Андрей
Шрифт:
Нет, свет не горел.
Вот так, пристроившись как бомж, сидел и курил сигареты - одну за од-ной, и успешно борясь со сном.
Темнело. Стало холодать.
На футбольном поле появился собачник, выгуливавший своего питомца, раз за разом с упорством, достойным лучшего применения, он кидал псу палку, на что пес, справивший нужду, смотрел с тупым видом и не делал ни-каких телодвижений. Хозяин же с упрямством продолжал кидать и прино-сить палку обратно. Забавно, кто кого тут дрессирует. Собака была здоровен-ной,
Вот есть у нас одна гадина, алкоголичка. Такого же ротвейлера держит, только черный он у нее. Выйдет на улицу с ним и без поводка его выгуливает – шарахайтесь, люди. Однажды в какую-то дворняжку вцепился этот ротвей-лер, тварь. Вцепился и держит, а эта хабалка только и визжит: «Это королев-ский, у него хватка мертвая!». То ли с гордостью, то ли со страхом причитает. Может, и с гордостью - у таких нет страха и стыда. Есть только гордость - от наглости, радости доминирования. Я сильнее, значит, ты - никто. Короче го-воря, больше я ту дворняжку не видел… А ротвейлера хотели пристрелить, да смельчаков не нашлось, это ведь не кот. Хоть теперь эта сука намордник оде-вает на свое чудовище - и то ладно.
Хотел было тихонько уйти, чёрт его знает, как себя псина поведёт, да собачник стал собираться, подозвал собаку, прицепил поводок и повел ее в сторону домов по другую сторону школы.
Наступила тишина, изредка прерываемая криками и визгами со сторо-ны детского сада.
Ну вот, девочки дождались.
Замерз я и невольно начал дремать.
Тут вопль:
«Чтооооо? Дружба бутылки пива не стоит?».
И дикий гогот.
Это из-за дома, со скамейки у моего подъезда. И не гадай.
Май ведь! Ночи светлые, темнеет поздно. Туча прошла - и опять светло, хоть читай. Похоже, у моего подъезда вечеринка в самом разгаре и кончится нескоро…
Точно, ослепнуть бы. И оглохнуть.
Ничего этого не видеть и не слышать.
Надо мной мрачно нависал силуэт футбольных ворот. Словно изучал ме-ня, кутающегося в рваную куртку, словно бомж, и боящегося любого шороха.
Замучили комары. Дико замерз, поэтому периодически вставал и ходил, добивал последние сигареты, не вынимания рук из карманов, и рассматривал ночное небо.
Хотелось отвлечься, подумать о своей жизни, но ничего не получалось. Никакой мысли в голову не приходило. Я был измотан, замёрз, хотелось спать, мучили комары. Голова отказывалась работать. Не найти мне было выхода. Один туман и такое одиночество. Не хочу быть один. Ненавижу одиночество.
Такая тоска и холод собачий! Анальгин никак не помогает. В кровь, что ли, не всосался?
Где-то вдруг проползла
Может, я такой же, как Санек? Просто выделываюсь – ах, какой я хо-роший, а мир вокруг - дерьмо?
Кто знает. Наверное…
Как-то вяло отметил про себя: какая мне разница? Меня выгонят с уче-бы, заберут в армию, там убьют. Если доживу до армии до этой.
Совсем стемнело, ночь вступила в свои права. Наступил ступор, спать я хотел, а получалось только дремать. Голод, холод, комары, переживания. Вздрагиваю от любого звука. Сижу как бомж и носом клюю. Еще и ветерок этот холодный.
Опять в голову полезли мысли о Насте. «Дорого и глупо» - ни хрена себе философия. Идиотизм.
В очередной раз закурил. Куда ее несет? Дома не живет, последний зво-нок на носу, экзамены, а она у Ксюши живет и по барабану ей! Клубится, со всякими упырями общается. Ведь сопьется или с наркотиками свяжется! Или как Ксюша эта - залетит и знать не будет от кого! Куда ее несет? Ничего ей не надо! А может, что и надо, да только не знает сама что! А ведь ничего не найдет, а даже если и найдет – поздно будет.
Еще тоскливей стало. Безумно захотелось ей позвонить, сказать или из-виниться за свое поведение в кинотеатре. Сказать, попросить, умолять. Гово-рить с ней, говорить о ней, о том, что мне наплевать на все, что мне напле-вать на себя, что я готов на все, лишь бы она не превращалась в дворовую девку. Пусть все будет так, как хочет она, потому что я не знаю, как по-другому.
Наверное, в первый раз я пожалел об отсутствии мобильника.
Мысли текли сами по себе. Я не размышлял над ними, они просто шли и шли…
А потом еще тоскливей стало. Вдруг пришло в голову – ну, вот, позвоню я ей, а она с кем-нибудь, у какого-нибудь подонка дома, «развлекается». И тут я звоню. Дебил.
Опять закурил. Захотелось чем-то отвлечься, найти какое-то занятие. На-пример, кроссовок почистить, выковырять грязь из подошвы. Стал для этого дела палочку на земле искать, хотя бы прутик.
Ни одной подходящей палки не нашлось. Зато другое занятие появилось. Камешков там много валялось всяких колотых, и стал я их перебирать от не-чего делать. Занятие бесполезное, детское. Ну и что такого?
«Машину брать буду летом» - вот это не по-детски, это по-взрослому. «Моя баба» - это тоже по-взрослому. И жену избивать, и водку жрать, как мой папа себя вел - это тоже по-взрослому. А я книжек перечитал, и баб не трахаю направо и налево - это ведь по-детски. Так что все логично. Детям - детские развлечения, камешки, например, перебирать.
От нечего делать даже прикол придумал – сложить разваленный кирпич. Кирпич этот, видимо, кто-то отшвырнул сюда с поля и он, ударившись о пли-ту, на несколько частей развалился. Видимо, это недавно произошло, потому как еще эти куски не скрошились и их вполне можно было соединить в одно целое. Эти кирпичи такие только на первый взгляд крепкие, а уронишь такой вот кирпич - и все. Тоже мне - твердыня, скоро крошиться начнет и оконча-тельно превратится в мусор, смешается с землей и все.