Андрей Юрьевич

Шопперт Андрей Готлибович

— Тебе владеть теперь… Прощай, вышел часец малый. Храни тебя Господь, а ты береги вотчину дедину и отцову. Они гордо именовались Королями Русского королевства. Прощай, князь ковалей…

Призрак вновь стал таять и на этот раз больше не появился вновь. Оставил Виноградова одного с невесёлыми мыслями.

Событие шестое

Decipimur specie recti

Мы обольщаемся видимостью хорошего.

Это

точно был сон. Ничего же не болело. И нос почесать не хотелось. Или затылок. Лежи себе и размышляй о бренности бытия. Виноградов и размыслил. Аудиокниги про всяких попаданцев в прошлое или в прошлое с элементами магии профессор в последнее время прослушал мног… Не, не. Прослушал излиха. А чего, копаешь лопатой поле под картошку, а рядом телефон рассказывает тебе про бедолагу, оказавшегося путём попадания под КАМАЗ в теле Петра или Павла. И как тот начинает историю менять, громя шведов с хранцузами. И сталь у него выходит и фарфор, и нитроглицерин. Среди бреда, однако попадаются авторы, которые в проблеме покопались, интернет освоили и осознали, что нужно для фарфора и даже для пороха. Такие Андрей Юрьевич слушал с интересом. Всегда же интересно что-то новое узнать. Откровенно коробили те, что про металлургию. Не смог или не захотел автор разобраться. Ещё фильмы умиляли, где мечи льют в форму. Зачем Генри Бессемер нужен был. Вон в средние века уже получали температуры позволяющие плавить железо. Ну?! А что с огнеупорами? Что с шамотом и магнезитом? Несущественная деталь?

Так вот, после прослушивания очередного бреда Андрей Юрьевич заглядывал в интернет — справки наводил. А то построил попаданец теплиц и озолотился. А ничего, что листовое стекло тот же Бессемер впервые получил. И это было не просто.

В результате сейчас, попав в далёкий 1323 год от Рождества Христова или… Что там князь тёзка полный говорил — 23 сеченя 6831 года. Нет всё же надо попытаться пересчитать, хотя бы для себя. Третьего марта? Или четвёртого. В феврале двадцать восемь дней. Сейчас Юлианский и Григорианский календарь ещё не на 13 дней различаются. Каждые сто лет по дню добавляется. Почти. Какие-то, вроде 1500, выпадают. То есть, сейчас дней пять разница или шесть с тринадцатью? Семь или восемь по календарям, скорее восемь? Да не важно… Там что-то с днем весеннего равноденствия и пасхой. На будущее нужно заметочку в памяти сделать, а пока не до этого будет. Так вот, попав в начала четырнадцатого века Виноградов о листовом стекле не задумывался даже. Слона нужно по кусочкам есть. Сначала нужны огнеупоры. Нужна белая глина. Она же, между прочим, является сырьём для фарфора. Нужен ещё фосфат любой. Жжённые кости животных вполне подойдут. Ну и песок хороший, так вся Украина — это сплошной песок. По крайней мере Запорожская область. Энергодар построен на песке, Виноградов там был. А это от Владимира-Волынского, где он сейчас не так и далеко. По Днепру до Припяти. А Припять тут и начинается. Можно возить песок на лодьях. Ну, это крайний вариант, если здесь хороший песок не обнаружится.

Ещё нужен уголь. Донбасс — это понятно, и тоже одна водная система, но рядом Ужгород и там вроде есть не только золото с цинком, но и уголь. А ещё есть Львов с Самбором, где есть нефть, есть сера из этой нефти выделившаяся и есть озокерит — читай парафин. Самое приятное, что серы много и она неглубоко. Про серу узнал случайно профессор, был в Трускавце на лечении, ещё во времена Перестройки и на экскурсии кто-то гида спросил, мол, а чего полей не видать. А тот и говорит, что земля плохая, не родит, зато мы с вами проезжаем над огромным месторождением серы и нефти. А вода целебная в Трускавце называется нафта, потому что проходит через нефтяные эти пласты и чего-то там от них забирает. Точно, а Андрей Юрьевич у бювета этого попивая водичку целебную из краника ещё удивлялся странному запаху и вкусу. Нефтью и пахла водичка. Кто-то в автобусе экскурсионном пошутил ещё. Зря, мол, деньги платили за путёвку. Можно было в воду керосина налить, взболтать и дать отстояться, потом воду слил и вот она целебная нефтяная водичка.

