросом, г-н Кончаловский: раз уж мы все такие безнадежные, почему
на Западе не так, хотя люди, по сути, все одинаковые?»
Это главное заблуждение. Люди при рождении все одинаковые, а когда начинают ходить и
говорить — уже разные, потому что там вступает в силу воспитание, традиции и то, что я
называю культурой.
Русская история не имела того исторического пути, при котором бы возникло гражданское
общество. В России не было частной собственности. Единоличным хозяином всего был царь и
остается Кремль. Всем этим олигархам разрешили быть богатыми, и в любой момент у них все
это можно отнять. Это значит, что русский человек остался безземельным крестьянином. Не
было собственника, поэтому не возникло буржуазии. А не возникло буржуазии, значит, не
может быть гражданского сознания».
Кончаловский часто вспоминает изречение своего приятеля и соавтора по сценарному
делу писателя Фридриха Горенштейна, который называл Достоевского и Толстого «Дон
Кихотами русской литературы», а Чехова — ее «Гамлетом».
Я слушаю Андрея и отмечаю про себя его «чеховский» объективизм, трезвость в оценке
нынешнего положения дел и в мире, и в России, и в собственном «дому», когда он наездами
бывает на родине, ощущая себя как в резервации. Дальнейшее, в смысле перспектив, не