Андрей Кончаловский. Никто не знает...
Шрифт:
сожженная, безжизненная деревня с черными скелетами обугленных изб… Внизу Рахманинов
видит проваленный купол церкви, обшарпанные, загаженные стены… Откуда-то из-за
горизонта до него доносится протяжный низкий удар колокола. Похоже, похоронный звон… Что
это, «восхождение» к хаосу?
Нет, потому что и в финале киноромана звучит тема примирения — тема свободы.
И эта тема связана с образом Ивана, «сначала крестьянина, потом солдата, потом
колхозника, опосля лагерного
В начале сценария Иван исполнен злобы и ненависти к Рахманинову. Эти странные и почти
необъяснимые чувства связаны с тем, что он ревнует к композитору свою возлюбленную —
горничную семьи Рахманиновых Марину. Но для этого, кажется, нет никаких оснований,
поскольку Иван и Марина любят друг друга, живут, наслаждаясь всеми плотскими радостями
любви.
Дело в том, что между Мариной и Сергеем Рахманиновым существует почти мистическая
духовная связь, которую чувствует Иван, которой завидует и которую не может ни постичь, ни
преодолеть. Как и сама Марина не может отказаться от этой связи не только с самим Сергеем
Васильевичем, но и с его семейством, с его домом, с его гнездом, которому она предана
безмерно.
Становится понятно, что образ Марины в киноромане, как это часто бывает с женскими
образами в произведениях Кончаловского, воплощенное материнское начало, дух Родины,
скрепленный с душою Художника. Так это было и в «Андрее Рублеве». В «Белой сирени» эта
тема приобрела более отчетливую образно-символиче-скую очерченность.
Как и Рублев, Рахманинов превращается в невольного странника. Дети его Родины
изгоняют носителя своей духовности. «Какая странная у меня жизнь, — говорит композитор. —
Меня все время откуда-то выгоняли. Сперва из дому, затем из Петербургской консерватории,
затем выгнали из Ивановки (родового имения), а потом из России… Теперь гонят из Сенара
(швейцарский дом Рахманинова. — В.Ф.) и вообще из Европы. Видать, так и будет до конца
дней. Третьего гнезда мне свить не под силу…»
«Правда» Рахманинова, которую он несет в себе как Художник, заключается в творческом
воссоединении России как общего дома живущих в нем. И эту «правду» Рахманинов пытается
исповедовать и воплощать на деле, поверх всех идеологий, поверх всех «партийных»
призванностей. Из его уст звучат слова, глубоко пережитые и самим Кончаловским, но в
Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»
216
несколько более позднем возрасте, чем это происходит с композитором.
«…Всю мою юность мне так не хватало дома. Я мечтал о семье, о доме,
пахнет кофе и свежеиспеченной булкой, а с кухни раздается звон посуды…»
Творчеством своим Рахманинов, как и Рублев, преодолевает неизбежную обреченность
русского художника на изгнание, на бездомье, на комплекс сиротства. И Родина отвечает ему, в
образе Марины, духовной верностью, преданностью. Здесь, на высоте творческого полета, в том
просторе, куда возносятся колокольные звоны, они едины.
В конце концов, по прошествии многих испытаний, Иван, которому всецело принадлежала
плоть Марины, начинает постигать смысл этой таинственной связи дорогой ему женщины с
домом композитора, с ним самим. Правда, происходит это уже после ее смерти. И Иван решает
исполнить просьбу возлюбленной, которая хотела, чтобы он сберег вещи Рахманинова в его
московском доме. Иван отправляется в Москву. На улицах города он видит поднимающийся к
небу гигантский портрет Сталина (так аукается тема «Ближнего круга»). Путешествие Ивана
заканчивается в кабинете следователя. Затем — лагеря. Затем — война.
Читатель встречается с Иваном уже в Сталинграде. Герой в кругу однополчан называет
Рахманинова своим другом. Другом, с которым они любили одну девушку, а она потом, с
гордостью говорит солдат, его, Ивана, женой стала. Ему, конечно, не верят. И никогда не
поверят. Такова тяжесть вины, тяжесть духовного креста, возложенного на русского мужика
Ивана. Он, не ведая глубинного родства с композитором, не ведая того, что творит, из стихийной
зависти и ненависти рушит все, что принадлежит его «оппоненту» Рахманинову. А потом
неожиданно прозревает свое высокое духовное родство с художником, братство по дому, по
единому корню Родины, проступающей в образе Марины.
Когда смертельно раненного Ивана тащат вымерзшим полем битвы, он находит силы,
улыбаясь щербатым ртом, промолвить: «А хорошая вышла у меня жизнь…» И внутреннему
взору его, как в свое время и Рахманинову, откроется над тем же огромным полем, как к нему
из-за горизонта приближается весь нарядный, весь в лентах и цветах, воздушный шар
Монгольфьер…
…А задолго до этого Марина, после того как семья композитора покинет страну, с риском
для жизни выкопает в усадьбе своих хозяев саженцы белой сирени, любимой Рахманиновым, и
отвезет их к нему в Америку. Однако доставленная с таким трудом сирень не приживется на
чужой почве, несмотря на заботу садовника-японца. И ее выбросят на мусор. Но потом…
Садовник. Мисс Рахманинова, я виноват! Вы можете меня уволить…