Вильнула мысль, так про металлургию. Повезло Русскому королевству. Сюда попал чуть не единственный

человек в двадцать первом веке, который знает, как получить булатную и дамасскую сталь. Ему премию имени Аносова, когда вручили, совсем даже не за эти стали, за гидрометаллургию, то делали это в Златоусте. Экскурсии всякие проводили. И профессор загорелся этой красивой сталью, ножами и мечами, что на заводе делали в виде ширпотреба. Оформил себе потом командировку, и месяц провёл, изучая воссозданный Аносовым процесс получения булатной стали. Ну заодно и про дамасскую ему всё рассказали. Даже сам в кузнеце поработал. Дома пара ножей с характерным узором осталась.

А ведь сейчас… Ну, по информации почерпнутой у тех же авторов про попаданцев, цены мечей или сабель из этих сталей заоблачны, меч стоит огромных денег. Золота по весу меча дают.

— Андрей Юрьевич, слышу не спишь?

Может всё это и не сон? Опять голос того басовитого.

Глава 3

Событие седьмое

Divinum opus sedare dolorem

Божественное дело — успокаивать боль.

— Андрей Юрьевич, знахарку привели и монася епископ Афанасий прислал в травах ведающего, — ну, а как иначе, как только про знахарку напомнили, так и рука заболела, и голова под повязкой.

— А-а-а, — это его за руку дёрнули.

— Болит, это хорошо. Давай, отрок помоги раздеть князя, — голос был женский и не старухи, а… молодухи? Нет, такой грудной голос женский, не девичий.

Виноградова приподняли и стащили… кафтан? В чём тут народ ходит? Слово «свитка» в голову пришло. Потом стащили через голову рубаху, потревожив повязку на голове. И голова выдала слово «сорочица» или даже «срачица».

— Кровит рана-то, плохо, а ну вон ту кринку подай, — и тут какая-то сволочь сдёрнула с головы профессора повязку. Левую часть головы прострелило болью. И там точно закровило, по виску побежал ручеёк. И кровью с гноем запахло, — Ох ти, плохо, нагнивает. Нож нужен. Тупой же, а ну наточи! — в голосе женщины появились повелительные нотки, — и накали на огне другой нож, накали хорошо, докрасна, прижечь рану надоть.

— А-а, — Виноградов опять застонал. Нож принесли, и у него прямо в голове этим ножом без всякой анестезии тётка эта стала мозги выскребать.

Продолжалось это долго, боль вкручивалась в голову и нарастала, а когда ножом в голове у него ковыряться перестали, то принялись или принялась эта ведьма срезать пласты мяса, не иначе для бекона, с руки. И до этого профессор думал, что больно было. Как же. Запах калёного железа он почувствовал и тут как приложат его, этот запах, к руке повыше локтя, так, наконец, Андрей Юрьевич осознал, что такое боль. Что-то в голове лопнуло, и он погрузился во тьму.

Сознание возвращалось рывками. Что-то бубнили под ухом. Смысла не улавливалось. Может, и не было смысла. «Спаси» повторялось. Дальше бормотание. Молитва, должно быть. За здравие? Потом голос исчезал, и чернота одолевала, но тут подносили ему к губам металлическую ёмкость, и прохладная вода в рот просачивались. Андрей Юрьевич делал глоток, сознание возвращалось и бубнёшь приближался, нарастая, а потом снова в черноту засасывало. Как в омут.

Наконец, вроде бы перестало засасывать, и Виноградов стал чувства обретать. Болела рука, болела щека левая и лоб, тоже слева. Пить ещё хотелось. И муха жужжала. Бормотания над ухом не было, но кто-то сопел. Сморило самого читальщика. Не всё ему профессора Виноградова в сон вгонять. Ещё проснувшиеся чуйства говорили о том, что повязка на голове изменила положение. Она теперь не оба глаза прикрывала, а только один. Правый был свободен.

Хотелось его открыть. И страшно было. Лежишь себе с закрытыми, и у тебя два варианта, либо ты слепой, либо зрячий. А вот откроешь и вариант останется один. Минуты две понадобилось Андрею Юрьевичу, чтобы решиться глаз открыть. Не трусость. Просто всё ещё держался мыслями, что это он в больнице в Екатеринбурге лежит, а вся эта муть с князьями всякими — бред или сон. Вот и цеплялся мозг за эту возможность.